Диссертация (1136289), страница 29
Текст из файла (страница 29)
Последний король Саксонии. В результате волнений солдат и рабочих в 1918 г. был вынужденотречься от престола. После переехал в замок Сибилленорт, где прожил остаток дней. Подробнее о нем см.: Kracke F.Friedrich August III. Sachsens volkstümlichster König. Ein Bild seines Lebens und seiner Zeit. München, 1964; Luise vonToscana. Mein Leben. Dresden, 1991; Fellmann W. Sachsens letzter König, Friedrich August III.
Leipzig, 1992; BestenreinerE. Luise von Toskana. Skandal am Königshof. München, 2000; Reimann H. Der Geenich. Anekdoten über den letzten Königder Sachsen. Leipzig, 2007.277Die Feier des fünfhundertjährigen Bestehens der Universität Leipzig … S. 87.275128были приглашены почетные гости. Заметим, мероприятие не значилось вофициальной программе, предназначенной для широкого распространения, ноупоминалось в юбилейном сборнике. Попасть на прием к королю можно былотолько по особым приглашениям278.Активное участие Фридриха Августа III в праздничных церемониях нашлосвое отражение и в праздничных речах.
Правда, ректор К. Биндинг в первомвыступлении на открытии юбилея почти ничего не сказал о роли государства вразвитии университета. Более того, с самого начала он заявил, что проходящееторжество – это праздник науки (Fest der Wissenschaft) и что университет, будучикорпорацией, принципиально отличается от государственных органов: «Он[университет] обладает собственной душой, собственным телом, которые служат егоединственной цели.
Эта цель лежит по другую сторону от государства, органамогущественной воли, но не органа познания как такового»279. Однако после ректораслово взял король. В своей речи он упомянул про заслуги своих предков: маркграфаФридриха IV, курфюрста Морица, королей Йохана и Альберта.
Саксонскийправитель назвал университет «средоточием науки» (Pflanzstätte der Wissenschaft), атакже «оплотом верных убеждений о короле и Отечестве, кайзере и Империи» (Hortguter Gesinnung gegen König und Vaterland, Kaiser und Reich)280. Ответноевыступление Биндинга уже было целиком и полностью посвящено заслугамправителейв развитииучебного заведения. Ректор незабыл напомнитьсобравшимся, что их альма-матер появилась благодаря Веттинам, и что она всегдаразделяла судьбу правителей из этой династии и в темные, и в светлые времена.Биндинг подтвердил, что подаренная ему Фридрихом Августом III ректорская цепь –278UAL. Rep.
3/16/003. Universitätsjubiläum vom 28. Juli bis 31. Juli 1909. Festordnung; Die Feier desfünfhundertjährigen Bestehens der Universität Leipzig … S. 58.279«Sie hat eine eigene Seele, einen eigenen Körper, und beide dienen einem einzigen eigenen Zweck. Dieser aberliegt ganz jenseits des Staates, der Organ machtvollen Willens, nie aber Organ der Erkenntnis als solcher ist» (Die Feier desfünfhundertjährigen Bestehens der Universität Leipzig … S. 81).280Ibid.
S. 87.129это символ 500-летней университетской истории 281 . Оплотом монархии назвалуниверситет министр культуры и общественного образования Г. Бек и многие другиеораторы, так что в большей части речей и тостов вырисовывается вполнеоднозначный праздничный лейтмотив – нерасторжимый союз университета игосударства, приводящий к обоюдной выгоде обеих сторон. Конечно, в этомлейтмотиве можно при желании найти и исключения.Например, профессор В.
Вундт, выступая с речью перед гостями, представилначальную историю университета совсем иначе, нежели до этого сделали король иректор: главную роль в основании нового учреждения сыграл не Фридрих IV, астуденты и преподаватели, приехавшие по его приглашению из Праги. Вундтпытался подчеркнуть уникальность Лейпцига, его отличия от Пражского и другихуниверситетов, в том числе германских. Главное из них, по мнению Вундта,заключалась в том, что Лейпцигский университет был основан не кайзером, папой,князем или городом, а выходцами из академического сообщества, что определиловектор развития университета на долгие века вперед.
