Диссертация (1136289), страница 32
Текст из файла (страница 32)
этииздания воспринимались как научные, в соответствии с теми критериями научногознания, которые господствовали в университетах на рубеже Нового и Новейшеговремени. Кроме того, праздничные истории университетов отнюдь не всегдавыхолащивались по требованиям университетского руководства или юбилейныхкомиссий. На страницах этого вида юбилейных изданий нередко описывалисьдалеко не самые позитивные стороны университетской жизни, в том числе ивнутренние противоречия между членами корпорации.
В данной работе юбилейныеистории интересуют нас не как один из аспектов развития университетскойисториографии, а как продукт юбилейного торжества, содержание которогоотражает целый ряд определенных конвенций, заключенных между разнымипредставителями ученой корпорации.Судяпоформатуиограниченнымтиражам,юбилейныеисторииуниверситетов не предназначались для широкого круга читателей. Как показываютделопроизводственные документы, данные книги предназначались сравнительноузкомукругучитателей.Ихдарилипочетнымгостям,рассылалипокнигохранилищам разных учреждений и ведомств, включая министерства, раздавалипрофессорам и приват-доцентам.
Порой библиотеки других городов и стран самиотправляли запросы в университет с просьбой прислать им экземпляры его новой142юбилейной истории319. Сведений же о широкой распродаже этого рода изданий у наснет. И это при том, что ректоры, юбилейные комиссии, а в Германии даже иправительственные чиновники уделяли их подготовке такое внимание, тратили наэто сравнительно большое количество сил и средств.Анализ содержания юбилейных историй с использованием нарротологическихметодик позволяет разглядеть латентное назначение данных сочинений и выявитьспецифические формы репрезентации прошлого, которые предлагали историки.Именно в таком качестве я сопоставлю юбилейные истории Берлинского,Лейпцигского и Казанского университетов. Нарратология предлагает рассматриватьлюбой исторический текст как последовательно выстроенное повествование,структурное и смысловое единство которого определяется причинно-следственнымисвязями и универсальными дескриптивными категориями.
Французский историк ифилософ П. Рикёр в качестве таких категорий выделял две – «событие» и «героя».Обратившись к юбилейным историям университетов, мы можем выделить какминимум два уровня событий, связанных как с университетом, так и с болееширокими контекстами. Например, в «Истории Королевского университета имениФридриха Вильгельма в Берлине» М. Ленца320 описание политической обстановки вПруссии начала XIX в. плавно переходит в рассказ о разработке университетскогопроекта, куда поэтапно вовлекаются все новые и новые участники: Шлейермахер,Фихте, Гумбольдт и др.321 Подборка событий и влияние каждого из них на судьбыгероев зависит от выбранного автором масштаба повествования. Так, событияпервого уровня, о которых рассказывает Ленц, – это цезуры из немецкойполитической истории: противостояние с Наполеоном 1806–1815 гг., революция1848 г., провозглашение Германской империи 1871 г.322 События второго уровня –319UAHUB.
R/S 16.UAHUB. Phil. Fak. 1418. Bl. 2.321Lenz M. Geschichte der Königlichen Friedrich-Wilhelms-Universität zu Berlin: 4 Bde. Halle a. S., 1910. Bd. 3.322Ibid. Bd. 1. S. 148 ff; Bd. 2. 2. S. 186, 351 ff.320143институциональная история университета и факультетов, взаимоотношения междучленами корпорации, жизнеописания профессоров.Такая техника повествования позволяет авторам создавать свои произведенияв жанре событийной истории, что позволяет нам увидеть внутреннее разнообразиеуниверситетской жизни: ученая корпорация предстает перед нами не как застывшаяво времени абстрактная структура, но как двигающийся живой мир со всеми егосложностями и противоречиями.
Этому в значительной степени способствуютописания событий первого слоя (революции, войны, реформы – любые цезурыполитической истории), потому что последствия от них затрагивают судьбы многихлюдей и институций в рамках целой страны, в том числе и в университете. Сменамасштабов может быть продуктивной не только в рамках университетскогоисториописания, но и при соотношении, скажем, истории университета с историейрегиона или страны.Возможности подобной оптической перестройки зависят от того, какиесобытия автор выбирает в качестве опорных пунктов своего повествования, инымисловами, в каком контексте он хочет показать историю университета? Если у М.Ленца основание Берлинского университета намеренно показано в контекстешироких административных и просветительских реформ, начатых в Пруссии вначале XIX в., то Н.
