Диссертация (1101160), страница 35
Текст из файла (страница 35)
Сновидение пользуется коллективными фигурами,потому что оно должно выразить вечную, бесконечно повторяющуюсячеловеческую проблему, а не нарушение личного равновесия»295.Мы уже обращали внимание, чтосны о «золотом веке» героевДостоевского являются в кризисный, решающий момент их пути и служатвосстановлению, исправлению душевной жизни.
Заметим теперь, что эточерта архетипических сновидений:«Все те мгновения индивидуальнойжизни, – когда общезначимые законы человеческой судьбы проламываютнамерения, ожидания и воззрения, прорываясь в личное сознание – являютсяодновременно перевалочными пунктами процесса индивидуации. Этотпроцесс и есть как раз спонтанное осуществление целого человека»296.Итак, обращаясь к психоаналитической концепции и предполагая всновидениях героев Достоевского закономерности подлинного психическогоопыта, мы отмечаем некоторые психологически обусловленные черты сна о«золотом веке».
Достоевский как психолог открывает форму переживания ипознания мира «всегда и снова», которая только полвека спустя получилатолкование в теории бессознательного Юнга.Античный «золотой век» и ветхозаветный ЭдемРассмотрев, как сон вписан в структуру рассказа и как онпсихологически мотивирован, мы перейдем к анализу черт «золотого века».294Юнг К.Г.
О сущности сновидений // Структура психики и процесс индивидуации. М.: Наука, 1996. с. 192.Там же. С. 194.296Там же.295171В рассказе «Сон смешного человека» Достоевский дает наиболее развернутоеописание этого состояния. Как и во снах Ставрогина и Версилова, люди«золотого века» живут на Греческом архипелаге, это отсылает кдревнегреческому мифу.
Ранее мы уже отмечали (см. главу «Источникиобраза „золотого века“ в творчестве Ф.М. Достоевского»), как античный ибиблейский миф отразились в формировании образа «золотого века» втворчествеДостоевского.ВоснеСмешногочеловекаантичнымпредставлениям о «золотом веке» соответствуют такие черты:природа дружелюбна человеку, климат благоприятен: «Ласковоеизумрудное море тихо плескало о берега и лобызало их с любовью, явной,видимой, почти сознательной. Высокие, прекрасные деревья стояли во всейроскоши своего цвета, а бесчисленные листочки их, я убежден в том,приветствовали меня тихим, ласковым своим шумом и как бы выговариваликакие-то слова любви.
Мурава горела яркими ароматными цветами. Птичкистадами перелетали в воздухе и, не боясь меня, садились мне на плечи и наруки и радостно били меня своими милыми, трепетными крылышками» (25;112);земля сама дает урожай, труд есть, но он не в тягость: «они питалисьлегкою пищею, плодами своих деревьев, медом лесов своих и молоком ихлюбивших животных.
Для пищи и для одежды своей они трудились лишьнемного и слегка» (25; 113);нет заболеваний, смерть безболезненна: «У них почти совсем не былоболезней, хоть и была смерть; но старики их умирали тихо, как бы засыпая»(25; 114);смерть есть не конец, но продолжение жизни: «они соприкасались сеще с умершими своими даже и после их смерти и что земное единениемежду ними не прерывалось смертию. Они почти не понимали меня, когда яспрашивал их про вечную жизнь, по, видимо, были в ней до того убежденыбезотчетно, что это не составляло для них вопроса» (25; 114);172царит атмосфера любви и согласия: «Это была какая-то влюбленностьдруг в друга, всецелая, всеобщая» (25; 114); безмерны радость и веселье:«лица эти были веселы; в словах и голосах этих людей звучала детскаярадость» (25; 112);они живут в гармонии со всем миром: «у них было какое-то насущное,живое и беспрерывное единение с Целым вселенной» (25; 114);людямдоступно высшее знание жизни: «Лица их сияли разумом и каким-товосполнившимся уже до спокойствия сознанием» (25; 112).Однако Смешной человек характеризует это состояние не как«античный золотой век» (как мы уже отмечали, этого определения вообщенет в рассказе Достоевского), он дает общее определение, котороеприложимо и к «золотому веке», и ветхозаветному Эдему: «это была земля,не оскверненная грехопадением, на ней жили люди не согрешившие, жили втаком же раю, в каком жили, по преданиям всего человечества, и нашисогрешившие прародители, с тою только разницею, что вся земля здесь былаповсюду одним и тем же раем» (25; 112).
Он замечает: «по преданиям всегочеловечества».Мы хотели бы обратить внимание на кардинальное различие античногои библейского мифа: в Эдеме было непосредственное общение с Богом какличностью, и первым людям был дан закон от Бога (который они потомнарушили). Этого нет у «детей солнца» Достоевского: «у них не былохрамов, но у них было какое-то насущное, живое и беспрерывное единение сЦелым вселенной; у них не было веры» (25; 114), – но отчего-то Смешнойчеловек, глядя на них, вспоминает и о библейском мифе тоже, говоря о«согрешивших прародителях» и замечая, что «вся земля здесь была повсюдуодним и тем же раем» (25; 112).
