Диссертация (1101160), страница 39
Текст из файла (страница 39)
Но если ониуже преступили черту, то произошло это единственно по его вине, и онсчитает себя имеющим власть это дурное исправить. Однако не он один321Касаткина Т.А. Церковь и Государство как идеалы общественной мысли // Касаткина Т.А. Священное вповседневном: двусоставный образ в произведениях Ф.М. Достоевского.
М.: ИМЛИ РАН, 2015. С. 497.190виновен, и он не сможет сам это «поправить».Эта установка распространяется и на отношение к девочке вреальности. Может, и несознательно, но он оставляет ее, чтобы потом найти,совершает подлость, чтобы потом ее исправить. Не проявляется ли в егоотношении к девочке та же любовь к горю «для себя»? С одной стороны, мывоспринимаем этот поступок героя как поиск действительного доброго дела,с другой, заметим, что вообще в творчестве Достоевского благотворениечасто выступает как очень сомнительное благодеяние.
Начиная с первогоромана «Бедные люди», в «Записках из подполья», в «Кроткой» и другихпроизведениях Достоевского благодетели всегда выступают как персонажисомнительно положительные. Как отмечает О. Меерсон, у Достоевского,«благодетельство, в той степени, в которой благодетель манипулируетчувствами благодетельствуемого, является самой острой формой искажениялюбви через изъятие из нее элемента свободы»322.Однако Достоевский, вероятно, более милостив к своему герою, чемчитатель, вызывающий героя на суд совести.
Смешной человек «сбивается»,искажает истину, однако и определенных рецептов постижения истины нет.Его воля к познанию и добру стремится именно таким путем. Пусть онатолько замещает отсутствие истинной любви, но именно так проявляют себясозидательные и жизнеутверждающие силы в его душе, если другие путизакрыты. Мы застаем героя только в начале его пути, в момент зарожденияидеи.
Сон о «золотом веке» Смешного человека выводит читателя кпроблемам христианской этики.Смешной человек, его читатель и Достоевский о «золотом веке»Как мы уже отмечали в связи с исповедями Ставрогина и Версилова,сон о «золотом веке» герои всегда кому-то рассказывают, собеседнику, чьевосприятие для них очень важно (старец Тихон, Аркадий Долгорукий).322Меерсон О.
Библейские интертексты у Достоевского. Кощунство или богословие любви? // Достоевскийи мировая культура. Альм. № 12. М.: Раритет-Классика плюс, 1999. С. 40–53.191Рассказ Смешного человека тоже предполагает своего слушателя (иличитателя, так как в рассказе нет характеристики адресата и указаний,письменно или устно оформлен его монолог). И так как воображаемыйсобеседник героя – его современник, его образ сливается с реальнымчитателем, современником Достоевского, мы можем задаться вопросом,сможет ли его проповедь иметь влияние на окружающих, тех, к кому он идетпосле сна? К каким действиям должна подвигнуть слушателей такаяпроповедь? Он даже и не надеется их изменить: «они не поймут» (заметим,что героя не понимает никто – люди в «золотом веке», они же послегрехопадения, его современники), потому что он не осознает этих других какближних, он, может быть, желает, чтобы они были прекрасны – вновь «длясебя», для него самого.
Ведь он себя из их числа исключает. Мечта о рае наземле вывела его к людям и отвратила от «успокоения в ничтожестве», отзамкнутости на себе, но она его не меняет «в один час», он вновь остается ссамим собой. Сон о «золотом веке» действует только на самого сновидца (также со Ставрогиным и Версиловым).Как нам кажется, позиция «они не поймут» в отношении к своимчитателям не была близка Достоевскому как автору «Дневника писателя».Мы не можем однозначно совместить убеждения героя с точкой зренияДостоевского и в утверждении возможности будущего «рая на земле», вере,что «в один бы день, в один бы час — всё бы сразу устроилось!» (25; 119).
Содной стороны, в главке «Дневника писателя» «Золотой век в кармане»Достоевский восклицает сродни Смешному человеку: «Знаете ли, что дажекаждый из вас, если б только захотел, то сейчас бы мог осчастливить всех вэтой зале и всех увлечь за собой?» (22; 13). С противоположной стороны, вдругих его высказываниях по этому поводу слышится скепсис: «Осмыслить ипрочувствовать можно и даже верно и разом, но сделаться человеком нельзяразом, а надо выделаться в человека.
<...> Мыслители провозглашают общиезаконы, то есть такие правила, что все вдруг сделаются счастливыми, без192всякой выделки, только бы эти правила наступили. Да если б этот идеал ивозможен был, то с недоделанными людьми не осуществились бы никакиеправила, даже самые очевидные» («Дневник писателя» за февраль 1877 г. Гл.1, ч. III «О сдирании кож вообще, разные аберрации в частности.
