Культурологический анализ научной парадигмы в психиатрии (1102239), страница 11
Текст из файла (страница 11)
Еще43Dementia praecox (раннее слабоумие). Впоследствии в течение всего 20 века не прекращались попытки найти органический субстрат шизофрении, но это не удалось.Классификация Крепелина носит бросающийся в глаза наивный обвинительный характер. Так, например, он не задумываясь употребляет слова "психическая болезнь" и"слабоумие" как взаимозаменяемые синонимы (когда речь идет о Dementia praecox).В одном из своих учебников Крепелин дал описание нескольких больных с разными формами Dementia praecox. Это описание сделалось насколько классическим,что перепечатывалось почти во всех учебниках, во всех странах, до конца 20 века.Это протокол, речь там идет о том, как врач представляет студенческой аудиториибольных: он задает им вопросы, они ему не отвечают; он, чтобы продемонстрироватьособенности их восприятия, ставит некоторые опыты, например, укалывает их булавкой, они не реагируют, и так далее.
Впоследствии Лэйнг поразительно переосмыслилэти тексты Крепелина: там где тот ставит медицинский опыт - демонстрирует больных студентам - Лэйнг представляет дело как издевательство над больным, как кричащий пример непонимания. Самому Лэйнгу стоило вставить в текст несколько пояснительных фраз, и первоначально бессмысленная речь больных сделалась понятной.Переосмысление Лэйнга произвело глубокое впечатление на медицинскую общественность, главным образом потому что классический текст Крепелина был всем оченьхорошо знаком.
В таком контексте обвинять Крепелина в непонимании больных примерно то же, что обвинять в глупости букварь (где "мама мыла раму"); такое обвинение отвести нечем. С одной стороны, следовать за Лэйнгом и отрицать Крепелина означает, в частности, отрицать большую часть учебников, переусложнять случаии т.п. С другой стороны, речь идет о живых людях, которых Крепелин часто объявлялбезнадежными (напомню, что Крепелин считал Dementia praecox эндогенным - значитнеизлечимым - заболеванием), а Лэйнг лечил, так что, возможно, кое-где переусложнения были оправданы. Таким образом, проблема общего/частного в психиатрии имеет практический выход в вопрос об учебниках, то есть в дело студенческого образования. Последнее непременно требует некоторого уровня обобщения, а следовательно, отрицает эмпатию.
По ходу дела следует также заметить, что, вероятно, не слу-одно умозаключение, и придется сказать, что любая экстраверсия - регрессия. Это уже к Шарко неимеет отношения; от этой точки зрения был недалек Юнг, и по духу она ницшеанская.44чайно у Лэйнга не было учеников, а на Крепелине выросли поколения психиатров.В культурологическом смысле Крепелин был прогрессист. Ему принадлежат нетолько многотомные энциклопедические труды с систематикой болезней, но и, например, публицистические брошюры по борьбе с пьянством.
Они проникнуты веройв могущество нравственной сознательности (он призывает не пить, мотивируя этотем, что пить нехорошо) и отсутствием сомнений в правомерности целеполагания построить светлое будущее по законам разума и науки.Такого рода глобальный социальный оптимизм естественно перетекает в "обвинительное" отношение к отклонениям и в естественное стремление их элиминировать. Хотя обвинять отклонения в обществе постмодерна сделалось неприемлемо, тогда это преследовало вполне благородную цель: поделиться с отклонившимися своимздоровьем и оптимизмом; разделить с ними свои ценности.
В основном, как кажется,тогда вся наука была оптимистична, хотя извне науки и в то время уже появлялисьсигналы о недоверии: "Палата №6", например.В то же время ярко проявляется склонность сциентистской установки к репрессивности, особенно по отношению к тем больным, которых нельзя излечить, преждевсего к шизофреникам.
Вот что пишет Руткевич: "Уже Крепелин, крупнейший немецкий психиатр того времени, пишет о психиатрии, как главном орудии нации против“лишенности корней” и “вырождения”. Его ученики прямо заявляют, что психиатриястоит на службе нации, что она заботится не об отдельных лицах, но о целом, о“народном теле”" [Руткевич, 1996].С Крепелином нозологическая эра в психиатрии закончилась. Его классификациябыла практически воплощением совершенства и в дальнейшем сделалась общепринятой, хотя отдельные авторы продолжают предлагать другие. Сегодня отголоском нозологической эры являются периодические выпуски "Международной классификацииболезней" (детище Всемирной организации здравоохранения). Уже довольно давноосновная интрига в этой деятельности - перетаскивание рубрик из одного раздела вдругой и переведение их из разряда болезней в разряд не болезней и обратно. Делоэто зачастую более политическое, чем научное.
