Мотрошилова Н.В. (ред.) - История философии Запад-Россия-Восток.Книга 3-1999 (1116257), страница 95
Текст из файла (страница 95)
«Фразу Булгакова: "Запад сказал уже все, что имел сказать", можно найти,—продолжает С. С. Хоружий, — в десятках вариантов у дюжин авторов. И в качестве образца, модели российскогоразвития Запад уже оказывался решительно непригоден. "Западничество умерло навсегда под ударами тевтонского кулака", — писал Булгаков в той же статье "Родина". Напротив, Россия, сумевшая преодолеть раскол общества, проявляющая героизм на фронте, вновь черпающая силу и вдохновение у национальных святынь, явно стояла напороге светлого будущего. Ей предстоял расцвет, и роль ее в мировойжизни и культуре должна была стать главенствующей. "Ех опеп!:е 1их(с Востока — свет).
Теперь Россия призвана духовно вести европейские народы" — с неотразимой логикой продвигалась мысль Булгакова. И эта идея послевоенного наступления новой эпохи, отмеченнойпервенством России, также была подхвачена многими. Жизнь, такимобразом, оправдывала все ожидания, все классические положения славянофильства. Крылатым словом момента сталоназвание брошюрыВладимира Эрна "Время славянофильствует"»32.Время, по крайней мере в Московском кружке философов, действительно "славянофильствовало" — и способствовало возрождению не просто вполне понятного, пробужденного войной патриотизма, но и настроений, которые не делали чести выдающимся мыслителям: нового мессианизма, склонности перечеркивать культурное значение немецкого духа и немецкой культуры из-за преимущественногоакцентирования милитаристских "германизма", "тевтонизма".
Естественный для военного времени, но слишком шумный патриотизм,перемешанный с мессианскими надеждами, делал вообще-то прозорливых, но здесь как бы ослепших российских интеллигентов слишком доверчивыми к версии о быстрой и окончательной "смерти Запада", его культуры и цивилизации, а значит, об окончательном решении "спора" между загнившим Западом и расцветающей Россией впользу последней. Как все далее случилось, хорошо известно: Германия войну проиграла, однако культура, цивилизация этой страны иЕвропы в целом не погибли. Что же до утверждений неославянофилово процветании и блестящем будущем и мировой руководящей ролиРоссии, то они в очередной раз разбились о разруху, революцию,гражданскую войну...
И это был не последний исторический эпизод,когда народ российский, движимый идеями патриотизма, мировой315освободительной миссии, интеллигенты пытались направить противагрессивного "германизма" — в надежде на небывалое послевоенноеобновление и в убеждении, что "загнивающий" Запад потерпит окончательное крушение. Удивительно, но после стольких неудачных исторических уроков сходная схема: Россия есть спасительница и освободительница якобы доживающей последние дни "дьявольской" Европы с ее насквозь прогнившими религией, культурой, философией —снова имеет у нас хождение по обеим столицам и провинциям, сноваотравляет умы несбыточными националистическими иллюзиями.Впрочем, как показали отечественные исследователи, отнюдь невся Россия во время первой мировой войны поддержала недальновидный мессианизм и конъюнктурный антиевропеизм, антигерманизмнекоторых философов московской "неославянофильской группы".Иные настроения были распространены, например, в Петрограде.Д.
Мережковский сделал доклад "О религиозной лжи национализма", в котором утверждал, что национализм немецкий и российский —копии друг друга и предостерегал против огульного обвинения немецкого духа, культуры Германии исключительно в милитаристскойориентации.Как бывает в такого рода спорах, стороны не всегда замечали тонкости и нюансы в позициях противников. Так, критикуя В. Эрна,Д. Мережковский выдвинул немало справедливых критических замечаний. Однако он не заметил, что у "славянофильствующего" авторав его дискуссионной работе содержалось немало ценных идей и размышлений о единстве России с той Европой, которая противостояларазгулу милитаризма. «С этой Европой подвига и героизма, с Европою веры и жертвы, с Европою веры и жертвы, с Европою благородства и прямоты мы можем вместе, 33единым сердцем и единым духом,творить единое "вселенское дело"» .Но в общем и целом предвоенное к военное время, как и эпоха' Октябрьской революции, гражданской войны, большевистской диктатуры, второй мировой войны в значительной степени способствовалипроизрастанию на российской почве изоляционистских по отношениюк Западу идей, мифологем, умонастроений.
