Диссертация (1101160), страница 32
Текст из файла (страница 32)
Но после сна герой осознает, что его «смешной вид» вглазах других являлся следствием того, что у него есть правда, отличная отправды окружающих его людей, и, более того, она и является истиной; то,что так уязвляло его гордость, и является основой его личности. Характернаего оговорка: «А прежде я тосковал очень оттого, что казался смешным. Неказался, а был» (25; 104),он совершенно принимает это внешнееопределение, соглашается с ним: «если был человек на земле, больше всехзнавший про то, что я смешон, так это был сам я» (25; 104).Так как теперь он знает возможность своего существования в иномкачестве для окружающих – во сне он никому не казался смешным, нисверхъестественному существу, которое несло его на другую планету («явдруг почувствовал, что меня не презирают, и надо мной не смеются, и дажене сожалеют меня, и что путь наш имеет цель, неизвестную и таинственнуюи касающуюся одного меня» (25; 111)), ни «детям солнца» («Эти люди,радостно смеясь, теснились ко мне и ласкали меня; они увели меня к себе, ивсякому из них хотелось успокоить меня» (25; 112)), – он принимает этоопределение, потому что может отделить его от себя, увидеть каковнешняющую оценку, ради сна о «золотом веке» он готов быть смешным.Это его качество амбивалентно, его можно трактовать положительно:«то, что смешно и фантастично в смешном человеке <...> – это егостремление к идеалу в полном признании невозможности достичь его наземле»278 (Джексон), так и увидеть в нем отрицательное движение: « …гордец в среде „недостойных“ <...> А гордыня почти всегда означает уДостоевскогоуединение,отъединение–ипричемтакое,котороесмертельным образом зависит от признания со стороны хоть кого-то извнешнего мира.
Тогда и cамоопределение „смешной человек“ можетвыглядеть278какприсвоенныйсамомусебезнакДжексон Р.Л. Искусство Достоевского. Бреды и ноктюрны. М.: Радикс, 1998. С. 219.отличияот156„обыкновенных“»279 (Степанян).Чудо, которым для него становится открытие «золотого века»,подготовлено его состоянием созерцательного безмыслия, пустоты: «я,например, случалось, иду по улице и натыкаюсь на людей. И не то чтоб отзадумчивости: об чем мне было думать, я совсем перестал тогда думать: мнебыло всё равно. И добро бы я разрешил вопросы; о, ни одного не разрешил, асколько их было? Но мне стало всё равно, и вопросы все удалились» (25;105).
«Я ведь каждую ночь не сплю до самого рассвета и вот уже этак год. Япросиживаю всю ночь у стола в креслах и ничего не делаю. Книги читаю ятолько днем. Сижу и даже не думаю, а так, какие-то мысли бродят, а я ихпускаю на волю» (25; 106). Из напряжения этой опустошенности и являетсянастойчивое ожидание переворота, открытия.Его утверждение: «ничего при мне не было», усиленное затем егопризнанием: «Сначала мне всё казалось, что зато было многое прежде, нопотом я догадался, что и прежде ничего тоже не было, а только почему-токазалось. Мало-помалу я убедился, что и никогда ничего не будет» (25; 105),– можно воспринять и как отрицание истории, наличия какого-то развития.Его существование и существование всех людей – только прозябание впустоте. Сон раскрывает ему это глубокое заблуждение: герой пропускаетчерез свое сердце всю историю человечества, познает свою глубокую,неотменяемую причастность к судьбе каждого живущего и когда-либожившего на земле.
Это открытие было парадоксально подготовлено –Смешной человек в своем решении самоубийства переживает ту же связь смиром, но перевернутую, идущую как бы не от мира к нему, а от него к миру:«Ясным представлялось, что жизнь и мир теперь как бы от меня зависят <…>застрелюсь я, и мира не будет, по крайней мере для меня <…> может быть,весь этот мир и все эти люди — я-то сам один и есть» (25; 108).279Степанян К.А. Загадки «Сна смешного человека» // Достоевский и мировая культура.
Альм. № 32. Спб.:Серебряный век, 2014. С. 65.157Не только в области рационального, но и в области чувств Смешнойчеловек заявляет свое равнодушие, в начале повествования подчеркиваетсвою безэмоциональность, отсутствие каких-либо симпатий или антипатийпо отношению к окружающим: «Тогда я вдруг перестал сердиться на людей ипочти стал не примечать их» (15; 105);видя разгорячившихся в споретоварищей, он замечает им: «“Господа, ведь вам, говорю, всё равно“. Они необиделись, а все надо мной засмеялись. <…> Они и увидели, что мне всёравно, и им стало весело» (25; 105); говоря обужасном беспорядке заперегородкой, в комнате отставного капитана, Смешной человек настаивает:«капитан во весь месяц, с тех пор как живет у нас, не возбудил во мненикакой досады» (25; 107). Но вот вечером, в который он положил убитьсебя, он встречает девочку.
