Диссертация (1101942), страница 22
Текст из файла (страница 22)
Эти особенности указывают нато,что«я»-повествователь,преждевсего,обращаетсякпроблемесамопознания, где он стремится выйти за пределы частного и отдельногослучая на уровень неких обобщений, связанных с основами существованиячеловека. Если мы поймем принцип мышления Анны, то обнаружим в такомфрагментарном изложении определенную логику, когда одно событиепорождает второе, второе – третье и т.п. и само выстраивание идет по цепномуразвертыванию. Обратимся к части «Ветер окраин» и определим особенностивосприятия«я»-повествователяАнны,чьяоптикаотличаетсяотпрямолинейного взгляда на события. Это позволит нам выявить внутреннюювзаимосвязь одного элемента с другим и обнаружить закономерность врасположении частей.2.
1. 1. Мотив «переоблачения» и маска перволичного повествователя Второй план в текст вводит Анна, демонстрируя уже в открывающемроман «Сад» событии перевернутую, искажающую реальность оптику,согласно которой она видит обратно пропорционально тому, как это есть вдействительности:– компания простых и необразованных юношей предстает замкнутым иэлитарным кругом, куда можно попасть только обманным путем: «… имолодые люди, выслушав меня, молча раздвинулись, впуская меня…» (С.
90);– присоединение к группе торговцев книгами означает исполнение мечтывсей жизни; 107– невинная шутка с розыгрышем влюбленной девушки выступает каккощунство, несет чувство вины, ведет к «прокручиванию» ситуации в памяти:«За то, что высмеивала на ветру любовь…» (С.
108);– случайная и короткая встреча переводится в статус переломногособытия, истока, который предопределил дальнейшие события.Противоречащее буквальному восприятие возможно в таком состоянии,которое можно обозначить как душевная «нищета», где человек переживаетсвою отчужденность от мира с преувеличенной остротой, сознает свою жизнькак пустую, безосновную (в «Слепых песнях» сообщается, что Анну никто неищет, и она никого не помнит) и себя – как заведомо неполноценного иущербного.Поэтому такое состояние обостряет чувство жизни, делает его тоньше,ведет к искаженной оптике, когда каждый незначительный отклик со стороны«другого» может быть воспринят как проявление участия, высшей степениприятия.
Молодые торговцы книгами не прогнали Анну и разрешили ейпостоять с ними, поэтому она преисполняется непонятной «богатому» (родней,друзьями, интересами, занятиями и т.п.) человеку благодарностью, видиткаждого малознакомого товарища своим близким, братом.…и хотелось плакать, потому что они были большие, доверчивые и безмерномерзли без своих горестных мам. <…> и мы все были братья опять, а рэкет –шакал.
<…> Я просто упала на Диму. Я просто рыдала (С. 91, 92).Причина,покоторойгероиняподходиткторговцамкнигами,объясняется буквально:Просто это невозможное всю жизнь хотение узнать: а у продавца с его стороны(где не видно) что лежит? пирожок надкусанный?! гребешок?! ползеркальца?!!!а он ко мне лицом и товаром (С.
90). 108Фрагмент представляет собой пример соединения двойного смысла –прямого и переносного. На уровне метафоры Анна говорит о том, что в основуее поступка заложена потребность познать жизнь с обратной, изнаночнойстороны, посмотреть на нее с позиции потусторонности, выйти за границувидимого.Обратная сторона жизни представляет собой средоточие полярных сил,выход на уровень глубины, где противоположности, не утрачивая своегодуального противопоставления, диалектически соединяются и вступают всимволическую связь. Познание мира и своего «я» на острие противоречиялишает возможности прямолинейного, рационального восприятия реальности,представляет собой нечто альтернативное обыденному.Выйти за границы внешней жизни в художественном мире Н.
Садурвозможно через переступание предела в определенном действии (см.,например, роман «Чудесные знаки спасения», повесть «Вечная мерзлота»).Раскроем, каким образом Анне удается познать жизнь с обратной стороны, асебя – в состоянии борьбы светлого, созидающего и темного, разрушительногоначал.Изначальное событие выстраивается на основе оппозиции «игра/жизнь».Переход из жизненной плоскости в игровое пространство начинается тогда,когда слова и поступки человека обретают характер демонстративности,показа. В этом случае его поведение утрачивает наивность и первозданную«чистоту»: оно рассчитано на то, чтобы произвести определенный эффект.Ведь я тихо спросила, и он отметил, что другим не слышно, упустив погрубости души, что малейшим движением моим и все-таки пусть слабым, нозвуком голоса, я донеслась до всех, чего и хотелось (С.
90).Анна подходит к группе молодых торговцев книгами и начинаетгротескно изображать из себя влюбленную девушку: она забалтывает 109торговцев книгами, избегает смотреть на объект своей выдуманной страсти(Диму), задает провокационные вопросы, пляшет на ветру. Анна придает Димеощущение собственной значимости и «непохожести» на остальных, вызывает унего предчувствие любви, чем соблазняет его.А я болезненно вздрагиваю <…> начинаю <…> разговаривать с каждым из них<…> избегая смотреть на Диму.
<…> Но не сметь посмотреть прямо. Все тут жеувидели, как я Диму люблю даже на таком ветру. <…> Он, конечно,разволновался, потому что товарищи его тоже, как и я, начинают избегать еголица, как избранника, который уже отделен от остальных <…> (С. 89-90).Таким образом, действие в романе начинается с шутки, которая влечет засобойнешуточныеследствия.Аннаизображаетизсебябезнадежновлюбленную девушку, юноши ей верят, и жизненное пространство начинаетперетекать в сферу театрального, условного, наполненного жестовым изнаковым поведением (напоказ), а также призрачными отражениями живыхчувств и проявлений.
