Диссертация (1136258), страница 34
Текст из файла (страница 34)
Мф.10.10,Лк 10.7, Тим. 5.18 «трудящийся достоин награды своей».Ambrosius. De officiis ministrorum, 1, 28, 132 (Quo in loco aiunt placuisse stoicis quae in terrisgignantur, omnia ad usus hominum creari). Ibidem. 3, 4, 24 (homo qui secundum naturae formatusest directionem, ut oboediat sibi, nocere non possit alteri; quod, si qui nocet, naturam violet).Aug. De Trinitate, 13, 3, 6. Там же Августин приводит в пример добродетельного покупателя,который заплатил подобающую цену за ценную книгу, несмотря на то что продавец не знал ееподлинной ценности и готов был продать слишком дешево.Aug.
De civitate Dei, 11, 16 (usus utilitatis).132ни целостного учения о справедливой цене, ни о последствиях совершения сделокв отклонение от нее326. Ясность в данные вопросы не вносят и решения церковныхсоборов. В Декрет Грациана включен канон 36 Толедского собора 633 г., которыйпризывает епископа исполнить свое обещание оплатить работы, произведенные вего церкви, «какую бы выгоду ни пообещал в награду», лишь при условииодобрения сделки поместным собором, «ибо... достоин работник своей платы»(«Quicumque suffragio» C.12, q. 2, c.
66). Цель канона не в определениисправедливой цены работ и услуг подрядчика, как можно было бы подумать появной ссылке на Евангелие (Мф 10.10), а в контроле церкви за расходованиемцерковного имущества, ведь одобрение сделки поместным собором означает, чтоепископ должен заплатить подрядчику, сколько бы он ему ни обещал. Кроме того,ни один канон Декрета не раскрывает ни порядок определения справедливой цены,ни последствия заключения сделки по «несправедливой» цене. Также из каноновДекрета не ясно, имеет ли значение мотив, по которому одна из сторон согласиласьотступить от справедливой цены (связано ли ее решение с влиянием обмана, угроз,заблуждения и т.
п.).Этические основания имеет еще одно важное ограничение действительностиобещаний — влияние существенно измененившихся обстоятельств на ихисполнение. Свод Юстиниана не содержал правила насчет обстоятельств,затрудняющих исполнение. В отдельных казусах Дигест римские юристы чащеотказывались признавать их влияние на обязательство, относя затруднения к«неудобствам» должника327. Если же затруднения влекли за собой невозможностьисполнения, то знатоки права различали первоначальную и последующуюневозможности исполнения (impossibilitas). В первой ситуации они констатировали326327См.
Baldwin J.W. The medieval theories of the just price: Romanists, canonists and theologians inthe 12th and 13th centuries // Transactions of the American Philosophical Society. 1959. Vol. 49.P. 3–92; Gordley J. Equality in exchange // California Law Review. 1981. Vol. 69. N.6. P. 1587–1656; Decock W. Theologians and contract law: the moral transformation of the ius commune (ca.1500–1650). Leiden, Boston, 2012. P.
507Так, в связи со стипуляцией, Венулей писал о «трудности передать (обещанное)»(D. 45.1.137.4). По его мнению, «в целом причина трудности относится к неудобству дляобещавшего, а не к препятствию для стипулировавшего» (difficultatis ad incommodumpromissoris, non ad impedimentum stipulatoris pertinet). Значит, обещавший все равно долженнести бремя исполнения.133невозможность обязательства328 и обсуждали лишь право кредитора требоватьвозмещения убытков, если должник скрыл от него изначальную невозможностьисполнения329.
Вторую группу казусов римские юристы связывали с риском,вызванным форс-мажором или случаем330. В целом и юристы-классики, и ихвизантийские преемники придерживались позиции нерушимости «правовых оков»(обязательства) между контрагентами. Так что во всем Своде удается найти лишьотдельные примеры допустимости измененить договорное обязательство, когда онов силу непредвиденных обстоятельств стало «неудобным» должнику331.Для западных богословов определяющей в данном вопросе стала позицияАвгустина. Рассуждая о лжи по необходимости в одной из проповедей периода 394–418 гг.
по поводу псалмов, он отказался признавать лжецом должника, которыйотказывается выполнить договор ради блага самого кредитора (вернутьполученный на хранение меч поклажедателю, который тронулся умом). «В такомслучае, — поясняет богослов, — тот, кому меч передан на хранение, не лжетсердцем, поскольку, когда он давал обещание вернуть (меч), не думал, что требовать(меч) обратно будет сумасшедший»332. Августин, несомненно, заимствовал примеру Цицерона, и с его помощью открыл для католических богословов одно извозможных исключений из общего правила обязательности обещаний.
Именно его328329330331332Цельс, D. 50.17.185: «невозможное не может быть предметом обязательства» (impossibiliumnulla obligatio est), изначально в отношении стипуляции, но в Дигестах, благодарявизантийским составителям, как общее правило (regula iuris).Ульпиан, D.