Событие 1409 г. определялосьВундтом не иначе, как «самооснование» (Selbstgründung) и объявлялось уникальнымявлением в немецкой истории282. Вундт затронул все ключевые события из жизниЛейпцигского университета. Его лекция, опубликована в 1909 г., заняла 83страницы. Интересно, что по свидетельствам очевидцев, выступление Вундта,длившееся почти целый час, мало кому запомнилось. Как писал впоследствии членделегации от Кембриджского университета в «The Cambridge Review», Вундтговорил очень тихо, а в фойе главного корпуса, где он выступал, былостолпотворение, так что оратора могли слышать только у трибуны283.281Ibid.
S. 89.Wundt W. Festrede zur 500jährigen Jubelfeier der Universität Leipzig. Mit einem Anhang: die LeipzigerImmatrikulationen und die Organisation der alten Hochschule. Leipzig, 1909. S. 2.283The Cambridge Review. 1909. 9 Dec. P. 178.282130Рассмотренные документы и свидетельства позволяют сделать однозначныйвывод о том, что знание о прошлом в юбилеях германских университетовфункционировало точно по таким же правилам, что и в России, выступая в качествесвязующего звена между университетом и внешним миром. В России, где многиепредставители ученогосословия и студенчества находились в оппозициигосударству, ссылки на недавнее прошлое служили подспорьем для громкихполитических высказываний, в то время как в Германии, где университетынаходились в тесном союзе с государством, исторические события и герои былипризваныукрепитьвзаимовыгодное сотрудничествомежду академическимисообществами и властью.Таким образом, вне зависимости от состояния социально-политическогоконтекста ученые корпорации не продуцировали историческое знание автономно, австраивали его в априорную теоретическую систему, где любые интерпретации итрактовки прошлого подчинялись нуждам настоящей минуты.
Причем такиеманипуляции с историческим знанием происходили не только в целях защиты передлицом внешней опасности или преодоления краткосрочных трудностей, но и радизакрепления сложившейся системы отношений между университетом, с однойстороны, и, например, государством – с другой.3. 3.
Образы основателей университетов в юбилейных текстах и ритуалахЮбилейные торжества порождали бум статей, монографий и памфлетов обосновании университета. Временами это были ничем не примечательные тексты,встраивавшиеся в проторенное русло самоописания университетов, но иногда новыеисторические публикации приводили к радикальному переосмыслению «истоков»,миссии и будущих задач ученой корпорации. Проиллюстрировать это можно напримере юбилеев двух университетов – Московского и Берлинского, во времяпроведения которых неоднократно звучали имена людей, которые сегодня оченьчасто именуются их основателями – М. В. Ломоносова и В. фон Гумбольдта.131Одна из самых ранних и в то же время запоминающихся оценок Ломоносовакак основателя Московского университета была сформулирована А.
С. Пушкиным:«Ломоносов был великий человек. Между Петром I и Екатериною II он одинявляется самобытным сподвижником просвещения. Он создал первый университет.Он, лучше сказать, сам был первым нашим университетом»284. Сегодня выдержки изэтого изречения можно встретить во многих книгах и статьях научного и научнопопулярного характера. Проблема заключается в том, что до 1825 г. о Ломоносовеговорили как о «стихотворце» и ученом, но никак не основателе Московскогоуниверситета.Основным свидетельством участия Ломоносова в создании Московскогоуниверситета стало опубликованное в 1825 г.
в «Русском телеграфе» письмо,написанное Ломоносовым Шувалову в июне или июле 1754 г. 285 Эта публикациядала старт последующей героизации российского ученого. В письме содержалсярадостный отклик Ломоносова на идею открыть в России университет и черновойплан его устройства, впоследствии отредактированный Шуваловым. Авторствоокончательной версии проекта, поданной в Сенат, принадлежит И. И.
Шувалову.Упоминаний о Ломоносове там нет. В современной историографии принято считать,что документ был составлен Шуваловым и Ломоносовым вместе286. В пользу этойгипотезы есть несколько косвенных свидетельств. К примеру, в 1760 г. Ломоносовпросил Шувалова помочь ему получить новую должность вице-президентаАкадемии наук. В числе прочих заслуг, о которых он напоминал графу, указано:«…и прежде всего советы давал о Московском университете»287.284Пушкин А. С. Собр.
