Мотрошилова Н.В. (ред.) - История философии Запад-Россия-Восток.Книга 3-1999 (1116257), страница 89
Текст из файла (страница 89)
Тема, которой посвящена эта статья, была и остается поистине животрепещущей. Кистяковский ставит вопрос, и сегодня актуальный: обладает ли российскаяинтеллигенция зрелым, развитым правосознанием? И другой вопрос,который тесно связан с первым: свойственно ли правосознание большим массам российского народа? Иными словами, являются ли правовые ценности важными и руководящими ценностями российскогосознания — наряду с ценностями научной истины, нравственного совершенства, религиозного благочестия и т.
д. Правда, Кистяковскийначинает свою статью как раз с утверждением о том, что право неможет быть поставлено в один ряд с такими ценностями, как научнаяистина и религиозная святыня — это абсолютные ценности, а вот правовые ценности относительны. Но если речь идет об относительных иформальных ценностях, то значение правовых ценностей — совершенно особое. Они играют наиважнейшую роль.
"Право, — пишетон, — по преимуществу социальная система, и притом единственнаясоциально-дисциплинирующая система"23. Важность права определяется также и тем, что свобода составляет "главное и существенноесодержание права"24. Итак, какую роль правовые ценности, правовоесознание играют в духовном развитии интеллигенции и русского народа? Согласно Кистяковскому, ответ на этот вопрос — самый неуте-295шительный. Он пишет: "русская интеллигенция никогда не уважалаправа, никогда не видела в нем ценности; из всех культурных ценностей право находилось у нее в наибольшем загоне. При таких условиях у нашей интеллигенции не могло создаться и прочного правосознания, напротив, последнее стоит на крайне низком уровне развития"25.На чем Кистяковский основывает это свое утверждение, почему онтак низко ставит правосознание российской интеллигенции? Для негосвидетельством и доказательством является прежде всего состояниеправовой, философско-правовой литературы.
Он утверждает, что вРоссии никогда не было именно такой книги, которая играла бы рольнекоего правового манифеста общественного сознания, сопоставимогос трактатами "О гражданине" и "Левиафан" Гоббса, с сочинениямиЛокка, с произведениями "Об общественном договоре" Руссо или "Духзаконов" Монтескье. Ведь все это были философско-правовые книги,весьма специальные, но их влияние на общественное сознание в Англии, во Франции, во всей Европе было, в чем Кистяковский прав, ввысшей степени значительным. Справедлива и ссылка на философиюправа Канта, Фихте и Гегеля. Что же касается России, то, по мнениюКистяковского, аналогичных книг здесь вообще нельзя обнаружить.Вспомнив о таких занимавшихся правом философах, как Владимир Соловьев, Борис Чичерин, Кистяковский справедливо отмечает,что и ими не было создано правовых сочинений, подобных названным.
А отсутствие таких книг как раз и свидетельствует о том, что всамом общественном сознании России не было потребности в подобных документах и литературе. Отсюда притупленность правосознания русской интеллигенции, отсутствие интереса к правовым идеям. Всвою очередь он связывает это обстоятельство с застарелым злом — сотсутствием "какого бы то ни было правопорядка в повседневной жизни русского народа"26.Обесценивание права также стало одной из отличительных черт"народной", "национальной идеологии".
«Так, Константин Аксаковутверждал, — пишет Кистяковский, — что в то время как "западноечеловечество" двинулось путем "внешней правды, путем государства",русский народ пошел путем "внутренней правды". Поэтому отношения между народом и государем в России, особенно допетровской,основывались на взаимном доверии и на обоюдном искреннем желании пользы»27. В связи с этим Кистяковский приводит остроумнуюпародию поэта Алмазова, который вкладывает в уста КонстантинаАксакова, одного из идеологов славянофильства, такое изречение:По причинам органическимМы совсем не снабженыЗдравым смыслом юридическим,Сим исчадьем сатаныШироки натуры русские,Нашей правды идеалНе влезает в формы узкиеЮридических начал и т д 28И другие представители интеллигенции, из которых Кистяковскийупоминает также и Константина Леонтьева, чуть ли не прославлялиРусского человека за то, что ему была, якобы, не свойственна "век-296сельная честность" западноевропейского буржуа.
