Мотрошилова Н.В. (ред.) - История философии Запад-Россия-Восток.Книга 4-2000 (1116258), страница 15
Текст из файла (страница 15)
Итак, сущность техники расположена в области,где "сбывается" алетейя, где светится истина33. Современная техника— тоже раскрытие потаенного. Но у нее есть специфическая — и49опасная — особенность: "Царящее в современной технике раскрытиепотаенности есть производство, ставящее перед природой неслыханное требование быть поставщиком энергии..."34. Например, на Рейнепоставлена гидроэлектростанция. Но она "не встроена в реку так, каквстроен старый деревянный мост, веками связывавший один берег сдругим. Скорее река встроена в электростанцию"3S.Сущность техники Хаидеггер определяет через слово "постав",который означает особый "вызов" — человек сосредотачивается на"поставлении того, что выходит из потаенности, в качестве состоящего-в-наличии.
Постав становится миссией человека". Но это влечет засобой крайнюю опасность, ибо втянутость в непрерывное "поставляющее производство" "толкает человека на риск отказа от своей свободной сущности"36.Если Хаидеггер и видит надежду на сдерживание опасностейt исходящих от современной техники, то эта надежда связана скорее не ссамим техническим деланием.
Мыслитель апеллирует к тому, что словом "техне" у греков обозначались не только техника, но и изящныеискусства. И поэтому Хаидеггер считает спасительным обращение вовне техники, например к искусству или к философскому размышлению. Правда, Хаидеггер высказывает эту, по-видимому, утопическуюнадежду без всякой уверенности. "Дано ли искусству осуществить этувысшую возможность своего существа среди крайней опасности, никто не в силах знать. Но мы вправе ужаснуться.
Чему? Возможностидругого: того, что повсюду утвердится неистовая техническая гонка,пока однажды, пронизав собою все техническое, существо техники неукоренится на месте события истины"37. Итак, Хаидеггер снова вспоминает о кардинальном понятии "ужас", над которым он размышлялеще в "Бытии и времени", в данном случае придавая ему позитивноезначение в деле возможного (но возможного ли, в самом деле?) разрешения "бедственного положения" современного человечества. Ужас,надеется Хаидеггер, может повернуть мысль человека к самому бытию, к самим вещам.П р о б л е м авещи.П р о б л е м аязыкаПосле войны Хаидеггер особенно интенсивно работал над всемиэтими проблемами.
Вот как они воплотились, например, в докладе1950 г. под названием "Вещь". Это настоящий гимн простым и "ладным", как сам патриархальный крестьянский быт, вещам — благодаря им, верит Хаидеггер, "мир явится как мир, воссияет круг, из которого выпростается в ладность своей односложной простоты легкое окружение земли и неба, божеств и смертных"38.
Философским мудрствованиям по поводу "ладности" вещей Хаидеггер как будто бы предпочитал искусство — например, изображение крестьянских башмаковна картине Ван Гога. Что не мешало ему писать многие философскиетексты, воспевая, именно воспевая, непосредственность, "ладность"единения человека с бытием, призывая прислушиваться к "голосам4182750земли" и "крови" и упрекая ложно- и сложномудрствующую философию в затемнении, выхолащивании первоструктур бытия. Будь на товоля Хайдеггера, он бы — вместе с техницизмом и сциентизмом, смассовыми культурой и религиозными верованиями — "отменил" быи профессиональное философствование с его цеховыми "измами". Онкак бы приглашает философствовать вместе с ним любого склонного кэтому человека.
Но разве философствовать не значит мыслить в соответствии с определенными традициями? Насчет мышления Хайдеггерсогласен, однако он добавляет: "...Мышление есть мышление бытия.Мышление не возникает. Оно есть, поскольку есть бытие. Но падениемышления в науку и веру есть злая судьба бытия"39.Но как тогда можно, и можно ли напасть на след "доброй судьбы"Бытия? Ответ Хайдеггера: надо припасть к чистым, бьющим из самойпочвы народного духа родникам языка. Бытие "приходит к проговариванию" — рождается язык. Момент рождения таинственен. Тема языка — одна из самых главных в произведениях позднего Хайдеггера.По существу тема "Бытие и язык" — новая и важная для всей философии XX в. Здесь мы снова возвращаемся к проблеме немецких корней философии Хайдеггера.
Немецкий писатель Э. Юнгер верно заметил: «Отечеством Хайдеггера была Германия с ее языком. Его родиной был лес. Там — на его тропинках и просеках — он был у себядома. Его братом было дерево. Когда Хайдеггер учреждал свой язык,углубляясь в работу по отысканию корней, то он делал нечто большее,чем принято, выражаясь словами Ницше, "между нами — филологами"... Он схватывает слово там, где в полной своей зародышевой силеоно еще погружено в молчание, и проращивает его из лесного гумуса» 40 . Все верно, все так.