Например, недавно постановили счи-45тать не болезнью гомосексуализм24. Это произошло после того, как в 1950-х годах сдовольно большим шумом постановили считать его болезнью: тогда это нужно было,чтобы освободить гомосексуалистов от юридического преследования. Теперь, когдауже прочно утвердилось отсутствие преследования со стороны закона, следует освободить их и от обязательного преследования со стороны медицины. Эта история интересна тем, что вкратце повторяет всю историю освобождения психических болезней.
Лично мне видится здесь прогресс свободы, хотя скептики вроде Фуко навернякарешили бы иначе. В любом случае, это служит некоторой чертой характеристики общества.Альтернативой разветвленным классификациям наподобие крепелиновской служит концепция "единого психоза" (автор - врач начала 19 века Целлер).
На первыйвзгляд это обычная медицинская гипотеза о патогенезе болезней. Идея состоит в том,что как психическое здоровье в принципе одно, в сколь бы разных (культурных) формах оно ни проявлялось, так и психическое заболевание тоже одно - так сказать, разные виды одного и того же "недотягивания" до нормы. Молчаливо подразумевается,что психическое здоровье представляет из себя достаточно развитую способностьадекватной адаптации. Заболевание представляет из себя недостаточную адаптацию.Причины могут быть в принципе разными (это будет, выражаясь медицинским языком, разница этиологии, а не патогенеза), например, ослабление организма в результате внешнего соматического заболевания, врожденная недостаточность, инфекционный процесс, стресс и т.д.
Приводить это тоже может к довольно разным следствиям,в зависимости, например, от исходной психологической конституции и предрасположенности. Формула "что-то одно приводит к чему-то другому" выглядит, конечно,слишком обще. Однако вопрос стоит принципиальным образом. Речь идет о том, чтовсе психические заболевания имеют единую природу, относительно постороннюю поотношению к психике.
Например, у человека с наклонностью к шизофреническим реакциям от ослабления организма или от соматического заболевания будет шизофреническая реакция, а у человека с наклонностью к психопатии от тех же причин декомпенсируется психопатия. Из концепции единого психоза следует, что лечить надо24Некая точка зрения на эту проблему представлена, напр., в : [Spector, 1972].46не сам психоз, а причину (чаще всего соматическую), которая его вызвала. В разныепериода концепция единого психоза выглядела по-разному, в зависимости от того, начем основывалась нозология той эпохи.
Существует она и до сих пор, вероятно, можно даже сказать, что преобладает. Представители психологического подхода, например, фрейдисты, Г.Бейтсон, экзистенциалисты и феноменологи и т.д. обычно охотносчитают, что у всех болезней в принципе одна причина, и все болезни по большомусчету тоже одна болезнь. Вопрос, какова она, они, конечно, решают по-разному.2.
Второй период: от первой до второй мировой войныВо втором периоде произошло торможение прогрессистского полета мысли, начали появляться признаки недовольства и призывы к альтернативной мысли. Повидимому, можно считать, что шок той эпохи в настоящее время в первом приближении отрефлектирован: именно тогда закончилась безусловная вера в прогресс. В применении к медицине это значит, что стал появляться вопрос о целях. Заострился вопрос формулировки концепта нормы и болезни (который, впрочем, имеет свою историю и на протяжении 19 века [Каннабих, 1994, с. 331]). Начали поднимать свои голоса и безумцы: А.Арто, сюрреалисты и так далее.
В большинстве случаев, кажется,речь у них шла о праве представлять собой культурное явление.С научной точки зрения 20-30 годы в физиопсихиатрии - время застоя. Сказалось, видимо, в том числе то, что не лучшее время переживала Германия. Трудно найти в это время что-нибудь новое. Зато бурно развивались смежные ветви, прежде всего психология и психоанализ. Их развитие хотя бы отчасти наверняка было стимулировано застоем физиопсихиатрии.