Диссертация (1101160), страница 31
Текст из файла (страница 31)
Исследователи обращают внимание на формусновидения, в которую облечены переживания и мысли Смешного человека,на особенности течения душевной жизни человека во сне, и прибегают кинструментам интерпретации сновидений в психоанализе. Например, Дж.М.Холквист утопичность рассказа Смешного человека объясняет черезтолкование снов Фрейдом, так как в сновидении героя воплощаются егожелания, и он не может различить мир реальный и мир сновидения.Противоречивость сна так же обусловлена течением сновидения, так как(Холквист цитирует З.
Фрейда) «сновидение никогда не выражаетальтернативу „или – или“, а содержит оба члена ее, как равнозначащие, водной и той же связи»272.269Ахундова И.Р. «...Все это, быть может, было вовсе не сон!» («смерть» смешного человека) // Достоевскийи мировая культура. Альманах № 9. М., 1997. С. 190.270Там же. С. 196.271Там же. С. 202.272Holquist, James Michael. Dostoevsky and the Novel. Princeton. N.J.: Princeton University Press, 1977. P. 162.151Как замечает К.А.
Степанян, парадоксальный сюжет сна Смешногочеловека психологически мотивирован: герой, «развратив тамошних людей,осуществляет свое давнее подсознательное желание (как в случае сцелованием их ног)». Его желание взять на себя вину и крест за других тожеобъясняется его характером, а не нравственным перерождением во сне: «Всовременной психологии известен тип человека (а Достоевскому он былизвестен гораздо раньше), который вытесняя в своем сознании низкуюоценку себя окружающими, начинает полагать себя способным собственнойжертвой принести спасение всему миру»273. Даже фантастическое явлениесверхъестественного существа-проводника обусловлено и может бытьобъяснено в терминах юнгианского учения: существо – бессознательнаячасть его «я», его Самости, если с ней заключить союз, возможно обновлениеличности274.Р.Ф.Миллер,интерпретируяхарактерСмешногочеловекапротивоположным образом, положительно, находит основания, однако, тожев психологии, она предполагает, что к нравственному перерождению геройготов еще до сновидения: «самый факт такого сна с самого начала выражаетстремление спящего к обращению».
Сам Смешной человек понимает этусвязь, осознает,что сон показывает ему то, что он хочет увидеть. Какзамечает Миллер, Фрейд поддержал бы Смешного человека в рассуждении,что «сны, кажется, стремит не рассудок, а желание, не голова, а сердце» (25;108)275.Герой понимает, что в таком случае его сон не имеет никакойценности для других, поэтому (в отличие Версилова и Ставрогина) пытаетсядоказать, что снилось ему то, что сам он никак не мог выдумать: «Неужелиже мелкое сердце мое и капризный, ничтожный ум мой могли возвыситься доФрейд З. О сновидении // Психология бессознательного: сб.
произв. Сост., науч. ред., авт. вступ. ст.М.Г. Ярошевский. М.: Просвещение, 1989. С. 329.273Степанян К.А. Загадки «Сна смешного человека» // Достоевский и мировая культура. Альм. № 32. Спб.:Серебряный век, 2014. С. 70274Там же. С. 69.275Миллер Р. Ф. «Сон смешного человека» Достоевского: Попытка определения жанра // Достоевский имировая культура. № 20. СПб. – М., 2004. С. 165.152такого откровения правды!» (25; 115).Это утверждение героя позволяет исследователям предположить, чтоэтот сон приходит из общечеловеческой памяти, и обратиться к понятиям«коллективное бессознательное» и «архетип» в психоанализе Юнга. И.Р.Ахундоваутверждает, что Достоевский «задолго до Юнга „открыл“многочисленные архетипы коллективного бессознательного, художественнореализовав их в своем творчестве»276.Так, к рассказу Достоевского обращаются с методами уже нелитературоведения, а психоанализа, предполагая, что Достоевский, будучиглубоким психологом, действительно мог предвосхитить многие открытиянаучной психологии и строить на этих на этих принципах художественныепроизведения.
Нам кажется такой подход обоснованным и оправдывающимсебя.Психологический портрет герояНаконец, решающим в вопросе интерпретации рассказа является образглавного героя. В исследованиях можно найти различные, иногда дажеполярные его характеристики: это пророк, познавший истину о жизни,смерти,существованииБога(Ахундова),герой,осмыслившийразобщенность современных людей и гармоническое существование людей имира до грехопадения (Касаткина), чудак, переживший нравственноеперерождения от эгоизма к альтруизму, понимающий невозможностьвозвращения «золотого века», но вопреки всему проповедующий его(Миллер, Джексон), герой сомнительный, который, хотя приближается кистине, но искажает ее, делая ее «своей» (Степанян, Васиолек).