Ненависть кавторитету при лакействе мысли» (25; 47)). Можно вспомнить и близкое подухе замечание из рукописи к «Бесам»: «Смысл: Архиерей доказывает, чтопрыжка не надо делать, а восстановить человека в себе надо (долгой работой,и тогда делайте прыжок). – А вдруг нельзя? – Нельзя. Из ангельского делобудет бесовское» (11; 195)323. Вспомним также и приведенное вышезамечание Достоевского, что «возлюбить человека, как самого себя, позаповеди Христовой, – невозможно» (20; 172).Вероятно, Достоевскому нельзя уверенно приписать однозначныевыводы его героя из увиденного сна. Но вот само видение о «золотом веке»,которое Достоевскийпередает своиперсонажам,возможно,вышлодействительно из «сердца и ума» их создателя.
К.А. Степанян, анализируярассказ, выделяет три плана содержания: «сон как откровение для героя и длячитателя, сон как обнаружение внутреннего мира „смешного“ и сон какпроявление затаенной мечты самого автора, которую его разум отвергает»324.Как нам кажется, Достоевский передает героям (Ставрогину, Версилову,Смешному человеку) собственную мечту, но от которой он в какой-тостепени дистанцировался. Именно поэтому каждый раз образ «золотоговека» читатель видит из точки зрения определенного персонажа, и оннаполнен пафосом, характерным именно для данного героя. В публицистикео «золотом веке» писатель говорит под маской вымышленного лица,мечтателя, Парадоксалиста.
Возможно, так он высказывает заветныеубеждения, намеренно дискредитируя их сомнительной репутацией героя,чтобы обратить читателя к самостоятельному осмыслению образа.323Степанян К.А. Загадки «Сна смешного человека» // Достоевский и мировая культура. Альм. № 32. Спб.:Серебряный век, 2014. С. 74.324Там же. С. 69.193Мечта о «золотом веке», об устроении рая на земле настойчиво звучитв исповедях его героев, однако сам Достоевский не высказывается прямо. ПомнениюГ.Флоровского,втворчествеДостоевскогопроисходит«расхождение мечты и прозрения»325, его замысел «раздваивается», он неможет отказаться от утопии, но не может и не признать, что реальностьопровергает надежды на ее осуществление: «Он остается утопистом, ждет ижаждет Царства Божия на земле <...> Этого он желает, но не видит.
<...>Очень характерно, что своих утопических идеалов Достоевский никогда невидел»326.В таком «раздвоенном» виде эта мечта и входит в исповеди его героев,и парадоксально заключает в себе свое отрицание. Ставрогин пробуждаетсяот сна, вызывая образ умершей, Версилов в современности видит только«свистки и комки грязи» (13; 377), Смешной человек признает, что «небывать раю» (25; 118). И однако «прозрение» не отменяет их мечты, без нееСмешной человек не хочет жить и не может даже и умереть, что буквальнооправдывается сюжетом его рассказа.
Героям необходима энергия сна о«золотом веке», этого «высокого заблуждения», потому что он несет в себеоткровение о природе человека.2.6. «Братья Карамазовы» (1879–1880)В тексте романа словосочетание «золотой век» не встречается, однакоесть любопытное замечание Иван Карамазова об утерянном людьмисостоянии райского блаженства: «Люди сами, значит, виноваты: им дан былрай, они захотели свободы и похитили огонь с небеси, сами зная, что станутнесчастны, значит, нечего их жалеть» (14; 222).
Герой, возможно, объединяетдва мифа: ветхозаветный сюжет о грехопадении по вине прародителей иантичную легенду о Прометее. Иван Карамазов приписывает богоборческоедеяние Прометея, сына титана и океаниды, первым людям. Этот синтез325Флоровский Г. Религиозные темы Достоевского // О Достоевском: Творчество Достоевского в русскоймысли 1881–1931 гг. М., 1990. С. 388.326Там же.194показываетсвоеобразиемифотворческогомышленияДостоевского327,осмысления им «преданий всего человечества».Далее в своей поэме о Великом инквизиторе Иван Карамазов излагаетидею насильственного устроения «рая на земле», который смогут подаритьчеловечеству избранные, обеспечив людей земными благами в обмен насвободу. Страдания человечества и будущая утопия описаны в образахВетхого Завета: «На месте храма твоего воздвигнется новое здание,воздвигнется вновь страшная Вавилонская башня, и хотя и эта не достроится,как и прежняя, но всё же ты бы мог избежать этой новой башни и на тысячулет сократить страдания людей, ибо к нам же ведь придут они,промучившись тысячу лет со своей башней! Они отыщут нас тогда опять подземлей, в катакомбах, скрывающихся (ибо мы будем вновь гонимы имучимы), найдут нас и возопиют к нам: „Накормите нас, ибо те, которыеобещали нам огонь с небеси, его не дали“» (14; 230–231).
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
