Мотрошилова Н.В. (ред.) - История философии Запад-Россия-Восток.Книга 4-2000 (1116258), страница 20
Текст из файла (страница 20)
Каменьбыл гладкий, с одной стороны сухой, с другой — влажный и грязный", — записал в дневнике Рокантен | 9 . Чувство отвращения потомпрошло, но нечто подобное повторилось в другой ситуации. Пивнаякружка на столе, сиденье в трамвае — все оборачивается к Рокантенукакой-то непостижимо жуткой, отвратительной стороной. В кафе взглядего падает на рубашку и подтяжки бармена.
"Его голубая ситцеваярубаха радостным пятном выделяется на фоне шоколадной стены. Ноот этого тоже тошнит. Или, вернее, ЭТО И- ЕСТЬ ТОШНОТА. Тошнота не во мне: я чувствую ее там, на этой стене, на этих подтяжках,повсюду внутри меня. Она составляет одно целое с этим кафе, а явнутри"20. Итак, прежде всего от человека как бы отторгаются вещи— причем не только действительно отвратительные, но и вещи, которые принято считать красивыми, ладно сделанными человеком иливозникшими вместе с самой природой, у многих вызывающей восхищение.
Рокантен же видит плюшевую скамейку в трамвае — и егоохватывает очередной приступ тошноты. Это побуждает Рокантенавынести обвинительный акт миру вещей: "Да это же скамейка, шепчуя, словно заклинание. Но слово остается у меня на губах, оно не хочетприклеиться к вещи. А вещь остается тем, что она есть со своим крас-67ным плюшем, который топорщит тысячу мельчайших красных лапок,стоящих торчком мертвых лапок..
Громадное повернутое кверху брюхо, окровавленное, вздутое, ощерившееся своими мертвыми лапками,брюхо, плывущее в этом ящике, в этом сером небе — это вовсе несиденье. С таким же успехом это мог бы быть, к примеру, издохшийосел, который, раздувшись от воды, плывет по большой, серой, широко разлившейся реке, а я сижу на брюхе осла, спустив ноги в светлуюводу. Вещи освободились от своих названий. Вот они, причудливые,упрямые, огромные, и глупо называть их сидениями и вообще говорить о них что-нибудь.
Они окружили меня, одинокого, бессловесного, беззащитного, они подо мной, они надо мной. Они ничего не требуют, не навязывают себя, просто они есть"21. Эта филиппика противвещей — не просто описание состояний болезненного сознания, в чемСартр был великий мастер, с потрясающей силой изображая разнообразные оттенки смятения разума и чувств одинокого, отчаявшегося человека.
Здесь — корни той части сартровских онтологии, гносеологии,психологии, концепции общества и культуры, где зависимость чело-века от первой и второй (т.е. видоизмененной самим человечеством) природы изображается в самом трагическом, нега-тивном свете. Она нередко предстает и как едва ли не главнейшийисточник заболеваний личности, подобных рокантеновской тошноте.Бунтом против вещей — а заодно и против б тагостно-поэтическихизображения природы вне человека — дело не заканчивается. "Тошнота" и другие произведения Сартра содержат выразительный, талантливо исполненный обвинительный акт против природных потребностей, побуждений человека, его тела, которые в сартровских произведениях часто предстают в самом неприглядном, животном виде.Не лучше обстоит дело и с миром человеческих мыслей.
"Мысли— вот от чего особенно муторно... Они еще хуже, чем плоть. Тянутся,тянутся без конца, оставляя какой-то странный привкус"22. Мучительное размежевание Рокантена с собственными мыслями по существупереходит в обвинение против декартовского cogito, которое выписано как ощущение всяким человеком неразрывности "я мыслю" и "ясуществую", оборачивающееся, однако, еще одним глубоким болезненным надрывом: "К примеру, эта мучительная жвачка — мысль: "ЯСУЩЕСТВУЮ", ведь пережевываю ее я, Я сам.
Тело, однажды начав жить, живет само по себе. Но мысль — нет; это я продолжаю,развиваю ее. Я существую. Я мыслю о том, что я существую!... Еслибы я мог перестать мыслить! ...Моя мысль — это я; вот почему я немогу перестать мыслить. Я существую, потому что мыслю, и я не могупомешать себе мыслить. Ведь даже в эту минуту — это чудовищно —я существую ПОТОМУ, что меня приводит в ужас, что я существую.Это я, Я САМ извлекаю себя из небытия, к которому стремлюсь: мояненависть, мое отвращение к существованию — это все различныеспособы ПРИНУДИТЬ МЕНЯ существовать, ввергнуть меня в существование. Мысли, словно головокруженье, рождаются где-то позади,я чувствую, как они рождаются где-то за моим затылком... стоит мне5*68сдаться, они окажутся передо мной, у меня между глаз — и я всегдасдаюсь, и мысль набухает, набухает, и становится огромной и, заполнив меня до краев, возобновляет мое существование"23.
И опять-такиперед нами — не только и не столько описание того, что можно былобы назвать смятенным состоянием духа Рокантена. На деле здесь и вподобных пассажах сартровских произведений идет существеннаякорректировка благодушного традиционного рационализма, для которого наделенность человека способностью мыслить выступала как благо,как величайшее преимущество, дарованное человеку Богом. Сартрупотребляет все усилия своего блестящего таланта, чтобы показать,что движение рассуждения от "я мыслю" к "я существую", да и вообще процессы мышления могут стать настоящим мучением, от которогочеловеку невозможно избавиться.В "Тошноте" и других произведениях Сартр подобным же образомиспытывает на прочность глубоко впитавшиеся в европейскую культуру ценности — любовь, в том числе любовь к ближнему, общение иобщительность.
