Диссертация (1101808), страница 32
Текст из файла (страница 32)
Множество живых изгородей вокруг наследственныхнеравных клочков земли, обсаженных деревьями, придают этому зеленомуковру облик, редкостный среди французских пейзажей, и тайна егоочарования заключается в многообразии контрастов, которые могут поразитьдаже самую холодную душу» (12). Нужно отметить, что приемы,используемые Барбе д’Оревийи и Бальзаком для воссоздания местногоколорита в историческом произведении, во многом схожи. Это закономерно,если принять во внимание, что ряд исследователей упрекали Бальзака вподражании В. Скотту в этом романе. Однако на наш взгляд в данном случаецелесообразнейговоритьовосприятииипереосмысленииопыташотландского барда, нежели о слепом копировании.Авторская рефлексия присутствует в «Одержимой», но выраженаустами безымянного рассказчика, воспроизводящего историю, услышаннуюотмэтраТэнбу.Рассказповествователятоиделопрерываетсяотступлениями, содержащими его суждения об истории, которые выдаютскрываемую за ними позицию автора, его внимание скорее к коллективнойпамяти народа, устно передающейся от поколения к поколению, нежели к334Aynesworth D.
The telling of time in L’Ensorcelée // Modern Language Notes, 1983, XCVIII. P. 650-651.146письменным историческим свидетельствам: «Je les avais recueillis là [details dela Chouannerie – П. М.] où, pour moi, gît la véritable histoire, non celle descartons et des chancelleries, mais l'histoire orale, le discours, la tradition vivantequi est entrée par les yeux et les oreilles d'une génération et qu'elle a laissée,chaude du sein qui la porta et des lèvres qui la racontèrent, dans le coeur et lamémoire de la génération qui l'a suivie335» (64). Затрагивается в отступлениях итема неумолимого действия времени над памятью человека: «Mais, ôdésappointement cruel, et triste preuve de l'impuissance de l'homme à résister autravail du temps dans nos coeurs! maître Louis Tainnebouy <…> avait à peu prèsoublié, s'il l'avait su jamais, tout ce qui, à mes yeux, sacrait ses pères336» (65).Период шуанского движения, по мнению повествователя, «une époque aussiintéressante à sa manière que l'époque de 1745, en Écosse, après la grandeinfortune de Culloden337» (65).
В упоминаниях эпизодов истории Шотландии втексте «Одержимой» звучат отголоски влияния В. Скотта на становлениеБарбе д’Оревийи-исторического романиста. Иногда между строк явнопрослеживается приверженность автора монархическим взглядам, ценностямпрежнего строя: «<…> la vie publique <…> ne définissait point commeaujourd'hui : le gouvernement de tous par tous, – ce qui est impossible et absurde,– mais le gouvernement de tous par quelques-uns, ce qui est possible, moral etintelligent338» (99).Нужно заметить, что тон авторских отступлений в «Одержимой»нейтрален, в отличие от «Жана Кавалье» Э. Сю, время от времени335Я собрал их [детали шуанского движения – П.
М.] там, где, по моему мнению, живет подлинная история,не история папок с документами и канцелярий, а устная история, речь, живая традиция, которую однопоколение впитало в себя через глаза и уши, и которая, согретая теплом груди, пронесшей ее, и губ, еерассказавших, осталась в сердце и памяти последующих поколений.336О, жестокое огорчение и печальное доказательство беспомощности человека перед воздействиемвремени на наши сердца! Мэтр Луи Тэнбу <…> понемногу забыл, если и знал когда-то, все, что в моихглазах короновало его предков337По своему интересу не уступает периоду шотландской истории 1745 года, во времена поражения приКалиодене.338<…> общественную жизнь <…> тогда определяли отнюдь не так, как сегодня, когда все управляютвсеми, – что невозможно и абсурдно, – но как управление, осуществляемое лишь некоторыми, что вполнереально, нравственно и умно.147улавливаются лишь грустные нотки, говорящие о ностальгии писателя поушедшим временам.2.
Система персонажей.Система персонажей «Одержимой» отличается от рассмотренных вышероманов Э. Сю и А. Дюма. В романе Барбе д’Оревийи историческиеперсонажи отсутствуют, исторические лица лишь упоминаются в романе. Вначале произведения, говоря о шуанах, повествователь вспоминает о ЖакеДетуше, французском контрреволюционере, которому Барбе д’Оревийипосвятил отдельный роман «Шевалье Де Туш»: «Personne <…> n'y avaitoublié encore le sublime épisode dont elle [ville – П.