Такое состояние правового сознания, как считает Кистяковский — один из самых большихизъянов в русской жизни вообще. Но ведь это происходит потому, чтооснову прочного правопорядка составляют незакрепленные в правосознании россиян свобода личности и презумпция ее неприкосновенности. И наоборот, если не существует основ правопорядка, если неразвиты правовая система и правовое сознание, то личность всегдабудет под угрозой ущемления ее политических и иных свобод, а построение конституционного, правового государства — весьма трудной задачей.Возникает вопрос: способен ли русский народ встать на путь создания правового государства, правовых структур или же его еще неразвитое правосознание окажется к тому непреодолимым препятствием? Кистяковский исходит из того, что вместе с развитием правовойпрактики интерес русского народа к правовым формам, развитию собственного правосознания будет возрастать.
Вот тут на помощь народукак раз и должна прийти интеллигенция, она должна способствоватькак "дифференцированию норм права, так и более устойчивому ихприменению, а также их дальнейшему систематическому развитию"29.Веховцы, однако, в 1909 г. еще и не могли подозревать, насколькодалеко грядущий Октябрь и послеоктябрьские десятилетия отодвинутэту важнейшую социально-историческую задачу России. (По существу только в последние годы стала настоятельной необходимость ивыявились новые трудности решения всей суммы поднятых Кистяковским и другими авторами вопросов — это создание в России правового государства, развитых и свободных юридических структур, включая судебные, разработка конституции, формулирование и соблюдение исходных прав человек, заключение "общественного договора",соблюдение правового порядка, повышение уровня правосознания всегонарода, включая интеллигенцию и т.
д.То, что еще смутно различалось в период написания "Вех", послеОктября стало явным результатом свершения революции. Выдающийсяфилософ права П. И. Новгородцев подвел печальные итоги в 1918 г.в сборнике "Из глубины". "Отрава народничества", "утопические иллюзии", питаемые и пропагандируемые социалистическими, анархическими слоями российской интеллигенции — все это привело к "великой смуте наших дней".
Уплачена дорогая цена: государственностьне только не была реформирована, как того требовало время, — онапо сути дела распалась. "Не только государство наше разрушилось,но и нация распалась. Революционный вихрь разметал и рассеял встороны весь народ, рассек его на враждебные и обособленные части,Родина наша изнемогает в междуусобных распрях. Неслыханное расстройство жизни грозит самыми ужасными, самыми гибельными последствиями"30.
П. Новгородцев четко сформулировал "огромной жизненной важности задачу", которая и в этих поистине бедственных условиях не перестала быть настоятельной для "русского государственного сознания": "в непосредственном взаимодействии власти и народаосознать и утвердить необходимые основы государственного бытия"31.Для возрождения и обновления российской государственности следует, подчеркивает Новгородцев, разорвать тот заколдованный круг,в котором господствует узкое, по сути реакционное и устаревшее по-297нимание государственности сверху, "полное отрицание государственности снизу".
"Но для этого великого государственного дела надо отказаться от всяких частных, групповых и партийных лозунгов. Сцепляют и живят только начала общенациональные, объединяющие всехобщей внутренней связью; партийные же лозунги и программы толькоразделяют. Лишь целительная сила, исходящая из святынь народнойжизни и народной культуры,может снова сплотить рассыпавшиеся32части русской земли" .Новгородцев предупреждает: это "общее дело, долженствующееспаять воедино интеллигенцию и народ", должно возникнуть исключительно на путях достижения согласия, заключения договора, осуществления демократических процедур.
Ни одна группа и партия неимеют права претендовать на то, что именно их лозунги и программынаилучшим образом выражают суть "общего дела". В таком случаестрану ожидает новая распря, разрушительная смута. Совершенноочевидно, что рассуждения и формулировки Новгородцева и сегодняничуть не устарели и по сути дела обращены и к нам, его потомкам.В своей статье П. Новгородцев обращается еще к одной теме — онподытоживает полемику против "Вех". А поскольку эта полемика образует одну из важнейших и интереснейших страниц в истории российской культуры, в частности и в особенности в социальной философии, мы далее кратко к ней обратимся.ПОЛЕМИКА ВОКРУГ "ВЕХ"П.
Новгородцев в цитированной ранее статье в сборнике "Из глубины" снова определил замысел и объективное значение "Вех" каквыдающегося исторического документа, обращенного к зараженнойреволюционаризмом интеллигенции и призывающего ее снова и сновазадуматься, с одной стороны, над возможными губительными последствиями идеологии революционаризма, а с другой стороны, продолжить традиции Чаадаева, Достоевского, В. Соловьева. "Что же ответила на эти вещие призывы русская интеллигенция? К сожалению,приходится констатировать, что ее ответом было единодушное осуждение того круга мыслей, который принесли "Вехи".
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
