Мотрошилова Н.В. (ред.) - История философии Запад-Россия-Восток.Книга 3-1999 (1116257), страница 87
Текст из файла (страница 87)
вышла первая книга его выдающейся работы "Философия хозяйства". Наибольшую известность Булгакову принесло опубликованное в 1917г. произведение "Свет невечерний. Созерцания и умозрения", как бы резюмирующая и собственные философско-религиозныедуховные поиски автора, и метафизические предпосылки его религиозного философствования, которое становилось все более богословским. Оригинальным моментом в философии Булгакова явилось то,что обоснование идеи Бога как Абсолюта (связанное с глубоким анализом религиозного сознания акта веры, призвания религиозной философии) было объединено с пристальным вниманием к "божественному Ничто" (находящему свое выражение в противоречивости мира,289антиномичности сознания и особо заостренному в так называемом отрицательном богословии).
Бог и тварный мир, бытие и небытие, абсолютное и относительное, свобода и необходимость, человек и поиским Бога, София как посредник между миром и Богом — таковы главные темы "Света невечеркего", с удивительной метафизической тонкостью, даже изощренностью анализируемые Булгаковым.В 1918г. Булгаков принял сан священника.
С этого же года онжил в Крыму и работал над философскими произведениями. "Философия имени", "Трагедия философии", написанные в то время, былиизданы уже после смерти Булгакова. К 1918 г. относится и его блестящая религиозно-философская работа "Тихие думы".
Но уже становилось ясным, что богослов в нем брал верх над философом. Впрочем,все творчество Булгакова (после отрезвления от марксизма) носилоярко выраженный религиозный или богословский характер. Проделанный им на рубеже веков путь духовной эволюции Булгаков глубоко пережил и осмыслил как главный урок и как частное проявлениетого, что он назвал "трагедией философии".
Булгаков заявил, чтохристианская догма обязана стать не только "критерием, но и мерой"всякой философской конструкции. Вся новоевропейская философиябыла обвинена Булгаковым в злонамеренном еретическом богоотступничестве, каковое объявлялось и основным источником, и главнымпроявлением трагического кризиса философии. В европейской философии нового времени Булгаков особенно решительно критиковал духсистемности. Логическая непрерывность и логический монизм, — необходимые черты всех философских систем, претендующих на рольабсолютной философии. И хотя саму идею "философии Абсолюта" —разумеется, в ее религиозной форме — Булгаков не отвергает, емупретит заносчивое стремление системных философий выдать свой, иименной свой проект бытия за самое Бытие, систему самого мира.Историю философии он толкует как череду взлетов, которые неизбежно оборачиваются стремительными падениями и поистине судьбоносными неудачами великих умов, общей трагедией философии.Булгаков тоже испытал все горести эмиграции.
В 1922 г. он былвыслан в Турцию. С 1923 по 1925г. Булгаков преподавал церковноеправо и богословие в Праге, а затем переселился в Париж, где такжевел преподавательскую деятельность и где окончательно кристаллизировались его богословские идеи. В Праге были написаны и опубликованы его богословские сочинения ("Купина неопалимая", "Православие", "Апокалипсис Иоанна" и др.).Судьбы России, ее культуры и интеллигенции всегда глубоко волновали Булгакова. Зная теперь главные этапы творчества о.
СергияБулгакова, вернемся к его статье в "Вехах", весьма важной для характеристики ранней булгаковской социальной философии.РОССИЙСКАЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ - ЕЕ СУДЬБА И ВИНАТематика и тревоги, о которых заявили авторы "Вех", актуальныи сегодня. Вдумаемся, сколь современно звучат слова Сергея Булгакова в сборнике "Вехи": "...Для патриота, любящего свой народ иболеющего нуждами русской государственности, нет сейчас более зах-290ватывающей темы для размышлений, как о природе русской интеллигенции, и вместе с тем нет заботы более томительной и тревожной како том, поднимется ли на высоту своей задачи русская интеллигенция,получит ли Россия столь нужный ей образованный класс с русскойдушой, просвещенным разумом, твердой волей.
Ибо, в противном случае, интеллигенция в союзе с татарщиной, которой еще так много внашей государственности и общественности, погубит Россию"6.Суть вопроса о судьбе, вине и трагедии российской интеллигенции, как он поставлен в сборнике "Вехи" и в процессе полемики вокруг него, связан с непоколебимой уверенностью веховцев, выраженной следующими словами С. Булгакова: "русская революция былаинтеллигентской.
