Диссертация (1101942), страница 11

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 11)

Н. Ушакова: «Условность – 2. Общепринятый, но лишенный реальной, действительной ценности обычай,порядок» (Толковый словарь русского языка: В 4 т. / Под ред. Проф. Д. Н. Ушакова. Т. 4. М.: ТЕРРА, 1996.С. 991). 49Данная особенность позволяет повторить утверждение о символическойприроде искусства Н. Садур: окказиональный образ-символ выступает каквоплощение художнической воли к преодолению разрыва между формой исутью,ксозданиюцелостности,котораявосходитотчастногокуниверсальному и обращается к первоосновам жизни человека.Чтобы открыть смысл, заданный подобной формой, нам необходимопоследовательно ответить на два вопроса: каким образом, приняв участие в«шутке», Лидия Петровна начинает сомневаться в подлинности окружающегоее мира и даже в том, что живы дети («…даже в детях я сомневаюсь,понимаете?»81), и в чем конкретно заключается ее познание?Как мы говорили ранее, Баба своими попытками уклониться от имени и«бегающим» поведением лишает Лидию Петровну возможности сохранятьопору на привычное рациональное восприятие.

Восприятие героини становитсяболее импульсивным, непосредственным, что характерно чаще всего для детей,которые позднее, по мере взросления и обретения жизненного опыта, какправило, становятся более отстраненными от происходящего. Лидия Петровнана короткий срок обретает «детское» восприятие, и потому Баба предлагает ейальтернативный, лишенный умозрительности и отвлеченности от конкретнойситуации путь познания – игровой диалог.Лидия Петровна ведет себя наподобие ребенка, она начинает верить вреальность происходящего. Но от ребенка она отличается тем, что такжерефлексирует и вовлекается в игру с осторожностью. Героиня обретаетпарадоксальность мышления: она выступает как ребенок – по своейобостренности восприятия, ослаблению власти рационального, и продолжаетбыть взрослым – по тому оттенку скептицизма и недоверия, который слышитсяв следующей реплике и которого не может быть в абсолютно наивномсознании: 81 Садур Н.

Чудная баба. М.: Союзтеатр, 1989. С. 30.50Л и д и я П е т р о в н а. (озирается). Как по-прежнему странно устроенчеловек: я не верю, что она – зло мира, но я… но я на всякий случай еепоймаю…82.Лидия Петровна, с одной стороны, движима азартом, интересом, с другойстороны, она озирается по сторонам – ей стыдно, что товарищи ее увидят изасмеют. Эта абсурдность, нелепость ситуации выводит Лидию Петровну наиной уровень восприятия, который осмысляется через парадокс. Простодушие,свойственное ребенку, и страх разоблачения, характеризующий взрослого,вызывают чувство двойственности происходящего, чем деформируют оптикувосприятия, как бы сдвигая ее под угол, преломляя на две составляющие,рождая зеркальный эффект. Человек оказывается поставлен в своего родаэкспериментальные условия – он испытывает противоположные состоянияодновременно и поэтому раздваивается между мне кажется («я-взрослый, иопираюсь сугубо на рациональное») и действительно есть («я-ребенок, и верюсвоим чувствам»), ощущает себя на грани между очевидным абсурдом ивысшим, внелогическим смыслом.Такое двуплановое поведение близко к сценическому, суть которого, пословам Ю.

М. Лотмана, заключается в том, чтобы «знать и не знатьодновременно»83. Антиномичность положения, способность к двуплановости: содной стороны, вовлеченность (максимальная степень незнания) и, с другойстороны, сохранение дистанции (предельное знание) – возможна у людей счрезвычайно пластичной и подвижной психикой, с особой, внутреннейживостью, то есть у тех, кто сохранил в себе «детство» как напоминание овозможности полноты бытия.Игра основана на парадоксальном.