Взависимости от того, как мы воспринимаем Смешного человека, мы можемпо-разному толковать и образ «золотого века». Можно попытаться найтипараллели видению Смешного человека в идеях других героев Достоевского,276Ахундова И.Р.. «...Все это, быть может, было вовсе не сон!» («смерть» смешного человека) //Достоевский и мировая культура. Альманах № 9. М., 1997. С. 187.153в зависимости от позиции исследователя эти аналогии в галерее характеровбудут различаться: Смешного человека сравнивают с героем «Записок изподполья», Шатовым, Алешей Карамазовым, Парадоксалистом из «Дневникаписателя» и др. Э.
Васиолек категорично заявляето связи героя соСтаврогиным и Версиловым: «И Ставрогин, и Версилов – люди без веры, иони должны были бы навести толкователей Достоевского на возможность,что сон Смешного человека – это сон о Золотом веке без веры»277. Этапараллель нам особенно интересна, так как эти три героя объединены сном о«золотом веке».Ранее мы рассматривали, как характерные черты Ставрогина иВерсилова проявляются в их снах о «золотом веке».
При этом мы указывалитолько те детали биографии и характера героев, которые имеют отношение ксновидениям. В рассказе «Сон смешного человека» сновидение герояявляется центром произведения (что и отражено в названии), вокруг негоразворачивается повествование, значит, все описанные события в жизнигероя, его личностные черты и особенности его душевного состояния в этотмомент значимы для понимания сна.Смешной человек теряет чувство осмысленности существования. Онописывает это так: «в душе моей нарастала страшная тоска по одномуобстоятельству <...> — это было постигшее меня одно убеждение в том, чтона свете везде всё равно.
<…> Я вдруг почувствовал, что мне всё равно былобы, существовал ли бы мир или если б нигде ничего не было. Я стал слышатьи чувствовать всем существом моим, что ничего при мне не было. Сначаламне всё казалось, что зато было многое прежде, но потом я догадался, что ипрежде ничего тоже не было, а только почему-то казалось. Мало-помалу яубедился, что и никогда ничего не будет» (25; 105). К этой безысходности онприходит, замыкаясь на мысли о своем «ужасном качестве» – о своем277“Both Stavrogin and Versilov are men without faith, and they should have given Dostoevsky's interpreters thekey to the possibility that the Ridiculous Man's dream is a dream of a Golden Age without faith” // Wasiolek,Edward.
Dostoevsky: The Major Fiction. Cambridge, Mass. M.I.T. Press, 1964. Р. 145.154«смешном виде во всех отношениях» (25; 104). Некоторое косноязычиеСмешного человека оставляет не совсем ясным, что он имеет в виду под«смешнымвидом»–этовид,вызывающийжалость?Илиэтонесоизмеримость амбиций и их осуществления? Или несоответствие своемувремени, неспособность разделить убеждения и ценности своего поколения?В это сложное определение автор вкладывает много смыслов.
Обратимвнимание и на такой возможный гносеологический аспект– смешной человекговорит: «Для меня вся моя университетская наука как бы для того только исуществовала под конец, чтобы доказывать и объяснять мне, по мере того какя в нее углублялся, что я смешон» (25; 104). То есть наука вместо того, чтобыукрепить позиции героя в познании мира, отнимала эту опору. Оказавшисьзатем во сне в мире «детей солнца», в «золотом веке»,он признает свосхищением, что они обладают знанием «глубже и высшим, чем у нашейнауки» – «ибо наука наша ищет объяснить, что такое жизнь, сама стремитсясознать ее, чтоб научить других жить; они же и без науки знали, как имжить» (25; 112). Это чувство жизни, которое выше сознательного еепонимания – то, чего не хватает современному человеку, поэтому так дорогоэто Смешному человеку.
Именно из-за утраты этого чувства герой в началеповествования и приходит к мысли, что «ничего при мне не было» (25; 104),уйдя в солипсизм. Эта крайность – опора на рассудок в познании мира,уверенность в существовании только субъективного сознания, а затемсомнения и в этом последнем рубеже – является одной из важных проблем втворчестве Достоевского. Герой определяет себя: «современный русскийпрогрессист и гнусный петербуржец» (25; 113) – по отношению к людям«золотого века», в этом определении мы можем увидеть характеристикуоторванности от почвы, что сближает героя со Ставрогиным и Версиловым.У его «ужасного качества» – «смешного вида» – есть и социальныйаспект. В нем можно усмотреть расхождение ценностей и убеждений героя сустановками его поколения, вдобавок, жалкий и слабый на взгляд155постороннего вид.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