11.7.8.1 о продаже религиозного участка земли и возможности покупателяпредъявить actio in factum, так как иск из купли-продажи невозможен ввиду ничтожностипоследней. Модестин, D. 18.1.62.1 о продаже священных, религиозных или публичныхучастков и взыскании убытков по иску из купли с обманувшего продавца. Лициний, D.
18.1.70о действительности купли свободного человека как раба в результате обмана продавцомпокупателя.Павел, D. 18.1.34.6 по поводу исполнения альтернативной обязанности продавца передатьодного из двух рабов, риск непредвиненной смерти которого полностью лежит на нем каксобственнике.В их числе изменение цены товара с недостатками, арендной платы колона за землю в случаенеурожая (D. 19.2.15.4; с оговоркой о справедливом распределении рисков, C.
4.65.8; 4.65.19),а также досрочное прекращение аренды в случае ремонта или нужды собственника (C. 4.65.3).См. Полдников Д.Ю. Происхождение оговорки о неизменности обстоятельств (clausula rebussic stantibus) в доктрине правоведов средневекового ius commune // Вестник Московскогоуниверситета. Серия 11 Право. 2015.
N. 3. С. 35–41.Aug. Psalmum V, 7 in fine // Migne. PL. Vol. 36.134позиция нашла отражение в Декрете Грациана («Ne quis» C. 22, q. 2, c. 14, § 2),благодаря чему она стала доступна для размышлений последующих канонистов.5) Точки пересечения христианского учения об обещаниях с римскимдоговорным правом.Несмотря на отмеченные важные различия в подходах к оценке обещаний исоглашений в раннесредневековом католическом богословии по сравнению сримским правом Свода Юстиниана, между ними удается выявить и точкипересечения, которые станут залогом развития римско-канонической договорнойдоктрины ius commune. Все они ведут к этическим основаниям западногохристианства и римского права. Только в христианском предании этика являетсяосновным объектом рассуждений богословов, а римские юристы относили ее кподразумеваемым основаниям своих юридических ответов.Несмотря на разные истоки античной и христианской этики, римское право изападное богословие оказались продуктами одной культурной среды и однойИмперии.
Благодаря длительному сосуществованию двух культурных линий,католические богословы заимствовали и адаптировали немало этическихконцепций античной цивилизации, прежде всего греческих и римских стоиков (аначиная с Альберта и Фомы — аристотелизма)333, а также в значительной мере«юридизировали» богословский дискурс, акцентировав роль божественного закона(lex aeterna), добродетели справедливости (iustitia), внутреннего суда священниканад кающимся грешником.В результате вряд ли кто-то из отцов Западной Церкви возразил бы противрегулирования мирских отношений по таким предписаниям римского права(praecepta iuris), как: жить честно, не чинить вред другому, воздавать каждомусвое (право) (Ульпиан, в 1-й книге «Правил», D. 1.1.10.1).
Последнее из названных333Примеры обращения Амвросия, Августина, Исидора к произведениям стоиков, Цицерона инекоторым юридическим концепциям см. выше. Об античных истоках важных христианскихдобродетелей см.: Архим. Платон (Игумнов). Добродетель // ПЭ. Т. 15. С. 472–486 (соссылками). Г.В. Мальцев всю религиозно-философскую концепцию христианского(западного) естественного права оценивает как «результат прививки к христианскому стволуестественно-правовых идей античной философии, в основном идей Аристотеля и стоиков,сочетание разнородных начал — античного натурализма и христианского историзма.(Мальцев В.Г. Культурные традиции права.
С. 300). Об обратном влиянии христианской этикина римское право см.: Biondi B. Il diritto romano christiano. Milano, 1952–1954.135предписаний относится к справедливости (iustitia), которая служит основой дляостальных и для самого права (само слово право (ius) Ульпиан связывает с iustitia,D. 1.1.1 pr.).Понимание справедливости Ульпианом (а значит, и другими римскими ивизантийскими юристами, ср. Inst. 1.1) как постоянной воли воздавать каждомусвое (право) сближает ее с важнейшей (кардинальной) добродетелью человека вэтике Цицерона, стоиков, а также Платона и Аристотеля. В представленииЦицерона, справедливость как свойство души (или воля) воздавать каждому свое(Cic.
De invent. 2.53.160) основывается на природе (естественном законе) 334 изаключается в том, «чтобы, во-первых, никому не причинять вреда; во-вторых,служить общей пользе»335. Тем самым римский мыслитель предвосхитилвзаимосвязь справедливости с одним из двух основных ориентиров римскогоюридического искусства (ars iuris) — пользой (utilitas) (см. выше § 1). Также впредставлении Цицерона, а до него у греческих философов (Платон, Аристотель,стоики), справедливость включает и aequitas, «момент равенства, соразмерности,эквивалентности в человеческих взаимоотношениях»336.В этическом учении и воззрениях римских юристов наряду с естественнымоснованием (природой) справедливость опирается на добросовестность (bonafides).