Она включает элемент условности,образуя отграниченное от повседневной жизни пространство, где каждый из 8283 Садур Н. Чудная баба. М.: Союзтеатр, 1989. С. 15.Лотман Ю. М. Об искусстве. СПб: Искусство – СПб, 2000. С. 585.51участников знает правила и действует в соответствии с ними, и элементоткрытости, спонтанного развития – ни один из участников не можетпредсказать результирующего исхода и предвидеть случайности, которыемогут возникнуть в процессе: убегая от Лидии Петровны, Баба неожиданнопадает, рискуя быть пойманной.

Это сравнимо с игрой на сцене, где актеры,отлично выучив свои роли, каждый раз играют их по-разному – сама форматеатрального спектакля подразумевает также импровизацию, не исключаетслучайного нарушения предсказуемого развития, что требует перестройки.Закон, который определяет игру и отличает ее от всех других способовпознания, заключается в невозможности для участников вернуться в начальнуюточку и прочувствовать всю остроту ситуацию заново, поверить в реальностьпроисходящего во второй раз. Лидия Петровна после первой попытки несмогла поймать Бабу и пробует это сделать еще раз, но элемент стихийнойвовлеченности, детской наивности оказывается утрачен вследствие того, что«другой» (Баба) больше не поддерживает игровую ситуацию.Б а б а.

(моментально вскочив, сурово). Все, Лида. <…>Л и д и я П е т р о в н а (крадется к ней). Я поймаю!Баба стоит неподвижно. <… >Лидия Петровна схватила Бабу. <…>Л и д и я П е т р о в н а. Попалась, гадина! (Трясет Бабу, как былинку).Б а б а. Ой, ой, пусти! Больно же! Замотала всю!Л и д и я П е т р о в н а (отпускает Бабу). Правда, что же я… я схожу с ума.Больную женщину ловлю, простужусь вот-вот, товарищей потеряла84.В данном фрагменте мы видим, что один из участников во второй разохладевает к игре, перестает вовлекаться в диалог.

Баба становится, как на этообращается внимание в пьесе, внутренне и внешне неподвижна, у нее исчезаетазарт игрока. И, соответственно, Лидия Петровна, видя отстраненность и 84 Садур Н. Чудная баба. М.: Союзтеатр, 1989. С. 16.52безучастность Бабы, начинает снова входить во власть рассудочного,вспоминать о нелепости своего положения. Это охлаждение, возвращение к«взрослому» отчетливо слышится в приведенной выше фразе Лидии Петровны:«Правда, что же я… я схожу с ума. Больную женщину ловлю, простужусь вотвот, товарищей потеряла».Синхронное совпадение двоих является базовым условием игры, котороеобусловлено ее предельной диалогичностью, где каждый ставит себя взависимость от «другого» и также от случая, т.е. разного рода непредвиденныхобстоятельств (падение Бабы, например).

В этом смысле высказывание «ловимомент» как нельзя лучше подходит к описанию игровой ситуации: в томслучае, если один участник охладеет или утратит интерес и замкнется в себе,второй не сможет сыграть в одиночку и обрести реализм переживания.Особенность игровой формы познания заключается в том, что как толькочеловек принимает правила и вовлекается в действо, возможно, не вполнеосознанно для себя, он оказывается «подхвачен» игровой, оргийной стихией,соединяется с ней в едином порыве, исключающем возможность остановиться,на что указывается в пьесе:Б а б а. Лида, Лида, теперь не останавливайся, до конца лови, без остановок, ато всех погубишь, весь мир.

С одного разу только и можно ловить, Лидушка!85.Игровая форма познания предполагает диалектическую заостренность,соединение стихийного «подхватывающего» и рационального «тормозящего»моментов. Волевой решимости достичь результата сопутствует боязньокончательного; горячему желанию исполнить и воплотить – «леденящий»страх исполненности и воплощения, поэтому игра дает переживания,несопоставимые с повседневными по своей силе. Если в обычной жизни нашиощущения «одномерны»: мы можем грустить, веселиться, испытывать страх и 85 Садур Н. Чудная баба. М.: Союзтеатр, 1989.