Анне кажется, что ее обман может раскрыться, поэтомуона еще больше входит в новую и непривычную для себя роль.И тогда я еще больше припадаю к Диме малозаметно и едва дышу ему:– Ты мне звонил?А он и телефона-то моего не знает. Не знаю, чего я прицепилась к этому Димето? Просто сама увлеклась чем-то (С. 90).Надев маску влюбленной девушки, Анна становится неспособна от нееосвободиться – она видит, как юноши ей верят, поддерживают истинностьвыдуманной ситуации, поэтому наряду с чувством условности происходящегоу Анны появляется действенный страх раскрытия обмана. Так как она обладаетобостренным восприятием, этот страх начинает довлеть над ее поведением,удваивается и обращается в ужас разоблачения, который еще больше 110«погружает» ее в несвойственную ей роль, заставляет переступать через себя,предельно самоумаляться, исключает возможность остановиться.Но тут бы мне остановиться <…> и мне бы, правда, остановиться <…> уйти,уйти бы! Уйти бы мне! Но я стала еще сильнее это делать, чтобы они неперестали мне верить и не вздумали отстраняться, чтобы мне не пришлосьпригибаться и шнырять, как рэкет.
Я так боялась потерять их! (С. 90).Наполняя жизненное пространство призрачными смыслами и внушая верув их истинность товарищам, Анна познает и открывает в себе силу сотворитьситуацию из ничего, что опьяняет ее на духовном уровне, уводит отадекватного восприятия реальности и заставляет забыть о себе «настоящей».Обманом присоединяясь к компании молодых торговцев книгами, героинявопределенныйпроисходящего,моментдоходитвутрачиваетсвоейигрепредставлениедообусловностисамозабвения,переступаетдопустимый предел, на что указывает цепочка образов, которые она на себя«примеряет». Если в самом начале Анна предстает влюбленной девушкой, тозатем, видя действенность своей шутки, перевоплощается в известную,народную и заслуженную певицу.Я сказала всем:– Братья, я ведь певица.
<…> И я указала пальцем на мою афишу, как раз увхода в метро она трепетала (С. 92).На предельную степень самообольщения Анны указывает ее переживаниесебя в образе жрицы, которая находится в центре мироздания («магическогокруга») и наделена правом миловать и казнить, вершить чужие судьбы.… а шакал побежал от моего пальца до афиши, прыгнул, порвал и соскреб ее…Братья как поднялись! <…> Я сказала: 111– Не надо. Братья, давайте плюнем.Мы плюнули три раза, как на беса, и шакала не стало (С. 92).Приведенный фрагмент не отсылает к конкретному событию, он образновоссоздает ослепление человека своей непознанной ранее силой, что«замутняет» его восприятие (на это указывают образы «рванины сада»,«зеленоватого мутного морока» (С.
91) и т.п.), ведет к разрыву с чувствомреальности/условности происходящего. Если прочитать этот фрагмент какописание опьяняющего и ослепляющего сознания человеком своей власти, томожно испытать головокружение.Таким образом, завязка романа «Сад» в форме иносказания рассказывает отом, как надетая почти случайно маска прирастает к лицу, и лицо становитсяличиной, а сама героиня «погружается» во тьму, испытывая состояниесамозабвения, в котором она перестает помнить о постановочной природе всейсцены, подменяя жизненное пространство игровым.
Главное, что определяетситуацию «игры в жизнь», – это утрата человеком способности адекватновоспринимать реальность, слышать себя и свой внутренний голос: Аннаошибочно видит Диму в образе поводыря, который ведет ее из ночи в день.И глаза мне ожгло с такой силой, что сама я мгновенно запела про Щорса, ислезы побежали по горячим щекам. <…> и я побрела, слепая и слезная,уцепившись во тьме за Диму-поводыря, ай-яй-яй Дима-Дима-Дима и сталажить с ним, ай-яй-яй как было больно: золото и синева вглубь залили моиглаза…» (курсив наш – А.
П.) (С. 93).Эта подмена свершается практически неосознанно, под действиеммомента, в некоем порыве, «в бездумье» (С. 90), как определяет Анна. 112Следующая сцена (жизнь с Димой) образно воссоздает экзистенциальныйопыт 149 прикосновения Анны к тайне небытия и раскрывает особенностивосприятия того, кто переходит в призрачную форму жизни, в которойотсутствует живое человеческое наполнение.В этой сцене оппозиция «игра/жизнь» оказывается разрушена.
Дуальностьв оппозиции снимается путем приравнивания одного полюса к другому, онистановятся равнозначны, что ведет к «плоскому» восприятию, которое означаеттакое, где человек не испытывает никаких чувств.На самом деле мне было все равно, как будет в доме, я просто знала, что всехотят, чтоб я так говорила. <…> Он приносил чудны'е предметы, и они пугалибы меня, если бы мне не было все равно (С. 93).Героиня создает зримо-чувственные образы, которые раскрывают еесостояние синтетически, изнутри. Анна не живет, но смотрит на жизнь (свою ичужую) и на себя в ней сквозь стекло, о чем она говорит в форме иносказания:«И я еще не понимала, что все время стою у окна (курсив наш – А.