Мотрошилова Н.В. (ред.) - История философии Запад-Россия-Восток.Книга 3-1999 (1116257), страница 93
Текст из файла (страница 93)
С другой стороны, о. С. Булгаков, не без оснований указывающий на особенности восприятия, изображения и понимания Христа на Руси ("Русского Христа"), не учел, согласно Трубецкому, что "подлинный Христос 15 соединяет вокруг себя в однихмыслях и в одном духе все народы" .
Е. Трубецкой резко обрушилсяна Н. Бердяева, который, по его мнению, заболел старой болезньюрусского мессианизма. В связи с этим Трубецкой ссылался преждевсего на книгу Бердяева, посвященную А. С. Хомякову, на ряд других выступлений, в которых "антагонизм между национально-мессианским и вселенским сказывается в форме чрезвычайно яркой и опре^деленной"16. Для подобных оценок бердяевской позиции перед первоймировой войной и особенно в военное время есть определенные основания.
Бердяев не просто серьезно занялся проблемами, связанными с308русской идеей, — он, действительно, отдал некоторую дань русскомумессианизму, что видно уже из его слов, процитированных ранее, и изтого факта, что он чрезмерно увлекся старым славянофильством, способствуя, впрочем, углубленному пониманию противоречивости этогодуховного феномена русской истории.Е.
Трубецкой верно подметил некоторые философские слабостипозиции Бердяева и тем самым вскрыл неудовлетворительность и дажеопасность идеи о "богоизбранности" русского народа. Бердяев отказался — и, по мнению Трубецкого, вовсе не случайно — от эмпирического, теоретического, философско-исторического обоснования русского мессианизма, отрекся даже от рациональной веры в эту идею.Он порекомендовал не что иное, как "мистическую интуицию", неподсудную дискурсивному доказательству и познанию.
И хотя Трубецкой считал вполне понятным притязание каждого человека на то, чтобы именно его народ "занял первое место в Боге и после Бога", какфилософ он предупредил о возможности превращения такого языческого побуждения в идеологию, в философское убеждение: "Опасностьвелика: национализм уже не раз кружил русские головы обманчивойличиной правды; и дело всегда кончалось бесовским танцем"17. Правда, Трубецкой признает: "У Н.
А. Бердяева до этого еще не дошло, ноуже и у него замечаются зловещие признаки головокружения, вызванного русской национальной гордостью"18.Но Е. Трубецкой отчасти был несправедлив в оценке книги Н.Бердяева о Хомякове и в особенности предложенного Бердяевым анализа русского пути и русского национального характера. "Антиномичность России, жуткую ее противоречивость", о которой уже упоминалось, Н. Бердяев анализирует с поистине бескомпромиссной философско-исторической и социально-психологической глубиной.
"Противоречия русского бытия, —пишет он в работе "Душа России", —всегда находили себе отражение в русской литературе и русской фи19лософской мысли" .О каких же противоречиях, антиномиях российского бытия и русской мысли, стало быть, русского пути, ведет речь Бердяев?Первая антиномия касается реального отношения народа к государственной власти, к исполнению и осуществлению ее, а также характеризующих ее оценок, мыслей, умонастроений. Одна сторонаантиномии состоит в следующем: "Россия — самая безгосударственная, самая анархическая страна в мире. И русский народ — самыйаполитический народ, никогда не умевший устраивать свою землю.Все подлинно русские, национальные наши писатели, мыслители, публицисты—все были безгосударственниками, своеобразными анархистами"20. Бердяев имеет в виду не только анархистов Бакунина и Кропоткина, но и славянофилов, Достоевского, Л.
Толстого, революционаристских публицистов. Славянофилы, правда, радели за "державность" — в форме самодержавия. Однако в глубине души они лелеяли идеал идеальной власти. "Русская душа хочет священной общественности, богоизбранной власти. Природа русского народаосознается, как аскетическая, отрекающаяся от земных благ"21. Следствиемтаких анархических убеждений становится, верно заключает Бердяев,отнюдь не свобода, на которую как будто рассчитывают, и не "отчуждение" от "нечистой" власти. Как раз наоборот: "русская безгосудар-309ственность —не завоевание себе свободы, а отдание себя, свобода от22активности" .