П. Загоскин выбирает в своей юбилейной историипринципиальноинуюстратегиюрепрезентациипрошлого,предпочитаяограничиваться локальными контекстами. Примечательно, что 1-й том «Истории…»Загоскина начинается не с многообещающих реформ Александра I, которые поаналогии с прусскими, сыграли важную роль в истории страны и вполне подходилина роль отправной точки для рассказа о зарождении Казанского университета.Загоскин намеренно сужает первый уровень повествования до масштабов одногогорода, открывая свое сочинение с рассуждений о том, когда в Казани начали144распространяться слухи об открытии университета 323 , после чего следует краткийисторический очерк о Казанской гимназии.Выбор такой стратегии повествования нельзя назвать случайным. Как мыпомним, проект Н.
П. Загоскина уже на ранней стадии подготовки к юбилею вкачестве цезур предусматривал назначения и отставки попечителей, а также«училищные визитации» ревизоров. Вопрос заключается в том, чем былмотивирован именно такой выбор нарративного масштабирования, если форматпраздничнойисториивполнепозволялсвязатьуниверситетссобытиямиалександровской эпохи. Вероятно, выбор Загоскина можно объяснить как родом егопрофессиональных занятий (в Казани он был известен прежде всего как историкправа и краевед, поэтому в вопросах локальной истории он чувствовал себя гораздоувереннее), так и изначальной установкой провинциального университета насамопозиционирование себя в качестве локального научно-образовательного центра,границы влияния которого ограничиваются Казанским учебным округом.Но если в «Истории…» Загоскина мы по-прежнему можем выделить двауровнянаррации,товисториифакультетовЛейпцигскогоуниверситетаприсутствует только один.
В центре повествования там находятся историческиеочерки семинаров, институтов и лабораторий с небольшими вкраплениямибиографической информации о некоторых ученых и администраторах, чьи личныезаслуги на научном поприще составляют структурообразующий элемент рассказа324.В качестве опорных событий в данном случае выбираются назначения или отставкируководителей семинаров и лабораторий, что по замыслу очень похоже навыбранную Загоскиным стратегию создания локализированной модели прошлого,только реализовано это на основе не университета в целом, а его структурныхподразделений.
Например, можно заметить, что смерть очередного директора323324Загоскин Н. П. История Императорского Казанского университета … С. 1.Festschrift zur Feier des 500jährigen Bestehens der Universität Leipzig … Bd. 4. Th. 1. S. 19 ff.145филологического семинара, Р. Клотца (1807–1870), Ф. Ритшля (1806–1876), Л. Ланге(1825–1885), Г. Курциуса (1820–1885) и др., всегда начинается с нового абзаца,маркируя начало нового исторического этапа в жизни этого семинара 325 .
Чемобусловлен выбор такой стратегии? Возможно, мы имеем дело с таким случаем,когда уровень масштабирования связан с форматом самого издания. Факультеты, вотличие от университетов, гораздо меньше контактировали с внешним миром направах автономных структурных единиц, поэтому в их истории трудно найти такиецезуры, которые бы позволили связать их судьбу с судьбой города или страны.325Ibid. S. 15, 17, 19, 22.146* * *Проанализированный в данной главе массив источников позволяет утверждать, чтоюбилей как социокультурное событие в жизни ученой корпорации не простоопределял характер поведения последней во время юбилейного празднования, но ислужил для нее важным средством самоидентификации. Многочисленные переносыпраздничных дат красноречиво свидетельствуют, насколько университету быловажно провести запланированное торжество.
Ради выполнения намеченной целичлены ученой корпорации могли прибегать к многочисленным тактическим уловкам,включая пересмотр уже сложившихся конвенций относительно коллективногопрошлого, что прекрасно показывает случай с юбилеем Казанского университета,где Н. П. Загоскину пришлось подводить сложное историческое объяснение, дабылегитимировать перенос праздничной даты на более поздний срок. В данном случаевсему виной стал социально-политический контекст, к которому Казанскомууниверситету пришлось подстраиваться с необычайной гибкостью.В случае с Московским университетом мы видим наглядный пример действиямобилизационного механизма, позволившего не только университету, но и егосторонникам, выступающим за проведение в России образовательных реформ,превратитьпраздничнуюдатувзапоминающеесясобытие,использоватьторжественный повод для манифестации собственных идей и, собрав поддержку состороныобщественныхинститутов,открытовыступитьпротивполитикигосударства.В Германии подобных аналогов использования университетами собственныхюбилеев в рассматриваемый нами период выявлено не было.