М.] avait été le théâtre en1799, cet audacieux enlèvement par douze gentilshommes, dans une ville pleine detroupes ennemies, du fameux Des Touches, l'intrépide agent des Princes, destiné àêtre fusillé le lendemain339» (63-64). В конце повествования мимоходом даноуказание на гибель герцога Энгиенского (цитату см. выше, с. 142).Упоминаются также имена двух шуанских генералов: Луи де Фротте иЖоржа Кадудаля.
Таким образом, действующими лицами «Одержимой»становятся вымышленные герои: аббат Круа-Жюган, Жанна ле Ардуэ, Томале Ардуэ, Клотт и др. Подобная организация системы персонажей близка к«Шуанам» Бальзака, где в основе сюжета лежат приключения маркиза деМонторана и Мари де Верней, а исторические лица находятся за кулисами.Однако у Бальзака эти исторические лица незримо присутствуют напротяжении всего повествования(особенно – Фуше), и это ощущаетсячитателем.
Влияние начальника тайной полиции на развитие событийотмечается и в тексте романа: «<…> у нас остался только один добрыйпатриот – хитрец Фуше, он все держит в руках с помощью своей полиции.339Никто <…> не забыл еще того памятного эпизода, местом действия которого он [город – П. М.] был в1799 году: этого дерзкого похищения двенадцатью дворянами в городе, полном врагов, отважного агентаПринцев, знаменитого Де Туша, который должен был быть расстрелян на следующий день.148<…> Это какой-нибудь шпион, подосланный Фуше <…> Но что могут этилюди сделать без него? Я согласна с Фуше: его голова – это всё!» (28; 77;252).
В «Одержимой» же подобного не происходит, и исторические личностипоявляются лишь мимоходом для помещения происходящих событий висторический контекст. Барбе д’Оревийи сам комментирует это отношение кисторическим лицам в своих произведениях: «Исторические персонажи здесьне на первом плане (его занимают вымышленные герои), но я хочу, чтобыбыло видно, как они проходят вдалеке с величественными лицами, ставшиееще идеальнее в тумане далей, которые все возвеличивают и кажутсяореолом Тайны»340.Барбе д’Оревийи в отличие от Бальзака, изображающего события спозиции республиканцев, помещает в центр своего романа историю аббатаКруа-Жюгана, занимающего сторону шуанов.
Образ аббата являетсяцентральным и наиболее противоречивым в произведении, несмотря на то,что название романа связано не с ним, а с Жанной ле Ардуэ. Вводится геройв роман как незнакомец, с первых страниц он окутан ореолом тайны: «L'anVI de la république française, un homme marchait avec beaucoup de peine, auxderniers rayons du soleil couchant qui tombaient en biais sur la sombre forêt deCérisy. <…> L'homme qui s'avançait sur la lisière de la forêt paraissait brisé defatigue»341 (72). Тем не менее, в первом же описании автор указывает, чтоперед нами шуан: «il n'aurait pas été un voyageur ordinaire, armé, par précaution<…> En effet, ce devait être un Chouan! Ses vêtements étaient d'un gris semblableau plumage de la chouette, couleur que les Chouans avaient, comme on sait,adoptée pour désorienter l'oeil et la carabine des vedettes»342(72-73). Первоеописание героя показывает его в переломный период его жизни: потеряв340Barbey d’Aurevilly J.
Correspondance générale. Tome II. Belles-lettres, 1980. P. 137-138.Шел шестой год французской республики. В лучах заходящего солнца, освещавших мрачный лес Серизи,с большим трудом шел человек. <…> Мужчина, приближавшийся к опушке леса, казался разбитымусталостью.342Он не был обычным путешественником, вооруженным из предосторожности <…> В самом деле, это,должно быть, Шуан! Его одежда была серого цвета, похожего на оперение сов, цвет, который Шуаныиспользовали, как известно, в своей одежде, чтобы сбивать с толку глаз и карабин часовых <…>.341149надежду одержать победу и восстановить прежний режим, Круа-Жюганрешает покончить с собой.