Вероятно, подсознание героя совмещает этидва мифа.Насколько описание «золотого века» у Достоевского совместимо светхозаветным? В сновидениях Ставрогина и Версилова вполне в духе173описаний античного мифа «боги сходили с небес и роднились с людьми» (13;374), но для самих героев, очевидно, боги как дружественные людям духи –это только поэтическая принадлежность легенды. И в исповеди Версиловаэтот религиозный аспект сновидения имеет уже христианскую перспективу,судя по тому, как в своей утопии он представляет будущее человечества.
Онговорит о периоде атеизма, а затем, в финале истории, о втором приходеХриста и всеобщем воскресении. Соответственно, картина начала мира вантичномязыческомдухевполнеуживаласьвсознаниигероясхристианским осмыслением истории человечества, и даже была связана, какв рукописи Версилов указывал: «У Клода Лоррена закат – загадка и тайна.Мне же приснилось, что уже тайна выполнена» (16; 427). Эта тайна была видее бессмертия, которая в «золотом веке» еще не была осознана, и вощущении присутствия божества, с которым эта идея бессмертия быласвязана, который был «великим источником сил» (13; 378). Людям предстоитосознать эту идею через чувство потери этого божества.
Версилов вописании периода атеизма говорит уже явно в контексте христианства.Что касается рассказа, то исследователи неоднократно отмечали, что в«земном рае» Смешного человека нет Бога, это дает основание считать егоскорее «языческим», у «детей солнца» нет религии, нет храмов. ОднакоДостоевский описывает в «золотом веке» ощущение Божьего присутствия,неотделенного от существования человека.
«У них не было веры, зато былотвердое знание, что когда восполнится их земная радость до пределовприроды земной, тогда наступит для них, и для живущих и для умерших, ещебольшее расширение соприкосновения с Целым вселенной» (25; 114). Эточувство слияния с природой, «восполненное знание» о смысле своей жизни иуверенность в этом знании рождается из неразрывной связи человека ибожества. После грехопадения Он становится объектом их осознания, для«детей солнца» Он – «тот милосердый Судья, который будет судить нас иимени которого мы не знаем» (25; 117).174Мы предполагаем, что в этой формулировке отразилось мировоззрениесамого Смешного человека. К некоей высшей силе обращается герой, лежа вгробу, с требованием прекратить «безобразие и нелепость дальнейшегобытия» (25; 110), и, очевидно, по воле этого сверхъестественного начала егопереносит «темное, неизвестное», но с «человеческим ликом» существо (25;110) на ту самую, «безбожную», планету.
Он просил показать ему «чтонибудь разумнее того, что теперь совершается» (25; 110), – и его вызов былпринят: «Увидишь все» (25; 111). В.Н. Катасонов заявляет о несомненномналичии религиозной перспективы: «в рассказе нет слов бог, Творец,Абсолют, и т. д., но можно, тем не менее, выделить представление о Высшейсиле, господствующей в мире и, в конце концов, за все происходящее в миреответственной»297, «на вызов героя Высшая сила не просто выносит некийвердикт, а самим дальнейшим развитием сюжета как бы ведет с ним диалог,который должен привести героя к некой истине»298, следовательно, геройощущает присутствие этого начала во сне. Прилагая слова «детей солнца» кситуации самого героя, мы можем истолковать ее так: как возмездие Судьигерой воспринял свое бессмысленное посмертное существование, но Он имилосерден, поэтому дал Смешному человеку увидеть новую жизнь.В отличие от утопии Версилова, высшая сила по сюжету сновиденияСмешного человека никак себя не проявляет в истории человечества.
Однакосам герой отчасти чувствует себя назначенным на какую-то миссию,предопределенную ему высшим началом и непонятную пока ему самому. Онзаброшен на другую планету, и из-за его присутствия разворачивается ходистории от «золотого века» к грехопадению. Сам факт своего появления тамон не мог изменить, он поставлен в такие условия, но в дальнейшихпоступках он свободен. Почему герой хочет взять на себя ответственность залюдей «золотого века» и просит распять его? Это уже его собственное297Катасонов В.Н. Загадки «Сна смешного человека» Ф.М.
Достоевского// Достоевский – писатель,мыслитель, провидец. М., 2012. С. 268.298Там же. С. 271.175решение, и о мотивах его он умалчивает. Почему в этот момент он необращается к высшей силе с требованием: «Кто бы ты ни был, но если тыесть и если существует что-нибудь разумнее того, что теперь совершается, тодозволь ему быть и здесь» (25; 110), –с которым обращался ранее?Возможно, потому, что считает, что может изменить сам? В отличие отВерсилова, он не понимает, что все случилось именно так из-за того, что ихоставил «великий источник силы», и это необходимо должно былослучиться, а он только сыграл роль катализатора.
Он видит только людей«золотого века» и себя, мир и себя, но воли высшего начала над собой как быне замечает. Как пишетК.А. Степанян, «в своих попытках спастичеловечество – и во сне, и потом наяву – „смешной“ надеется пока лишь наодного себя»299. В сущности, позиция героя по отношению к «видимомувластителю всего того, что происходило со мной, если только былвластитель» (из рукописи; 25; 234), не меняется, не у него ключи от жизни исмерти, но он по-прежнему считает, что «жизнь и мир теперь как бы от менязависят» (25; 108). Возможно, сам герой этого еще не осознает.















