Диссертация (1101976), страница 31
Текст из файла (страница 31)
Все, кроме Христа, сразу, еще до знакомства, отвергают Иуду, считая«что такой человек не может принести добра…» [Андреев 2012, Т. 2, с. 249]. Однакогероя словно бы устраивает такое положение вещей. Он специально старается усилитьнеприятное впечатление от собственной внешности постоянным кривлянием, явнымвраньем, необъяснимой злобой, юродством, ведя себя так же, как Подпольныйчеловек, намеренно провокационно. Например, Иуда провоцирует град насмешексвоими неожиданными претензиями на красоту:– … я, благородный, прекрасный Иуда плетусь сзади, как грязный раб, которомуне место рядом с господином.– Почему ты называешь себя прекрасным? – удивился Фома.– Потому что я красив, – убежденно ответил Иуда… [Андреев 2012, Т. 2, с.
258]Сходны также и речевые особенности героев Достоевского и Андреева.Исповедь Подпольного человека зиждется на парадоксах; сократический методведения спора, состоящий из череды провокационных вопросов, призван привестисобеседника к парадоксальным выводам: «Он глуп, я в этом с вами не спорю, но,может быть, нормальный человек и должен быть глуп, почему вы знаете? Может быть,это даже очень красиво» [5, с. 104].То же наблюдаем и в случае с Иудой. Вот, например, его разговор с Фомойпосле того, как Искариот спас Иисуса от смерти, солгав жителям, что тот на самомделе никакой не пророк, а обыкновенный мошенник, вор и негодяй:– Ты поступил нехорошо.
Теперь я верю, что отец твой – дьявол. Это он научилтебя, Иуда.134<…>– Значит, дьявол научил меня? Так, так, Фома. А я спас Иисуса? Значит, дьяволлюбит Иисуса, значит, дьяволу нужен Иисус и правда? Так, так, Фома. Но ведь мойотец не дьявол, а козёл. Может, и козлу нужен Иисус? Хе? А вам он не нужен, нет? Иправда не нужна? [Андреев 2012, Т. 2, с. 254]Искариот так же, как и Парадоксалист, рассказывает всем о своих недостаткахнезависимо от того, хотят ли его слушать. К нему в полной мере применимо все то, чтописал М. М.
Бахтин о Подпольном человеке, рассуждая о роли другого в речевомповедении героя. Иуда стремится предвосхитить отрицательную оценку другого, онкак бы говорит: на самом деле я еще хуже, чем вы думаете. Стремление к юродству исамоуничижению доходит даже до того, что Искариот уверяет всех, будто рожден откозла, и ради забавы очерняет собственную мать. Подобное самообвинениемотивированно тем же, чем и у Парадоксалиста: герой стремится выглядеть самымподлым и безобразным из всех, чтобы этим отличиться от окружающих ипротивопоставить себя социуму. Они оба рассчитывают на то, что их шокирующаяоткровенность (стремление нравственно «заголиться и обнажиться») наряду свозмущением вызовет и подспудное восхищение окружающих.Таким образом, с одной стороны, Искариот сам демонстративно отталкиваетлюдей в ответ на их враждебность к нему: он презирает глупость окружающих,смеется над их ограниченностью и трусостью.
С другой стороны, как и в случае сПодпольным человеком, мнение другого очень значимо для Иуды. Так, необычайноетщеславие Искариота заставляет его вступать в изнурительное соревнование побросанию камней с горы с самым сильным из учеников Христа – Петром. Подпольнаяпарадоксальность характера Иуды заключается в том, что, юродствуя и провоцируяокружающих, он все равно страдает от их нелюбви и невнимания: «И в скоромвремени вышло так, что все они тесною кучкою шли впереди, а Иуда – Иудапобедитель, Иуда сильный – один плелся сзади, глотая пыль <…> и никто не вспомнилоб Иуде» [Андреев 2012, Т.
2, с. 258].Но особенно сильно Искариот жаждет любви Христа (хоть и порой он делаетвсе, чтобы навлечь на себя гнев Иисуса: ворует, лжет, злословит, хвастается). Онвсячески окружает Христа заботой: собирает цветы среди камней, чтобы порадоватьучителя, покупает дорогое мирро, амбру и вино, приносит Иисусу маленьких детей,135которых он так любит. Чего же добивается Искариот? Какой цели служат то егопостоянное кривляние и самоуничижение, то исступленная забота о Христе? На нашвзгляд, Иуду, как и Подпольного человека, можно назвать героем-идеологом.