Духовное руководительство в ней принадлежалонашей интеллигенции, с ее мировоззрением, навыками, вкусами, социальными замашками. Сами интеллигенты этого, конечно, не признают — на то они и интеллигенты — и будут каждый в соответствиисвоему катехизису называть тот или другой 7 общественный класс вкачестве единственного двигателя революции" . Вряд ли можно согласиться с мнением Булгакова об "исключительно "интеллигентском"характере революции 1917 г. Но никак нельзя отрицать того, что интеллигенция сыграла немалую роль в русской революции и в ее подготовке, что и сегодня "революционаристски" настроенная интеллигенция влияет на развитие России и ее судьбу.В чем же сказалась и сказывается эта связь между русской революцией и деятельностью интеллигенции? Сергей Булгаков в своейстатье "Героизм и подвижничество" пытается проследить генезис той,по его мнению, "неестественной" приверженности революции, которая появилась у русской интеллигенции уже давно, на более раннихэтапах русской истории.
«Русской интеллигенции", — рассуждаетБулгаков, — ...всегда было свойственно чувство виновности переднародом, своего рода "социальное покаяние", конечно, не перед Бо8гом, но перед "народом" или "пролетариатом» .Но зато отсюда вытекают, по мысли Булгакова, особые, во многомопасные черты интеллигентского мировоззрения и идеала, психологииинтеллигенции. Согласно Булгакову, российский интеллигент-революционарист постоянно ставит себя в положение мученика, приводитсебя в состояние героического экстаза, а за эти неизбывные мучениятребует и ожидает к себе какого-то благоговейного отношения.
И хотяв словах Булгакова явно чувствуется и некоторая ирония, он воздаетдолжное судьбе и страданиям интеллигентов России: "...нельзя не9преклониться перед святыней страдания русской интеллигенции" . Нопреклонение перед этим страданием не позволяет Булгакову умолчатьо том, что российский интеллигент, мнящий себя героем, никогда недовольствуется ролью скромного работника, никогда не удовлетворяется реальным делом, которое приводит к малому эффекту. Для интеллигентского сознания характерны неуважение к личностному смирению, личностному покаянию, к скромности, творчеству, труду ит.
д. Идеал личности вообще, повторяет Булгаков распространеннуюсреди философов, часто воспроизводимую и в "Вехах" мысль, малочто говорит русскому интеллигенту. "Для него необходим (конечно, вмечтаниях) не обеспеченный минимум, но героический максимум. Мак-291симализм есть неотъемлемая черта интеллигентского героизма, с такой поразительнойясностью обнаружившаяся в годину русской революции"7. Булгаков при этом обнажает глубокое противоречие в поведении и мышлении русской интеллигенции.
Дело в том, что "героический интеллигент" как будто бы готовится к жертвам, к мучениям,готов быть не менее чем спасителем отечества. Но еще более он взывает к коллективизму, к массовым подвигам и жертвам. Коллективизм,соборность, жертвы со стороны народа во имя идеи — это тоже еелозунги. У Булгакова в его статье есть немало других метких, ясныхи ярких замечаний, не потерявших свою силу и до сего времени. Сознательно или бессознательно интеллигенция живет в ожидании либосоциального чуда, либо всеобщего катаклизма. Она все время уповаетна что-то иррациональное и утопическое.
С максимализмом, что оченьважно для Булгакова, тесно связан аморализм. Когда во главу угластавят максимализм целей, то весьма часто забывают о чистоте средств.Главное же для Булгакова: интеллигент употребил всю силу своейобразованности на разложение народной веры. Окончание статьи Булгакова возвращает нас к проблеме противоречивой роли русской интеллигенции. Интеллигенции настоятельно нужны критика и самокритика, смирение, покаяние. Но нужны и деловитость, труд, компетентность.
Однако никак нельзя принижать то духовное значение,которое она имеет и еще будет иметь для истории России.После революции, в статье "На пиру богов" (1918) С. Булгаковпродолжил и углубил свой веховский анализ. Он построил статью ввиде диалогов, участниками которого стали такие персонажи: общественный деятель, боевой генерал, дипломат, известный писатель, светский богослов, беженец. Основная тема — та же, что и в "Вехах":революция и российская интеллигенция. Но теперь уже можно былоподвести поистине трагические, по мнению Булгакова, итоги.
"На пирубогов" — блестящее философское, а одновременно публицистическоепроизведение. Каждый из участников диалога — особый характер исоциальный тип. В их споре речь идет об анализе связи между войной1914 г. и большевистской революцией, об "агонии старого режима", о"рахитизме власти" и опять-таки о роли интеллигенции, об "опасномкризисе", который переживает народ, свершивший революцию, о социализме как "бредовой, навязчивой идее" русской интеллигенции.Но когда Генерал в раздражении восклицает: "Нет, интеллигенцияэто — болезнь России, ее несчастье!" — Писатель отвечает: "Я решительно против этого вешания всех собак на одну интеллигенцию. Всемы виноваты в происшедшем, и каждый должен осознать и свою личную, и общественную вину...
Большевизместь, конечно, самое после12днее слово нигилизма и народобожия" . Одна из самых важных темдиалога — роль веры, церкви в преодолении безбожия, явившегося,как об этом не раз говорилось и в сборнике "Вехи", существеннойпричиной революционного нигилизма. Но заканчивается диалог знаменательными словами, которые Писатель (а вернее, сам С.