Культурологический анализ научной парадигмы в психиатрии (1102239), страница 8
Текст из файла (страница 8)
Невозможно не возразить Фуко, что нравственность и ответственность - всеобщие экзистенциалы; что, вообще говоря, назвать нравственностьтюрьмой - заявление не из области философии науки, а из области литературной публицистики(ницшеанского толка). Возможно, Фуко было бы лучше написать, что перенесение ответственностивовнутрь, с полного принуждения (=цепи) на относительную свободу (=больницы) ставит больных вслишком сильное соответствие здоровым; то есть здоровые могут выносить нравственную ответственность, а больные нет, поэтому нельзя на них ее возлагать.
Однако у Фуко получается, что век позитивизма и век буржуазии есть век (презренной) нравственной ответственности, которая являетсяинтериоризацией репрессии. Если так рассуждать, любое нравственное соображение здоровых людей- не только гетерономное, но и сколь угодно автономное - это интериоризированная репрессия. Этирассуждения очень компрометируют эпистемологический и культурологический пафос философиитакого рода, как у Фуко, потому что заставляют подозревать, что ее скрытая движущая сила состоит внежелании быть моральным.31лизовать.
По сравнению с такой теорией следующий психологический период, начало20 века, когда было провозглашено, что больные могут быть поняты, как люди,опять представляет собой шаг к их защите. В следующий период, в 50-е годы, физиологическая психиатрия нашла средства излечивать болезни; это не защита больных,но прагматическая польза для них, и, следовательно, в некотором смысле опять шагвперед. Однако опять появляется тенденция лечить не только тех, кому это надо; ставится вопрос, а надо ли вообще лечить, и Лэйнг опять делает шаг к тому, что ему кажется защитой... И так далее.
Таким образом, можно сказать, что история психиатриипредставляет собой непрерывный прогресс в области морали и во всяком случаестремление к нему.- В каком-то смысле можно сказать, что автономная общественная мысль (не обязательно совпадающая с настроением всего общества) стремится ассимилировать безумие. Психология производит шаги к его пониманию, а физиология - хотя и стремится его лечить, то есть уничтожить - объективно способствует сохранению больных, продлевая им жизнь и предоставляя убежище в больницахот общества, которое иначе бы наказывало и воспитывало их на свой манер. В политическом смыслебольным предоставляются права (что является возможной причиной усиления желания их изолировать).Словом, общая тенденция развития психиатрии не совсем ясна и может бытьтрактована по-разному.
Ниже я напишу, какая, по моему мнению, интенция доминирует в настоящее время. Однако на протяжении всей нижеследующей главы показываются периодическое доминирование то одного подхода, то другого.Еще несколько слов с целью характеристики подходов.Научный метод в медицинеМожно сказать, что идея психического заболевания в той форме, в какой она(сейчас) существует в науке, предполагает не человеческий статус больного. Неприменимость к нему права - одно свидетельство об этом; то, что к больным относятсячасто как к неразумным существам (например, не спрашивают их, хотят ли они лечиться) - другое.
Принято говорить о "патерналистской модели" взаимодействиябольного и врача, о том, какие методы предлагаются для ее преобразования, но каккажется, что в рамках науки никакой другой модели общения врач-больной, крометой, которая по-другому называется "субъект-объект", быть не может. Неразумность32объекта - предпосылка научного метода (см.
в главе ЭФП о Ясперсе)14. Отсутствие унего свободы и права, право врача не согласовывать с больным свои действия - всеэто является частью научного метода, а когда свобода у объектов появляется, например, законодательно, это сильно раздражает ученых.С другой стороны, субъектно-объектная модель с готовностью изъявляет желание преобразоваться в любую форму самого дружеского сотрудничества, когда речьидет о медицине в коммерческом смысле, то есть когда больной платит врачу за лечение. Отсюда можно сделать вывод, что обострение проблемы научного методаименно в психиатрии связано с тем, что больных в данном случае часто лечат насильно, а это, в свою очередь, потому, что они иногда представляют собой некоторую угрозу окружающему порядку. Второй вывод - что коммерческая медицина от науки впринципе дальше, чем некоммерческая.Каковы альтернативы? Очевидно, этическое отношение к безумному не оченьжелательно, потому что он тотчас был бы обвинен в совершенных преступлениях(больные очень часто совершают правонарушения), следовательно, такой подход ещеопаснее для него, нежели научный.
Возможно, совсем гуманно было бы относиться кнему односторонне этически: только с применением прав, но не обязанностей, и односторонне научно: только с применением результатов достижений, но не научногопроцесса. То и другое очевидно противоречивые требования. Впрочем, их в последнее время пытаются исполнить.Итак, резюмируя идеи подготовительного периода, современная психиатрия началась вместе с современной наукой.