Даже святые, на первый взгляд, отношения детей иродителей, любящих мужчины и женщины Сартр препарирует поистине безжалостно, выставляя на свет божий те скрытые механизмысоперничества, вражды, измены, на которые сторонники романтизации этих отношений предпочитают не обращать внимания. Пожалуй,наиболее ярко мир общения, как его изображает Сартр, запечатлен вего драматургии.Сартр довольно поздно обнаружил в себе дар драматурга.
Находясь в плену, он написал для самодеятельного театра пьесу "Мухи".Все основные категории экзистенциалистской философии — любовьвражда, страх, измена, вина, раскаяние, неизбывность страдания, существование, лишенное Бога, — воплотились в сартровской стилизации мифа об Оресте, Электре, Агамемноне, Клитемнестре, Эгисфе.Орест, убивающий свою мать, играет в драме Сартра иную роль чемтот же персонаж у Эсхила. «Орест, по Сартру, — провозвестник сумерек богов и скорого пришествия царства человека.
И в этом он —прямое отрицание Ореста Эсхила. Тот убил вопреки древнему материнскому праву, но убил по велению божественного оракула и во имябогов, только других — молодых, покровителей возникающей государственности. Недаром не он сам, а мудрая Афина спасает его отЭриний, оправдывает месть за отца. Сартровский Орест не ищет никаких оправданий вне самого себя. Оттого-то и трагедия о нем носитпо-аристофановски комедийный заголовок: "Мухи" — еще одна отходная этике, черпающей свои нормы во внеличных, божественныхпредначертаниях»24.В пьесе "За закрытой дверью" Сартр как бы анатомирует человеческие отношения. В комнате, наподобие камеры, лишенной окон, снаглухо закрытой дверью — две женщины и один мужчина. У них нетничего, кроме общения.
А оно оборачивается настоящей пыткой. Вконце концов оказывается, что затворничество этих людей — добровольное; они в любой момент могут выйти из своей "тюрьмы", но69предпочитают остаться в ней. И вот герой драмы делает вывод: ад —это не то, о чем говорят христиане; ад — это другие люди и общениес ними. Для героев Сартра жизнь в четырех стенах — страдание, но визвестном смысле желанное, наподобие монашеской аскезы. Так можно искупить свои мирские грехи и, что еще важнее, укрыться, отгородиться от мира 24а . В своих романах и пьесах Сартр как бы коллекционирует необычные, именно пограничные ситуации, намеренно превращает их в некоторые общие модели. Ибо он полагает, что в такихситуациях человек способен обостренно воспринимать и постигать смыслсвоего существования.
Тошнота Рокантена — путь к постижению экзистенции. "Сейчас под моим пером рождается слово Абсурдность —совсем недавно в парке я его не нашел, но я его и не искал, оно мнебыло не к чему; я думал без слов о вещах, вместе с вещами... И, непытаясь ничего отчетливо сформулировать, я понял тогда, что нашелключ к Существованию, ключ к моей Тошноте, к моей собственнойжизни. В самом деле, все, что я смог уяснить потом, сводится к основополагающей абсурдности... Но теперь я хочу запечатлеть абсолютный характер этой абсурдности"23.Критики Сартра, в том числе из марксистского лагеря, старалисьдоказать, что он и другие французские экзистенциалисты "возвели вабсолют" противоречия, абсурдность буржуазного бытия, а также особенности действительно трагических ситуаций — наподобие мировойвойны или оккупации.
Но Сартр и Камю упорно твердили, что трагизм человеческого существования имеет всеобщий характери не знает исторических или национальных границ. Изображаядраматизм отношений между человеком и природой, между индивидом и другими людьми, Сартр создавал маленькие литературные "фильмы ужасов", которые в свете событий конца XX в. обернулись довольно реалистическими предостережениями. Люди живут своей повседневной жизнью. "А между тем великая, блуждающая природа прокралась в их город, проникла всюду — в их дома, в их конторы, в нихсамих.
Она не шевелится, она затаилась, они полны ею, они вдыхаютее, но не замечают... А я, я ВИЖУ ее, эту природу, ВИЖУ..." 26 Чтослучится, если она вдруг встрепенется? Страшные натуралистическиефантазии Сартра — это фантазии-предостережения, но некоторые изних (вроде третьего глаза у ребенка) в эпоху Чернобыля страшнымобразом сбываются. Они заканчиваются обвинениями — в адрес традиционных гуманизма и рационализма. «Я привалюсь к стене и крикну бегущим мимо: "Чего вы добились вашей наукой? Чего вы добились вашим гуманизмом? Где твое достоинство, мыслящий тростник?"Мне не будет страшно — во всяком случае не страшнее, чем сейчас.Разве это не то же самое существование, вариации на тему существования? ...Существование — вот чего я боюсь»27.К концу XX в.
— в эпоху многочисленных войн, локальных конфликтов, национально-этнических распрей, постоянной угрозы для жизнииз-за радиоактивных катастроф, экологического кризиса, терроризма,в эпоху невиданного напряжения духовных сил человека, девальва-70.ции моральных ценностей и других бедствий — критика Сартром идругими экзистенциалистами человеческого существования, "философия страха и отчаяния" отнюдь не устарела.
Самые мрачные описания Сартром смятенных состояний экзистенции не потеряли смысла.И потому читатели, узнавая в переживаниях героев самих себя, ищутответа на вопрос: в чем же выход? Как должен вести себя человек?О том, каков ответ Сартра на эти вопросы, говорилось ранее. Ключк существованию — свобода человека. Но в отличие от традиционнойфилософии, прославлявшей Разум и Свободу, Сартр рекомендует человеку не питать никаких иллюзий. Свобода — не высший и счастливый дар, а источник страданий и призыв к ответственности.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
