Культурологический анализ научной парадигмы в психиатрии (1102239), страница 41
Текст из файла (страница 41)
Лэйнг не пытался положить в основание книги единую идею; более того, вся книга посвящена, практически, тому, что этой идеи нет, и опровержению тех идей, которые когда-то существовали в этом смысле. Он спорит и с тем, что было принято, и с тем, что приходило вголову ему самому, и опровергает все. Часть текста доказывает вполне определенныеположения (когда Лэйнг пишет, что существует внутриутробная память, ясно, чтоименно он хочет сказать), другая часть текста не доказывает ничего ("я старалсятолько описывать", пишет он), третья сама точно не знает, что она хочет сказать. "Этакнига не претендует на то, чтобы быть путеводителем для тех, зашел в тупик.
Я сам втупике. Но я делал все, что в моих силах, чтобы показать природу моей растерянности." Часть текста нацелена на убеждение, часть на доказательность, а местами Лэйнгпишет с такой горечью, что оставляет всякие попытки что-либо доказать, показать ивообще достичь, в смысле прагматики текста.
Иногда кажется, что даже различны цели соседних абзацев. Лэйнг описывает самого себя для иллюстрации на себе некоторых теорий, просто чтобы рассказать о себе или для покаяния. Даже в тех местах, гдеречь о науке, изложено много побочного материала, а концепцию науки Лэйнга понять не просто. Самое основное содержание книги - это множество вопросов, отсутствие ответов, признание тупика, попытка изложить максимум материала для того,хотя бы, чтобы возможный выход из него был совершен на следующей ступени (кажется, что искренность такого рода всегда подразумевает прогрессистское доверие ксуществованию истины).Лэйнг был растерян настолько в общем смысле слова, что даже едва ли можносказать, что он был неудовлетворен философией науки (хотя именно этой неудовлетворенности посвящены "Факты жизни").
Он был неудовлетворен вообще тем, какскладывается все. Он ведь посвятил всю свою жизнь науке, а это дело в конечно счетеоказалось не стоящим того, может быть, даже вредным. Он понял это давно, когда-тоон создал новую науку антипсихиатрию, но жизнь похоронила ее. Дело, которому че162ловек посвящает себя, неизбежно должно представать перед ним в какой-то степениодушевленным, как-то с ним говорить. То, что говорило с Лэйнгом - наука - имелоустрашающее лицо. Но оно говорило, в основном, правду. Лэйнг пишет, что когда онсовершал жизненный выбор, он выбрал науку за ту правду, которую она говорит, ноотшатывался потом от нее всю жизнь за то, что в этой правде не было ни милосердия,ни любви - не было, по большому счету, того, ради чего можно было жить.
А ведь вариантов правды всегда много. То, что наука предлагает такой бессердечный вариант,даже, если подумать, удивительно. И какая наука! Медицина! Это непременно должно что-то говорить об устройстве (нынешнего или вообще) мира.Возвращаясь к вопросу о человеческой цельности - приведшей в "Фактах жизни"к исключительной теоретической разбросанности - витгенштейновское разделение на"ясно высказываемое" и "показываемое" более не может удовлетворить Лэйнга111. Теперь все средства, которые есть у него в распоряжении - лирическая сила письма,мощь научного метода, радикальность и бесстрашие позиции - все вместе направленона осмысление и анализ одного и того же. Это одно и то же, с одной стороны, субъективно, достоверно дано именно лично; это эмоционально (насколько эмоциональны,например, его аргументы в главе "Научный метод и мы": "Бездушный интеллект неспособен ни на что иное, кроме того, чтобы исследовать ад своих собственных адскихпостроений посредством своих собственных адских орудий/ инструментария/ методови описывать на языке ада свои собственные адские умозаключения/ открытия/ гипотезы").
С другой стороны, реальность, которую описывает Лэйнг, не выдуманная. Вовсей книге нет ни одного слова, которое было бы сказано безответственно. Когда достепени личной боли проникает что-то объективно существующее, трудно требоватьразделения на личное и объективное, на лирику и науку. Но личное без выражения ианализа делается неосмысленным, а объективное без личного участия - бесчеловечным. Именно таким разделением сегодня в совершенстве владеет научный метод.Между головой и сердцем сегодня непременно приходится делать выбор.
Но Лэйнгстремится во что бы то ни стало остаться цельным. Он не хочет отказываться ни от111Интересный анализ языка Лэйнга дает Янг: [Young, 1966, p.13], правда, только для "Разделенного Я". Само появление научного жаргона, пишет он, отделяет научный способ мышления оттого, на котором возможно личное присутствие автора. Аналогичное обвинение можно предъявить ик философии.163того ни от другого (по-человечески при подобном конфликте можно было бы толькопосоветовать ему оставить науку, где проблема неразрешима, и заняться академической философией, которая в большой своей части посвящена рефлексии очень сходной проблематики).Я хотела бы показать, что искренность и "личность" сами по себе способствуеточищению научного мышления от догм, а обезличенность и "научность" способствуют догматичности.
