Диссертация (1136137), страница 28
Текст из файла (страница 28)
Все это хорошо объясняет оченьразнородные уровни волатильности типа B в демократиях Латинской Америки иАзии.Для посткоммунистических стран картина более сложная. Во-первых,кейсы Чехии, Словакии и Словении стоят особняком из-за их близости к зрелымдемократиям, и это можно объяснить ролью благоприятных факторов,сопутствующих процессу демократизации - «притяжением» Европы, прямо и/иликосвенно дисциплинировавшим политиков.Во-вторых, в некоторых странах относительно волатильности типа Aнаблюдается примерно тот же паттерн, что и в молодых демократиях ЛатинскойАмерики и Азии, но он сочетается со стабильно высокой волатильностью типа B.Потому можно предположить схожую логику функционирования партийных152систем с точки зрения ее склонности к радикальным трансформациям (этасклонность низка), но в то же время избиратели во всех посткоммунистическихстранах с клиентелистскими связями имеют, по-видимому, обыкновение менять«патронов».
Это может быть связано, например, с тем, что избиратели здесь всреднем меньше зависят от патронов, чем в более бедных странах ЛатинскойАмерики и Азии210, и, следовательно, патронам сложнее контролироватьклиентов, а также избиратели-клиенты проще относятся к риску потери вообщевсякого патрона при отказе от поддержки прежнего.В-третьих, страны Прибалтики, Польша и Украина демонстрируютпопулистскую и/или эксперименталистскую волатильность.Из этих двух видов волатильности, скорее всего, более точно описываетпричины действительной трансформации партийных систем популистскаяволатильность: применительно к партиям «стратегия популизма» заключается втом, что сама новизна партии является стратегическим преимуществом:избиратели могут доверять ей только потому, что она еще не успела растерятькредит доверия211; однако, удачно выступая на выборах, некогда новая партияотдает голоса еще более новым партиям, и этот цикл оказывается достаточностабильным. Налицо «игра» политиков на разочарованности избирателей впартиях и их недоверии к политическим институтам.210О связи между клиенетлизмом и экономическим развитием см., например: Kitschelt H., Kselman D.
Op. cit.О создании новых партий на выборах как об особой стратегии получения поддержки см. (описания кейсов иаргументы согласуются с нашей теоретической моделью): Sanchez O. Guatemala’s Party Universe: A Case Study inUnderinstitutionalization // Latin American Politics and Society. – 2008. – Vol. 50, № 1. – P. 130; Sanchez O. Party NonSystems: A Conceptual Innovation // Party Politics. – 2009. – Vol. 15, № 4. – P. 487-520; Haughton T., Deegan-Krause K.Hurricane Season: Systems of Instability in Central and East European Party Politics // East European Politics andSocieties and Cultures.
– 2015. – Vol. 29, № 1. – P. 61-80. Последняя из упомянутых статей свидетельствует о том,что проблема высокой волатильности акутальна для посткоммунистических партий даже спустя 20-25 лет посленачала демократизации; наша теоретическая модель, предполагающая, что популистская волатильностьсоответствует определенному равновесию в теоретико-игровом смысле слова, т.е., фактически,институционализированным практикам, объясняет эту устойчивость.211153Концепция популистской волатильности также объясняет тот факт, чтовысокие уровни волатильности в некоторых посткоммунистических странахсвязаны со «стороной предложения» не в меньшей степени, чем со «сторонойспроса»: новизна («игра» на разочарованности избирателей) является настоящейполитической стратегией, функционально эквивалентной тому, что делают«челленджеры»-популисты в нашей теоретической модели.Наконец, существует описание посткоммунистических партийных системкак систем «структурного дисбаланса», или, если переводить точнее,«структурного не-равновесия» (structural disequilibrium)212.
Наш анализ показал,что эту в целом полезную характеристику можно скорректировать в двухаспектах.Во-первых,посткоммунистическиепартийныесистемы,демонстрирующие высокие уровни волатильности, функционируют в разныхлогиках, которые оказываются сокрытыми от взгляда исследователя, еслиобращать внимание только на общие уровни волатильности, но не на еедекомпозицию на типы A и B и их сочетания с уровнем клиентелизма. Во-вторых,даже для тех кейсов, где наблюдается высокая волатильность обоих типов,понятие «структурного не-равновесия» является точным лишь в ограниченномсмысле, потому как стратегии политиков, ведущие к появлению этого паттернаволатильности, являются, с точки зрения нашей модели, равновесными втеоретико-игровом смысле (популистская волатильность).Наконец, есть еще очень интересный вопрос, связанный с этими жесюжетами: как объяснить разные логики функционирования партийных систем вразных молодых демократиях? Почему, к примеру, страны Прибалтикидемонстрируют популистскую волатильность, а Албания – клиентелистскую?212Rose R., Munro N.
