Диссертация (1136258), страница 36
Текст из файла (страница 36)
Мирские (имущественные)отношения являлись для церковных авторов второстепенными по сравнению сдуховными проблемами. Если же богословы обращались к ним, то старалисьрешить по принципам евангельской простоты. Возникающие споры решались припосредничестве Церкви (епископа) неформально, поскольку формализм ибуквализм противоречили духу Писания, а компетентных должностных лиц дляразработки и применения свода процессуальных правил не было347.Наконец, целостное этическое учение об обещаниях невозможно без развитойметодологии и высокого уровня образования. Между тем каноны Декрета,написанныедовозникновениясхоластическойнаукииуниверситетов,обнаруживают неспособность авторов подняться над рассмотрением отдельныхказусов, связанных с дачей и исполнением обещаний, и сформулировать ясныеправила с использованием четкой терминологии и аргументации.Не только в раннесредневековой богословской литературе, но и в самомДекрете Грациана ни обещания, ни клятвы, ни соглашения не сталиконцептуальным центром целостного этического или правового учения о договоре.Отдельные каноны, закрепляющие общие этические правила, могли бытьиспользованы для целей правового регулирования имущественных отношенийлишь после их интеграции в правовое учение об обещаниях и договорах (см.
далееглаву 2).Итоги параграфа.Собранные в Декрете Грациана (ок. 1140 г.) церковные каноны излагали неправовое учение о договоре, а разрозненные морально-религиозные предписания347Еще в сер. XII в. споры между клириками в римской курии решались в порядке элементарнойустной процедуры, без четких процессуальных правил. Дж. Брундаж цитирует документодного аббата из Фландрии, в котором описана неформальная устная процедура в три стадии(1) публичное заседание, 2) тайное совещание, 3) публичное вынесение решения) в папскомконсистории при Евгении III (середина XII в.).
См.: Brundage J. The medieval origins of the legalprofession: canonists, civilians, and courts. Chicago, 2008. P. 154.141христианских богословов проявлять добродетель честности и справедливости,избегать греха обмана в отношениях из обещаний и соглашений междухристианами. Позиции теологов поздней Античности и раннего Средневековья повопросам заключения, действительности, исполнения и неисполнения обещаний исоглашений освещали проблемы договорного права фрагментарно и зачастуюпротиворечиво, с использованием последовательной терминологии и без ясныхпроцедур решения споров, связанных с заключением и исполнением обещаний.
Вцелом формальное регулирование договоров было не совместимо с духомевангельской простоты, которым проникнуты каноны Декрета.§ 3. Аристотелевская философская основа схоластической интерпретациидоговорных отношений.Необходимость Свода Юстиниана и канонов Декрета Грациана длявозникновения правовых учений о договорах, соглашениях и обещанияхсредневековых ученых юристов очевидна уже в силу их общего значения дляразвития правоведения в первых университетах Западной Европы. Однако уместноли называть третьей отправной точкой исследуемого нами процесса античнуюфилософскую традицию? Точнее, какие именно элементы этой многообразнойтрадиции? Не только современные исследователи, но и сами средневековыеюристы называли основой своей науки Дигесты Юстиниана или святое Евангелие,а не этику или логику перипатетиков или стоиков (см.
далее главы 2–3).При рассмотрении законов Свода и канонов Декрета нам удалось обнаружитьлишь отдельные вкрапления античного философского знания в положения одоговорах, соглашения и обещаниях (ср. выше §§1–2). При этом ни в Своде, ни вканонах Декрета нет и общего учения о договоре. Связано ли это обстоятельство снедостаточным использованием философского «ресурса» римскими юристами ихристианскими богословами? В данном параграфе речь пойдет именно обэтическом и методологическом потенциале греко-римской философии дляобобщения положений об отдельных договорах и обещаниях. В фокусеисследования наследие Аристотеля, Цицерона и Фомы Аквинского, поскольку онине только размышляли над этическими основами договорных отношений и142методами их упорядочения, но и были известны правоведам XII–XVI вв., а значит,могли повлиять на их представления об интересующем нас в данной работеправовом институте.По сравнению с римским правом и христианскими канонами, античноефилософское наследие к началу деятельности первых юридических школ в Италииотличалось еще меньшим единообразием и целостностью.
Через «фильтр»раннесредневековой рукописной традиции до схоластов XII в. дошли лишьразрозненныефрагментыбогатейшейиразнообразнойгреко-римскойфилософской традиции348. Потребности схоластической науки в авторитетномтексте как объекте толкования (см. далее главу 2) и институционализацияпреподавания философского знания на факультете (семи) свободных искусств всредневековых университетах привели к формированию определенного канона«трех философий» — грамматики, риторики и диалектики, составлявшихтривиум349.Грамматику преподавали по учебным пособиям Присциана Цезарейского(V в.) и Мавра Сервия (IV в.), риторику — по работам Цицерона и Квинтилиана,диалектику (логику) — по комментариям Боэция (ум.