Она просит помочь ее умирающей матери, онпрогоняет ее, топнув и прикрикнув. Эта встреча вызвала необычайноераздражение и заставила усиленно задуматься, отчего так обострено егочувство стыда, когда разумом он уже отказал миру в наличии смысла испокойно, сознательно принял, что «всегда было все равно». Именно этосильное чувство дает новый толчок течениюего душевной жизни: он«конечно бы застрелился, если б не та девочка» (25; 107).Мы можем вспомнить, что угрызения совести вызывают сон о«золотом веке» и у Ставрогина. После сна Смешной человек находитдевочку, которой отказал в помощи накануне вечером, чтобы «практическиосчастливить» «хоть одно существо в своей жизни», подобно Версилову вего отношении к Софье Андреевне (13; 381).
При этом, подобно Версилову,мы можем назвать Смешного человека «мечтателем», «идеалистом»(склонность к идеализму проявлял и Ставрогин) в его грезах, что люди могутбыть прекрасны и счастливы, не потеряв способности жить на земле» (25;118), в его видении общечеловеческой любви и одновременно неспособностижить «живой жизнью».Поэтика отражения158В анализе сна, наряду с чертами характера героя, которые отражаютсяв его сновидении, необходимо понять, как сновидение вписано в структурурассказа.
Как нам кажется, одним из принципов поэтики этого произведенияявляется принцип отражения. Последовательно, на разных уровнях (сюжета,образов, идей) элементы зеркально повторяются.Так, герой, испытывая раздражение после встречи с девочкой,«обертывая вопросы в другую сторону», представляет, что «если б я жилпрежде на луне или на Марсе и сделал бы там какой-нибудь самый срамныйи бесчестный поступок, какой только можно себе представить, и был там занего поруган и обесчещен так, как только можно ощутить и представитьлишь разве иногда во сне, в кошмаре, и если б, очутившись потом на земле, япродолжал бы сохранять сознание о том, что сделал на другой планете, и,кроме того, знал бы, что уже туда ни за что и никогда не возвращусь, то,смотря с земли на луну, — было бы мне всё равно или нет? Ощущал ли бы яза тот поступок стыд или нет?» (25; 108). Он предполагает: может ли эточувство раздражения быть не из-за его чувства вины, а из-за общественнойморали, из-за того, что о поступке знают другие (прежде всего, сама девочка)и, может быть, его осуждают? И далее этот ход мысли отражается во сне –он перелетает на другую планету, другую «землю» и там всплываетвоспоминание о стыдном поступке на настоящей земле: «образ беднойдевочки, которую я обидел, промелькнул передо мною» (25; 111).
Ноотражение повторяется, и теперь он совершает «подлость» на той, другой«земле»: «развращает» их всех. «Вернувшись» на настоящую землю,проснувшись, он не выдерживает, что люди не знают о его «подлости» надругой планете и сам рассказывает об этом в исповеди, которой и являетсярассказ.Нравственный эксперимент на другой планете и вопрос: «какое вамдело здесь до всего того, что вы там наделали и что тамошние будут плеватьна вас тысячу лет, не правда ли?» (10; 187), –уже мысленно ставил159Ставрогин в разговоре с Кирилловым. Но в рассказе Смешного человека этотход мысли буквально воплощается.Сон переворачивает действительность.Мысль о самоубийстве емуподала звездочка280, но во сне она ведет его к свету «золотого века».
Онаоказывается другим солнцем, есть «такое же солнце, как и наше, повторениеего и двойник его» (25; 111). Образ звезды в рассказе, связанный с образомсолнца, заслуживает внимания и небольшого отступления. Эта звезданеобъяснимо подтолкнула героя к решению убить себя (как замечает К.А.Степанян, во сне Смешной человек эту звезду принимает за Сириус, которыйявляется двойной звездой, то есть состоит из двух гравитационно связанныхзвезд, гипотеза о таком строении появилась в 1844 г. и подтверждена была в1862 г.; если открытие было известно Достоевскому, то в рассказе имеетместо еще одно удвоение образа), но она же возвращает к жизни.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