ИдеяИскариота заключается в том, чтобы стать любимым учеником Иисуса. Иуда убежден,что именно он – лучший и достойнейший из приближенных учителя. Об этомИскариот неожиданно заявляет, когда ученики Христа просят разрешить их спор отом, кого Иисус любит больше: Петра или Ивана: «И, тихо бия себя в грудь костлявымпальцем, Искариот повторил торжественно и строго:– Я! Я буду возле Иисуса!» [Андреев 2012, Т.
2, с. 267]Аналогия с «подпольными» людьми очевидна: Иисус – бог, а Иуда хочет бытьпервым после бога, а значит, лучшим, главнейшим из смертных – именно то, чегожаждут и Парадоксалист, и Аркадий Долгорукий, и ростовщик из «Кроткой» и вообщемногие герои Достоевского. Следуя парадоксальной, «подпольной» логике, Искариотприходит к убеждению, что для того чтобы доказать Иисусу свою любовь – он долженубить его. Иуда хочет показать Иисусу, что вся хваленая преданность его учениковничего не стоит перед лицом настоящей опасности, что сильный Петр триждыотречется от него, что любимый ученик Иоанн окажется трусом и предаст своегоучителя. Что все, кроме него, безобразного вора Искариота, бросят Христа, и толькоон, Иуда, будет до последнего с ним: «Я пойду в ад! И на огне твоего ада я будуковать железо и разрушу твоё небо. Хорошо? Тогда ты поверишь мне? Тогдапойдёшь со мною назад на землю, Иисус?» [Андреев 2012, Т.
2, с. 304].В предательстве Иуды воплощается «подпольное» желание проявить высшеесвоеволие, почувствовать, что держишь жизнь дорогого человека в своих руках. Иради этого «подпольному человеку» Иуде не жаль самой жизни: стремление утвердитьправо силы важнее жизни самого близкого человека. Это высшая степень того, о чемписал Парадоксалист: о праве человека пожелать себе (и другим) вредного, о том, чтонаиболее нерациональное, «вредное хотение» и есть самое сильное.В этом желании «вредного» Иуду и Парадоксалиста роднит еще и наслаждение,получаемое от страданий, своих и другого человека, упоение собственным стыдом инизостью падения.Вспомним, какую богатую гамму ощущений испытываетПарадоксалист, издеваясь над Лизой, терзая ее картинами безрадостного будущего,давая и отнимая надежду на новую жизнь. Мучая Лизу и одновременно мучаясь сам,136герой испытывает сладострастное удовольствие, в котором унижение и самоунижениесплетаются в причудливый невротический клубок.
В повести Андреева страданияХриста, которого избивают солдаты, отзываются болью в теле Иуды, но в то же времяон словно наслаждается этим зрелищем: «Поднялся сильный хохот, и Иуда такжеулыбнулся – точно чья-то сильная рука железными пальцами разодрала ему рот»[Андреев 2012, Т. 2, с. 287].Предвкушение болезненного наслаждения от казни учителя проявляется,например, в сцене мелочной торговли за жизнь Иисуса с первосвященником Анной:«Тридцать серебреников! Ведь это одного обола не выходит за каплю крови!Половины обола не выходит за слезу! Четверть обола за стон! А крики! А судороги! Аза то, чтобы его сердце остановилось? А за то, чтобы закрылись его глаза? Это даром?»[Андреев 2012, Т. 2, с. 275] Цинизм Искариота в этой сцене сопоставим с цинизмомПарадоксалиста, который с наслаждением высмеивает сквозь слезы самое дорогое, чтоу него есть: идеалы своей молодости, свои юношеские мечты.
«Подпольным» людямдоставляет удовольствие унижать в самих себе самое сокровенное, они охотновтаптывают в грязь то, чем дорожат больше всего на свете. Эти психологическиеособенности связаны со склонностью к постоянной рефлексии, которая превращаетценностную систему «подпольного человека» в подобие зыбкого болота, где нетничего устойчивого, все переменчиво, непрочно. Иуда, по Леониду Андрееву, – самыймыслящий из учеников Христа. То, что остальные принимают за аксиому, Искариотподвергает сомнению и переосмысливает. Именно поэтому Иуда сближается с самымнедоверчивым из учеников Иисуса – с Фомой. Но мысль Фомы тяжела инеповоротлива, она не может разрешить вопросы, которые он задает себе; Фома –созерцатель, а Иуда – философ. Рефлексия Искариота столь же мучительна, как и«усиленное сознание» Парадоксалиста.
Даже окружающие отмечают необычайнуютягостную задумчивость Иуды: «Пока двигался его живой и хитрый глаз, Иуда казалсяпростым и добрым, но когда оба глаза останавливались неподвижно и в странныебугры и складки собиралась кожа на его выпуклом лбу, – являлась тягостная догадка окаких-то совсем особенных мыслях, ворочающихся под этим черепом» [Андреев 2012,Т.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