Датой ее рождения как науки в принципе можносчитать работы первых классификаторов (во всяком случае, такие обдуманные классификации, как Райля), но ближе по смыслу к современной науке классификации"физиологического", а не психологического подходов. Самая первая из них - классификация Мореля.0-2. Нулевой период в психологии. Рождение научного методаПоскольку, как я выше писала, "научные методы" в медицине появлялись не также, как в науке, для иллюстрации их появления удобнее взять психологию, а не пси-14"Наука обречена на субъект-объектное отношение" [Руткевич, 1997]33хиатрию, к тому же фигура Вундта интересна сама по себе.
Конечно, он представитель гуманитарной линии, но ее начало не менее интересно, поэтому я напишу несколько слов о Вундте.Общую научная ментальность той эпохи можно охарактеризовать как грубо редукционистскую: торжество жесткого материализма и практически полное сведениесвойств души к свойствам нервов [Александер, Селесник, 1995, с.224-238]. Однакоредукция эта по меньше мере до конца 19 века происходила преимущественно в видеинтенции: полагали, что мозг субстрат мысли, но в мозге мыслей не видели. Поэтомув ходу были экстравагантные предположения о том, как их там увидеть. О самих жемыслях знали исключительно внутренним знанием.В.Вундт (1832-1920)Вундт был первый, кто поставил задачу узнать о мыслях не внутренним знанием.
Именно с него началась важная идея выведения переживаний изнутри наружу дляизучения. Объективно изучали душевные движения, реакции, чувства, эмоции и томуподобное. "Объективно" в данном случае означает регистрируемо, повторяемо, исчислимо и т.п. Но о наличии этого и о том, в каких случаях это возникает и, грубо говоря, в чем заключается - то есть как переживается - знали все равно внутренним знанием.
Выводили его наружу методом интроспекции и самоотчета.Вундт пребывал всецело, так сказать, на "сознательной" стороне пропасти. Новым было то, что он это сознательное вывел из области "наук о духе", прежде всегоиз-под диктата философии, которая неизбежно навязывала психологии конституирование от должного, а не от сущего, поскольку философия в области должного чувствует себя намного спокойнее, а во-вторых, от теории, а не от практики, потому чтодля любой мыслительной деятельности теория первичнее практики, и уж для философии в особенности15.Почему психология была в начале разработана именно философией - вопрос, повидимому, прежде всего исторический. Почти обо всех науках можно сказать то жесамое.
Например, математика зародилась в Древней Греции в непосредственной связис философией, но математика - это такой предмет, который очень быстро стал созда-34вать себя сам по собственным внутренним законам. Поэтому ученому уже не нужнобыло быть философом, чтобы работать в математике. По тому же принципу обособлялись естественные науки: как только они достигали такой разработанности внутренних законов, что, следуя им, могли работать узкие профессионалы, так наука утрачивала связь с философией.Психология, как вид самопознания человека, долго не имела внутренних законов. Причины этого, на мой взгляд, в том, что, во-первых, познавали себя люди философски просвещенные, во-вторых, опирались в деле самопознания на великую традицию, в-третьих, самопознание - это сделал ясным Фрейд - процесс, более подверженный определению должным, нежели сущим.
В-четвертых, вообще наличие в нем законов не столь очевидно, как в природном мире, потому что человеку свойственновоспринимать себя существом а) разумным, б) свободным. Оба эти качества плохосочетаются с идеей детерминированности, а наука ведь изучает детерминированное.Очень точно звучат слова Фуко о том, что сам проект науки психологии опирается на (культурный?) постулат о том, что человек определяется не только взаимодействием с общей истиной, но "своей собственной истиной" [Фуко, 199., с.516].
То,что Фуко называет "истиной человека", психология считает явлением природы. Какбы то ни было, это дано. В сущности, пафос психологии в этом смысле гносеологический. Психология призвана выяснить, какие ограничения накладывает природа напроцесс познания истины, и, следовательно, затем преодолеть эти ограничения, чтобыпознать (нечеловеческую) истину.Итак, Вундт обособил психологию от философии, переведя ее в разряд эмпирических наук о природе (и сделал ее тем самым беззащитной перед вторжением любыхмыслимых экспериментов).
В 1879 году он основал первую в мире лабораторию экспериментальной психологии16. Основную трудность он видел в том, что сложныепсихические процессы не могут достаточно долгое время находиться в поле ясного15Автор благодарит за эту мысль А.Ф.Зотова (записи его бесед, лекций и семинаров). Крометого, похожие мысли, если я понимаю правильно, были у Г.Башляра [Башляр, 2000].16Интересно, что Вундт начал издавать журнал, который был посвящен тому, чем занимались вего лаборатории, то есть экспериментальной психологии, но этот журнал назывался "Философскиеисследования".