Российский анархизм носит в себе, по мнению Бердяева, не мужественное, а "мягкотелое женственное начало", и именно"пассивную, рецептивную женственность".Отсюда и вторая сторона антиномии, которую не смогли принятьв расчет славянофилы и другие идеологи ни с чем не сравнимого якобы "русского пути": "Россия — самая государственная и самая бюрократическая страна в мире; все в России превращается в орудиеполитики.
Русский народ создал могущественнейшее в мире государство, величайшую империю... Почти не оставалось сил у русского народа для свободной творческой жизни, вся кровь шла на укрепление изащиту государства"23. С этим тесно связаны чудовищный бюрократизм, превратившийся в нечто самодовлеющее, презрение к достоинству и самостоятельности личности.Вторая антиномия русского пути и русского национального характера относится как раз к проблеме национального российского начала или национализма. Одна сторона антиномии, по Бердяеву: "Россия — самая нешовинистическая страна в мире. Национализм у насвсегда производит впечатление чего-то нерусского, наносного, какойто неметчины...
Русские почти стыдятся того, что они русские; им,чужда национальная гордость и часто даже — увы! — чуждо национальное достоинство. Русскому народу не свойствен агрессивный национализм, наклонности насильственной русификации. Русский невыдвигается, не выставляется, не презирает других. В русской стихииесть какое-то национальное бескорыстие, жертвенность, неведомаязападным народам.
Русская интеллигенция всегда с отвращением относилась к национализму и гнушалась им, как нечистью. Она исповедывала исключительно сверхнациональные идеалы"24. Именно в силутакого начала, жившего в русской душе, Россия, как отмечает Бердяев, нередко в своей и мировой истории становилась освободительницей народов, создавала предпосылки для совместной жизни на ее огромной территории самых разных наций, народностей, для взаимодействия и взаимооплодотворения культур. Бердяев не согласен и стеми, кто стремился превратить Достоевского в заурядного славянофила-националиста. "Достоевский прямо провозгласил, что русскийчеловек — весчеловек, что дух России — вселенский дух, и миссиюРоссии он понимал не так, как ее понимают националисты.
Национализм новейшей формации есть несомненная европеизация России, консервативное западничество на русской почве"25.Но есть и была, по Бердяеву, другая сторона антиномии: "Россия— самая националистическая страна в мире, страна невиданных эксцессов национализма, угнетения подвластных национальностей русификацией, страна национального бахвальства, страна, в которой всенационализировано вплоть до вселенской церкви Христовой, страна,почитающая себя единственной призванной и отвергающая всю Европу как гниль и исчадие дьявола, обреченное на гибель. Обратной стороной русского смирения является необычайное русское самомнение".У тех же Достоевского и Вл.
Соловьева Бердяев обнаруживает отдельные проявления самого "вульгарного" российского национализмаи презрения к другим народам. "Россия, по духу своему призваннаябыть освободительницей народов, слишком часто бывала угнетатель-310ницей, и потому она вызывает к себе вражду и подозрительность,которые мы теперь должныеще победить", — эти слова Н. Бердяева26не устарели и сегодня . Обличения философа направлены и в адресроссийского церковного национализма, в критике которого Бердяеввидит особую историческую заслугу Вл. Соловьева.Рассмотрев подробно две антиномии, Бердяев приглашает читателей по тому же типу проанализировать другие черты, особенностиразвития России и русской души.
А их, этих черт и особенностей,можно вскрыть весьма немало. Так, можно рассмотреть антиномиюсвободы, а вместе с тем антиномию отношения личности и общества,личности и социальных целостностей. С одной стороны, русским свойственно устремление к свободе духа, к чистой, ничем неограниченнойдуховности вообще, а с другой стороны, они способны спасовать перед любым внешним произволом и утеснением свободы. Мятежность,непокорность, непризнание мещанских условностей — все это есть ивсегда будет в России.
И хотя таковые черты можно считать лишьпроявлением свободолюбия, Бердяев с этим решительно несогласен,ибо предвидит страшные последствия бунтарства и мятежности русского духа как раз для свободы личности и свободы мысли. "Русскаянародная жизнь с ее мистическими сектами, и русская литература, ирусская мысль, и жуткая судьба русских писателей, и судьба русскойинтеллигенции, оторвавшейся от почвы и в то же время столь характерно национальной, все, все дает нам право утверждать тезис, чтоРоссия — страна бесконечной свободы и духовных далей, странастранников, скитальцев и искателей, страна мятежная и жуткая в своей стихийности, в своем народном дионисизме, не желающем знатьформы.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