Кажется, что искренность Лэйнга в этой книге свидетельствует помимо того, что, собственно, это был искренний человек - также и о нем как об ученом. В книге присутствуют вполне нетрадиционные рассуждения об эмбриологии реинкарнаций. Но, мне казалось, свидетельствуют о Лэйнге как ученом не они, а художественная часть.
К сожалению, доказать это я не могу. Но независимо от того, способствует полная обезличенность догматичности или нет, она коррелирует с ней, потому что является ее симптомом. Во-первых, потому, что писать безлично принято, иученый, решающийся нарушить рамки, тем самым показывает некоторую отвагу(речь, правда, не идет о книгах, о которых не доказано, что их цель научная). Вовторых, и это главное, догматичности мышления способствует диссоциация сознания.Человек, который может быть безупречным ученым днем и совершенно другим человеком вечером, способен, следовательно, хорошо переключаться и забывать в одномсостоянии другое. Такой человек легко может (вполне искренне) поддерживать гипотезу, против которой имеются (более или менее веские) возражения.
Для объективнойнауки очень полезен спор с самим собой, из него проистекает способность изменятьсвое мнение, а это трудная задача для диссоциированной личности. (Одно из открытий психоанализа: личность распадается на более мелкие под-личности, не взаимодействующие между собой, в поисках убежища от дискомфорта противоречий междупод-личностями, в поисках цельности, самонепротиворечивости хотя бы на уровнеодной под-личности; а если и на этом уровне продолжается неудовлетворенность иконфликт, под-личность распадается на еще более мелкие). Спор с самим собой и открытое признание собственного непонимания и растерянности, кроме свидетельстваоб искренности, еще свидетельство о мужестве ученого.164Концепция наукиЛюбовь открывает факты…Р.Лэйнг, "Факты жизни"В юности, выбирая между тремя равно привлекательными для него областями теологией, психологией и философией - он выбрал психологию, поскольку это наука,она имеет доказательную силу, она что-то может дать, на ее пути можно продвинуться вперед.
Выбрав науку, он столкнулся с тем, чем она реально является, и это - кошмар наших дней. Местами поэтому Лэйнг пишет как радикальный антисциентист.Ему хочется вообще остановить науку ("только ученый знает, как вмешаться наиболее разрушительно").В то же время это не слом науки. Лэйнг много пишет против науки, но далеко неполностью выходит и полностью не желает выйти из ее русла.
Рассмотрим его концепцию науки подробнее."Тело" науки, в смысле ее "базы данных", сохраняется. Он активно используетэто "тело", даже когда его собственные научные построения достаточно фантастичны(эмбриология реинкарнаций).Философия науки, прежде всего в глобальном смысле - сциентизм - полностьюотвергается, заменяется религиозностью, трансцендентными спекуляциями и т.п.Этот отказ носит надрывный характер и в общем убедителен эмоционально, а не логически ("я надеюсь, что тот, кто захочет разобраться во мне, не станет разрезать меня пополам...") В более узком смысле, философия психиатрии, то есть построение вней концептов психоза и нормальности и т.п.
- остается на уровне достаточно открытых вопросов, и вопрос о причине болезней тоже. Однако, надо заметить, что, если всередине шестидесятых Лэйнг готов был больных называть здоровыми и наоборот, тотеперь, в общем, он не сомневается, что больных надо лечить. Другой вопрос, как.Третий вопрос о ценности мира тех, кто считается нормальным.Методика науки, описанная художественно и убедительно ("мы брали лягушек...") бескомпромиссно отвергается. Он категорически против бесчеловечностибиологии, редукционистского увлечения изучением субстрата.Цель науки, которая во времена антипсихиатрии, может быть, и колебалась, крассматриваемому моменту не колеблется: она обычная; для медицины это излечение.
Лэйнг цитирует Парацельса:165"Исцеление достигается врачеванием,само же искусство врачеванияпроистекает из милосердия.Следовательно,не трудом Веры постигается исцеление,но трудом сострадания.Истинная основа медицины —Любовь""Любовь открывает факты, которые без нее остались бы нераскрытыми," - пишет он, предлагая любовь в основание научного метода.Лэйнг везде приходит только отрицанию методов науки, но не ее целей. Понастоящему не ставится под сомнение не только прикладная цель, излечение, но ивторичная отвлеченная цель, поиск научной истины. Среди свойств науки самые глобальные: доказательность, общезначимость, объективность - не умаляются в своемзначении.
Когда он выдвигает гипотезу о реинкарнациях, это вполне научный дискурс. В самоописаниях Лэйнг увлечен спорами с самим собой, потому что все времяпреследует цель доискаться до истины! Он провозглашает то же самое в главе "Попытка умозаключения". Когда он пишет: "Сколько себя помню, я всегда пытался уразуметь, как я здесь оказался, что я здесь делаю, почему я здесь, почему здесь другиелюди," - он не предполагает, что на вопрос "как я здесь оказался" можно дать какойугодно ответ. Ответ принципиально может быть только истинный, только такой ответна философское вопрошание может удовлетворить.