соч.: в 6 т. / под общ. ред. Д. Д. Благого, С. М. Бонди, В. В. Виноградова, Ю. Г.Оксмана. М., 1969. Т. 6. С. 274.285Ломоносов М. В. ПСС: в 10 т. / гл. ред. Ю. С. Осипов. М.; СПб., 2011–2012. Т. 10. С. 508–514.286Участие Ломоносова в составлении проекта исследовалась еще в советское время. Подробнее об этом см.:Пенчко Н. А. Основание Московского университета. М., 1953. С.
34–81; Андреев А. Ю. Лекции … С. 53–60.287СПФ АРАН. Ф. 20. Оп. 3. Д. 55. Л. 22–23. В историографии нередко цитируются также записанныеИ. Ф. Тимковским рассказы Шувалова, где есть упоминание о том, как Шувалов спорил с Ломоносовым приобсуждении проекта и устава Московского университета (Тимковский И. Ф. Записки // Русский архив. 1784. Кн. 1.Вып. 6. С. 1453).132В юбилейной истории, написанной С.
П. Шевыревым к 100-летиюуниверситета, Ломоносов упоминается в числе основателей наравне с императрицейЕлизаветой и И. И. Шуваловым. Со времен выхода этой книги в российскомисториописаниизакрепиласьконцепциятрехоснователейМосковскогоуниверситета. Место Ломоносова в этой триаде нужно уточнить. С одной стороны,он горячо поддерживал замысел Шувалова и помогал ему составлять проектбудущего учебного заведения, но с другой – никакого участия в жизни университетане принимал 288 , так как с 1754 г. и вплоть до своей смерти в 1765 г. вообще неприезжал в Москву, отдавая все силы петербургской Академии наук.ВовторойполовинеXIXв.героизацияЛомоносовабылаинтенсифицирована 289 . Колоссальную роль в этом процессе сыграли юбилеи каксамого Ломоносова, так и Московского университета.
В 1855 г., когда университетотмечал свое 100-летие, о Михаиле Васильевиче вспоминали прежде всего как облистательном ученом, который, по словам М. П. Погодина, «возделывал одинакововсе отрасли знания»290. Этот сценарий будет продолжен во время столетнего юбилеясо дня смерти Ломоносова в 1865 г., празднования которого приобреливсероссийский размах291. К примеру, академик Я. Г.
Грот, выступая 6 (19) апреля1865 года с речью в Императорской академии наук подчеркнул, что Ломоносов впервые сто лет после смерти «считался законодателем в поэзии, красноречии,языке», а теперь на передний план выходит его «общественная деятельность, его288Ломоносов М. В. Указ. соч. Т. 10. С. 539; Кулябко Е. С. М. В. Ломоносов и учебная деятельностьПетербургской академии наук. М.; Л., 1962. С. 45–48. О проблемах, с которыми сталкивался Ломоносов присамоутверждении в высшем свете см.: Кулакова И.
П. Михаил Ломоносов: жизненные стратегии в контексте эпохи //Вестник Московского университета. Серия 8. История. 2011. № 5. С. 26–28).289Легко заметить контраст между полувековым юбилеем Московского университета, на котором вся славадосталась Шувалову, Елизавете и царствовавшему тогда Александру I (Цветаев Л. Слово о взаимном влиянии наук назаконы и законов на науки. На день торжественного празднования Императорского Московского университета, облагополучно совершившемся пятидесятилетии его существования.
Читано в публичном оного университета собрании30 мая 1805 г. М., 1805), и торжествами 1830 г., когда при активном участии М. П. Погодина главным основателемМосковского университета все чаще стали считать Ломоносова (Речи и стихи, произнесенные на торжественномсобрании Императорского Московского университета июня 26 дня 1830 г. М., 1830).290Погодин М. П. Воспоминание о Ломоносове // ЖМНП. 1855. Ч. 85.