Изоляционизм использовал самые разные образы, выдвигал различные обоснования. Наиболее общей формулой изоляционизма сделалось убеждение, что привсяком активном сотрудничестве с Западом, при попытках извлечьчто-то из хозяйственно-экономического, научно-технического и темболее культурно-просветительского опыта Запада (под которым всечаще понимали не только Европу, но и США) — Россия или решительно проигрывала, скатываясь на чуждый ей путь, или рождаланежизнеспособные "антирусские" суррогаты типа империи и реформПетра Великого. Более "слабой" версией изоляционистского тезисабыла мысль о том, что у Запада есть чему поучиться лишь в научнотехническом или, скорее, чисто техническом отношении. Так, в 1915 г.малоизвестный сейчас философ А. К. Топорков писал в статье "Идеяславянского возрождения" (под псевдонимом А.
Немов): "Западничество в настоящее время возможно не как общее миросозерцание, алишь в узком и техническом смысле этого слова. И теперь и позжеРусские общественные деятели и техники будут посещать западныегорода, фабрики и заводы, знакомиться с устройством кооперативных316товариществ и канализации и т. д., т. е. русские еще долго будутпользоваться опытами более зрелой и более мощной культуры Запада, но все эти вопросы частные и специальные, они не могут заменитьболее общих, более отвлеченных, быть может, но тем не менее гораздоболее нужных, чем последние, — вопросов о целях и идеалах"34.Между тем на Западе, продолжал Топорков, все более наблюдается "помрачение кумиров", там нет положительных идеалов, нет обобщающих идей, духовных авторитетов и т. д.
Дух и культура "на Западе находятся "в ущербе"; в ничтожнейшем состоянии пребывает философия и литература. Все подобные выводы автор делал без анализаи доказательств. Но если бы он захотел привести их, то нашел бы визобилии в самой постоянно самокритичной западной философии, резкоосуждавший и духовное состояние "старушки Европы", и прагматичного, занятого, де, лишь деньгами и бизнесом Нового Света. Так поддерживалась давняя, сохранившаяся и до сего дня антизападническаятенденция, оправдывавшая и увековечивавшая худшие черты российского изоляционизма и мессианизма, а также постоянно примитизировавшая несомненно противоречивое, но живое и полнокровное развитие стран Запада.Впрочем, "западническая" модель, пусть менее популярная и оттесняемая на задний план сменявшими друг друга формами социально-политической конъюнктуры (от "славянофильского" патриотизмапериода первой мировой через большевистско-коммунистическую враждебность к капиталистическим Европе и Америке до "антивестернизма" неонационалистов нашего времени), тоже не сходила со сценыроссийской культуры на протяжении всего XX в.
Трагический парадокс: злая судьба, принявшая на этот раз форму большевистской власти, нанесла жесточайший удар и "неославянофилам" 1914 — 1917 гг.,и интеллигентам-западникам, и представителям многих других оттенков русской мысли, либо уничтожив их, либо отослав насильственно вэмиграцию — все на тот же "продолжающий загнивать" Запад из таки не ставшей земным раем России.
А там в трудном и противоречивомвзаимодействии с западной мыслью продолжила свое развитие российская философия, что стало особенно важно и спасительно дляфилософии религиозной и идеалистической, которая ушла в глубокоеподполье на родине, где развился новый вид мессианизма, а именнокоммунистически-большевистский. Однако и в условиях большевистской России ее историко-культурные связи с Европой и Америкой,т.
е. с Западом, не прервались окончательно. Как бы ни были в этомотношении искажены и фальсифицированы в СССР образование иофициальная культура, каким бы прочным ни оказался железный занавес — все же взаимодействие российского и западного духа продолжалось. Об издержках и потерях на этом труднейшем пути можно неговорить — они многочисленны и очевидны, не преодолены и до сихпор.
И в пору, когда, казалось, рухнул железный занавес, обнажились рубцы от его многолетнего существования на теле российскойкультуры и в глубинах русских душ. Но это уже другая страницаистории, и она потребует своего обстоятельного анализа, когда дляэтого накопится достаточный исторический материал.Уже во время первой мировой войны, но в особенности в 20-егоды, когда на необозримых просторах бывшей Российской империи317стал формироваться СССР, тема "Россия —Запад" по своей популярности и интересу для философии стала уступать место проблеме " Россия и Восток".РОССИЯ И ВОСТОК.
РОССИЯ КАК ЕВРАЗИЯТема "Россия и Восток", "Россия и "Азия" издавна поднималась врусской культуре. В России было достаточно известных авторов, университетских профессоров, которые по праву считались выдающимися исследователями и знатоками культуры, языков, философии народов Востока и других неевропейских регионов.Однако справедливости ради следует отметить, что объединениеили размежевание с Западом в проблематике "русского пути" всегдаоставались на первом плане, тогда как теме "Россия и Восток" уделялось куда меньше внимания. Это было упущением не только потому,что Востоку история XX в.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