524 г.) к работам Цицерона иАристотеля (в XII – пер. пол. XIII вв. они составляли канон «древней логики», vetuslogica), а с середины XIII в. — по «Органону» Аристотеля («новая логика»,включавшая «Аналитику», «Топику», «Софистические опровержения») 350.Границы философского знания первых толкователей Свода Юстиниана иканоновДекретаГрацианаопределялись(упрощенной)аристотелевскойтрадицией, прежде всего, диалектикой (логикой), а позднее и этикой. Л.
Ломбардии Ф. Карпинтеро утверждают, что первые правоведы Запада взяли из античного348349350Многообразие взглядов философов признавали сами древние. Уже римский эрудит Варрон(ум. 27 г. до н.э.) разделил греческую философию на 288 школ. См.: Асмус В.Ф. Античнаяфилософия. 2-е изд. М., 1976. С. 495.См.: Leff G. The faculty of arts // A History of the University in Europe. Vol. 1. Ed.
Rüegg W.Cambridge, 1992. P. 307–335.В указанном виде разделы тривиума упомянуты в «Глоссе» Аккурсия. Опора на комментарииБоэция выражается в том, что топику (топическую аргументацию) «Глосса», по примеруБоэция, причисляет к диалектике, тогда как Цицерон относил ее к риторике. См.: PadoaSchioppa A. Storia del diritto in Europa. Dal medioevo all‘età contemporanea. Bologna, 2007. P.
92.143философского знания только логику351, которая и составила основу схоластическойправовой науки (см. далее главу 2). Между тем, как показывает настоящееисследование, огромный потенциал для осмысления договорных отношений имелоэтическое учение Аристотеля из Стагиры о добродетелях и их реализации вотношениях обмена. Но интеллектуалы Западной Европы начали узнаватьАристотеля-этика лишь с середины XIII в., вскоре после перевода на латинскийязык его этико-философских произведений, прежде всего, «Никомаховой этики».Внимание правоведов этика греческого философа привлекла гораздо позже, послеосмысления идей Стагирита в контексте средневековой культуры ФомойАквинским.
Фома довершил превращение Аристотеля в языческого, нобезгрешного «учителя тех, кто знает» (Данте, Ад, III, 43), в Философа352 всегоСредневековья353. Лишь эпоха Возрождения приобщила интеллектуалов ЗападнойЕвропы к иным научным школам древности.Впрочем, именно томистская интерпретация этики отношений обменазначительно приблизила ее применение к договорному праву по сравнению сперваначальным замыслом Аристотеля.3.1. Этическая трактовка отношений обмена Аристотелем.Длябольшинствадревнегреческихфилософовотношенияобменаматериальными благами — предмет этики, то есть практического знания оповедении, ведущем человека и общество к счастью через следованиедобродетелям.
Аристотель яснее всего выразил свою позицию по данному вопросув «Никомаховой этике» — небольшом произведении, вероятно, написанном самим351352353Lombardi L. Saggio sul diritto giurisprudenziale. Milano, 1967. P. 106 f.; Carpintero F. «Mositalicus», «mos gallicus» y el Humanismo racionalista, Una contribución a la historia de lametodología jurídica // Ius Commune. 1977. N. 6. P. 114 f. Данный вывод в целом подтверждаютисследования Otte G.
Dialektik und Jurisprudenz: Untersuchungen zur Methode der Glossatoren.Frankfurt am Main, 1971; см. далее главу 2).Уже Петр Альфонси (из испанских сефардов) в нач. XII в. назвал его Философом. См.:Воскобойников О.С. Тысячелетнее царство. 300 – 1300 гг. С. 362. Философом (без уточнения)называют его и поэт Данте, и юрист Бальд и другие ученые позднего Средневековья.Начиная с Петрарки и до Гассенди, Галлилея, Пуфендорфа и Барбейрака, передовыемыслители Нового времени будут бороться с абсолютизацией аристотелизма в науке ивысшем образовании, указывая на ошибки Философа и высмеивая тех, кто считаларистотелизм пределом человеческих познаний.144философом для своего сына Никомаха. Элементарный характер работы сместил еев тень двух других этических трактатов аристотелевской школы (Большой иЕвдемовойэтик)впериодАнтичности,но способствовалневероятнойпопулярности в средневековой Европе после перевода на латинский язык в XIII в.Потенциал этического учения Аристотеля для правового регулированиядоговорных отношений связан, прежде всего, с особым взглядом философа наэтику, по сравнению с предшествующей традицией (прежде всего, с Платоном,дружба с которым оказалась не дороже истины, как следует из EN.
1.4, 1096a 10–15). Стагирит относит этику к сфере материального (а не идеального, как училПлатон) и подчиняет ее сознательному выбору (воле) человека, а не власти Рока(как досократики) и не отвлеченного интеллекта (по Сократу и Платону) 354. Такэтика приобретает свою «оптимистичную» телеологичность (Ф.Х. Кессиди),выражая стремление всякого человека к высшей цели (благу, счастью) (EN 1.5,1095b 15; 10.6 1176b 5)355. Второй важный принцип этики — ее практическийхарактер. Аристотель утверждает, что нужно не только знать, что есть добродетель,и хотеть следовать ей, но и применять знание к конкретной ситуации, посколькузнание по своей природе носит общий характер, а действие всегда частно (EN.