Однако остается и очень существенные "но".Онтология Хайдеггера — философская утопия. Утопия красивая.Но ведь прорваться к "ладу" простых вещей, учредить какой-то другой мир — вне традиционных и обновляемых техники, науки, культуры, философии — может, и хотелось бы, но, увы, не дано. Да и самХайдеггер, мечтая о непосредственном "проговаривании" бытия черезязык, создает для записи слышного ему голоса бытия сложнейшую"нотную грамоту", неотрывную от вековых традиций профессионального философствования.А теперь "но", пожалуй, самое существенное. У каждого народаесть таланты, более всего питаемые именно корнями и первоисточниками народной, национальной культуры, особо чувствительные к вообще-то чистым голосам отеческой земли, таланты, умеющие несравненно работать с родным языком.
Хайдеггер — один из таких талантов Германии, явление в немецкой культуре, да и в европейском духе.Однако именно в его судьбе обернулась трагедией та опасность, которая нередко подстерегает такие таланты. Ибо не было в его философии человеческого бытия того демократического, гуманистическогокамертона, по которому он мог бы настраивать и свою мысль, и своеповедение. Ясперс точно отметил, что проблемы демократии никогдане интересовали Хайдеггера. Потому и не услышал Хайдеггер в 1933-м,51как "голос земли и крови", вообще-то способный объединить, сблизить людей с общими корнями, стал захлебываться в истошных воплях о происках, заговорах, неполноценности других народов. Не услышал, как "голос крови" уже стал возвещать о жажде кровопролитий.
А ведь как раз в такие дни, месяцы, годы, десятилетия, когдабольшие массы народа, нации захватывает ненависть, когда цивилизацию начинают превозмогать варварство и одичание, когда уже начинает литься "малая" кровь и пахнет очень большой кровью, — тогдалюди духа и культуры проходят через труднейшее испытание на подлинную верность своему народу и своей нации. (Надо ли говорить,что и нам сегодня история посылает подобные испытания?)Величие духа индивидов и наций основательнее и горше всего проверяется тогда, когда воинственные "голоса", предвещающие массовое кровопролитие, уже слышны. Истинные патриотизм и мудростьсостоят, стало быть, в том, чтобы всеми силами бороться против опасных состояний своих наций, народа, против воинственных фюреров,против черно-коричнево-рубашечников, которые обычно плодятся наглубоких кризисах и народной боли. И еще один урок: выяснилось,что философская онтология Хайдеггера, несмотря на ее абстрактностьи специальный характер, толкала мыслителя к переосмыслению традиционного гуманизма и других животрепещущих проблем культуры.Хайдеггер о проблеме гуманизмаВ знаменитом "Письме о гуманизме" (это подготовленный для публикации в 1947 г.
текст письма французскому философу Жану Бофре— в связи с появлением в 1946 г. брошюры Ж.-П. Сартра "Экзистенциализм и гуманизм") Хайдеггер прежде всего исходит из того, чтосущество человеческой деятельности не продумано, хотя философиямного говорила именно о деятельности. Философ снова и снова возводит деятельность к бытию. «...Существо деятельности в осуществлении. Осуществить значит: развернуть нечто до полноты его существа,вывести к этой полноте, producere — произвести. Поэтому осуществимо, собственно, только то, что есть. Но что прежде всего "есть", такэто бытие... Мысль не создает и не разрабатывает это отношение.
Онапросто относит к бытию то, что дано ей самим бытием. От-ношениеэто состоит в том, что мысль дает бытию слово. Язык есть дом бытия.В жилище языка обитает человек. Мыслители и поэты — обитателиэтого жилища. Их сфера — обеспечение открытости бытия, насколько41они дают ей слово в речи, тем самым сохраняя ее в языке» . Итак, упозднего Хайдеггера языку, а не мысли и действию, "проговариванию" через язык вверяется экзистенциальная функция"хранить бытие", приобщаться к его открытости.Хайдеггер готов признать оправданными заботы о возвращениичеловеку (homo) человечности (humanitas).
"Однако на чем стоит человечность человека? Она покоится в его существе"42. А пониманиячеловека и его сущности заметно различаются — в зависимости, пола-52гает Хайдеггер, именно от особой метафизики. Но хотя "...всякий гуманизм остается метафизичным" *3, кардинальный вопрос об отношении бытия к человеческому существу не ставится. Гуманизм даже мешает поставить этот вопрос. И здесь Хайдеггер на новый лад повторяет уже известные нам темы метафизики, бытия, эк-зистенции.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