С. 15.53т.п., но все это в разные промежутки времени, то здесь в едином моментевстречаются полюса: одному предельному чувству сопутствует прямопротивоположное, и эта двойственность рождает остроту переживания, чувствосинтезируется, становится целостным. В жизни такие двойные состояния такжевозможны: например, если наша ненависть настолько велика, что вопределенный момент мы открываем, что это обратная сторона любви, формасильной связи и т.п.Это экзистенциальное состояние вовлеченных в игру людей разделяет их– на тех, кто остановился и «застрял» на середине, испугался пойти дальше, ина тех, кто преодолел свой страх дойти до конца единственно для того, чтобыиз конечной точки открылась перспектива обзора и стало возможным окинутьвзглядом весь путь и познать его скрытый в глубине смысл.

Таким образом,гносеологический импульс, тяга к познанию для Лидии Петровны и для всехглавных героев Садур выступает в качестве центростремительной силы,которая настолько велика, что преодолевает власть центробежной силы,закономерно обусловленной страхом.Игра обращает к неопосредованному рассудком переживанию, делая егопо своей силе несопоставимым с обычными чувствами из жизни, – в сравнениис ними она дает субстрат, «сгусток» ощущения, предполагает потрясение.

Играпредставляет собой условную форму, поэтому она определяется законамиискусства, но участник здесь выступает в двойном качестве – как вовлеченныйв процесс и «поглощенный» им и как отстраненный от него, в глубине душипомнящий об условности происходящего. Не подчиняясь требованию внешнегожизнеподобия (здесь есть элемент условности, дистанции), игра дает реальныепереживания, заставляет чувствовать ту глубину, или присутствие «второго»дна, которое возникает в парадоксальном, обоюдоостром ощущении. Можносказать, что игра – это то преувеличение, которое необходимо для того, чтобы«высветить» истинное, проявить невидимое в бытовых, привычных условиях, 54явить некую эссенцию жизни и «самости» человека, придав происходящемуэстетическую и этическую окраску.Теперь попробуем ответить на вопрос, какой же «реальный» опытполучает героиня в игровой форме познания.Испытание Лидии Петровны, во время которого она ловит Бабу, чтобыустановить рай на земле, обращает читателя к библейской теме.

Героиня хочетискупить первородный грех, который исказил природу человека и сталпричиной зла в мире. Она пытается обновить мир в этом испытании, принестиблагую весть. При этом Лидией Петровной, которую встреча с Бабой выводитее за пределы рационального, движет не мысль, желание, расчет, но глубинноепобуждение, «благое намерение», которое по масштабности своего замыславозвышает ее над собой отдельной и обособленной.Когда Лидия Петровна бежит за Бабой, она, «подхваченная» игровойстихией, на мгновение совершенно верит в реальность ситуации и, в своейпопытке искупить первородный грех и поймать «зло мира», занимает самое«верхнее» по отношению ко всем «другим» положение: не только преодолеваетзакон, но сама становится законом, осознает себя вершителем человеческихсудеб, «ловит момент» упоения своей силой, свободой от земных рамок иограничений, от самого себя – она обретает себя в стихии власти.Героиня, таким образом, познает альтернативу всем своим жизненным и«горизонтальным» связям – она метафорически «вертикально» воспаряет иотрывается от Земли, теряет чувство реальности происходящего и оказываетсяв точке акмэ: на одно мгновение освобождается от силы земного тяготения (напонятийном языке пьесы – «выпрыгивает из себя»), окидывает взглядом мир исебя самое с недостижимой высоты.Отметим, что такое испытание, устремляющее от «горизонтали» вабсолютную «вертикаль», проникновение на самый верх и возвышение надсобой и, следовательно, над всеми остальными, может выдержать вхудожественном мире Н.

Характеристики

Список файлов диссертации