Parties and Elections in New European Democracies. Colchester, 2009. P. 43.154Почему большинство стран Латинской Америки и Азии демонстрируют именноклиентелистскую волатильность?На наш взгляд, этот вопрос заслуживает отдельного исследования, и сейчасмы не можем претендовать на сколько-нибудь полный ответ. Тем не менее, у насесть одно соображение, способное частично объяснить найденные различия. Онокасается природы авторитарного наследия: во многих странах ЛатинскойАмерики и Азии партийные структуры, созданные в период авторитаризма,продолжили достаточно успешно существовать и в демократической период: тамне было их радикальной деконструкции. Из-за этого в этих странах ужесуществовали партийные структуры, которые можно было использовать дляпостроения или развития клиентелистских сетей; парадигмальными кейсамиявляются здесь Аргентина с ее перонистским наследием 213 и Мексика смощнейшей инфраструктурой Институциональной Революционной Партии214.
Встранах этой группы существовали «организационные якоря», позволявшиезначительным политическим силам создавать клиентелистские сети без оченьбольших издержек.Там же, где партии додемократического периода оказывались по тем илиинымпричинамсломленными(чтоипроизошловомногихпосткоммунистических странах), таких «якорей» не существовало; любыепартийные клиентелистские сети должны были создаваться с чистого листа, но213Levitsky S. Argentina: Democratic Survival Amidst Economic Failure / The Third Wave of Democratization in LatinAmerica: Advances and Setbacks, ed.
by F.Hagopian and S.Mainwaring. Cambridge, 2005.214Levitsky S. From Populism to Clientelism? The Transformation of Labor-Based Party Linkages in Latin America /Patrons, Clients, and Policies, ed. by H.Kitschelt and S.Wilkinson. Cambridge, 2007. P. 219-220. См. также Geddes B. AComparative Perspective on the Leninist Legacy in Eastern Europe // Comparative Political Studies. – 1995. – Vol. 28,№ 2.
– P. 242-243; о похожих кейсах в Азии см. Hicken A., Kuhonta E. Shadows From the Past: Party SystemInstitutionalization in Asia // Comparative Political Studies. – 2011. – Vol. 44, № 5. – P. 572-597, где такжеподчеркивается большая роль институционального наследния авторитарного режима в разрезе партийнойсистемы.
В чем-то схожая ситуация наблюдалась и в Италии после Второй Мировой войны, когда ХристианскоДемократическая партия Италия использовала в качестве своей организационной основы католическуюсоциальную инфраструктуру: Leonardi R., Wertman D. Op. cit. P. 21-22.155это требует больших издержек. Отсюда следует, что в таких контекстах партиимогли выбрать более «дешевую», хотя и менее надежную, стратегиюпопулистской волатильности. Хотя эти рассуждения кажутся довольноправдоподобными, они не позволяют хорошо объяснить различия внутри группыпосткоммунистических стран (хотя, возможно, ключевую роль здесь играетстратегия бывшей коммунистической партии: удалось ли ей приспособиться кновой демократической политике или нет и в какой мере ей удалось сохранитьорганизационные и прочие ресурсы предшествующей эпохи).Пришло время вспомнить о важной оговорке, которую мы толькоупомянули в начале этого подраздела.
Она связана со следующим: наопределенной стадии анализа мы исключили из эмпирического анализа«клиентелистские демократии», имплицитно подразумевая, что в них имеетместо сравнительно высокий уровень клиентелизма; мы анализировали как частьнашей выборки посткоммунистические страны, определенное число которыххарактеризуетсяпопулистскойволатильностью,нодляэтихжепосткоммунистических стран свойственен и «умеренный» уровень клиентелизма– в «абсолютном» измерении примерно такой же, как и для «клиентелисткихдемократий».«Приписывая» некоторым посткоммунистическим странам популистскуюволатильность, мы предполагали, что клиентелизм в них функционирует не оченьэффективно. «Приписывая» некоторым демократиям клиентелизм и исключая ихиз выборки, мы предполагали, что клиентелизм в них функционирует достаточноэффективно.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
