Диссертация (1101160), страница 30
Текст из файла (страница 30)
Бреды и ноктюрны. М.: Радикс, 1998. С. 208.147утопиями, облекаемых в форму сновидений и фантазий. На связь с этойтрадицией указывают В.Л. Комарович, Н.А. Хмелевская256. Пруцков в статье«Утопия или антиутопия» отмечает, что Смешной человек понимаетневозможность осуществления рая, но продолжает его пропаганду, и это«может быть истолковано как некая злая издевка над утопией вообще»257, нона самом деле «здесь иронии уже нет, это звучит как „золотая заповедь“утопистов-социалистов всех эпох»258.В самом рассказе сложно сочетаются утопические и антиутопическиемотивы. Кажется очевидным, что первая часть сна о блаженстве невинныхлюдей – скорее утопия, а вторая часть – их существование послегрехопадения – скорее антиутопия. Но пафос утопий и антиутопий – указатьпричину того или иного состояния общества259, как достигнуть идеальногосоциального устройства или как, наоборот, избежать социальной катастрофы.Однако во сне Смешного человека оказывается, что «золотой век» уженедостижим в принципе, а причина грехопадения – неустранима.
Но позициягероя такова, что он отрицает эту данность. И если читатель примет позициюрассказчика и вслед за ним будет считать осуществление идеала возможнымна земле, то сон о «золотом веке» обретет жанровые черты утопии; и есличитатель, как и Смешной человек, не готов мириться с состояниемчеловечества после грехопадения, считает его невыносимым, вторая частьсна окажется антиутопией.Г. С.
Морсон отмечает, что путем жанровой неопределенности рассказаавтор лишает читателя стратегии толкования: «Нельзя доказать, что рассказ256Комарович В.Л. «Мировая гармония» Достоевского. Атеней. Кн. 1–2. Л., 1924. С. 139; Хмелевская Н. А.Об идейных источниках рассказа Ф. М. Достоевского «Сон смешного человека» // Вестник Ленингр.
ун-та.1963. Вып. 2. Сер. литературы, истории, языка, № 8. С. 137–140.257Пруцков Н.И. Утопия или антиутопия? // Достоевский и его время. Л., 1971. С. 106.258Там же. С. 107.259Г.С. Морсон указывает отличие утопии от эклог, сказок о стране Кокейн, мифов об Эдеме, легенд о«золотом веке» в том, что утопия пропагандирует построение идеального общества: “It must advocate, or betaken to advocate, the realization of that society. This criterion distinguishes utopias <...> from eclogues, folktales ofa land of Cockaigne.
Myths of Eden, and the legends of a golden age” (Morson, Gary Saul. The Boundaries ofGenre: Dostoevsky’s “Diary of a Writer” and the Traditions of Literary Utopia. Austin: University of Texas Press,1981. Р. 76).148является антиутопией через психологию, потому что сам этот методинтерпретации под вопросом. C противоположной стороны, нельзя показать,что рассказ – недвусмысленная утопия (или описание подлинногоперерождения), отождествляя взгляды героя с авторскими, потому чтоправомерность такого отождествления и есть то, что нужно доказать».«Другими словами, „Сон“ это пограничное произведение, т.
е. произведение,которое теперь интерпретируется согласно противоречивым условностямжанров»260. Морсон пытается прочитать рассказ через контекст «Дневникаписателя», но и такой подход не дает достаточно оснований дляинтерпретации, так как «сам „Дневник“ <...> текст, допускающий двоякоетолкование»261.
Исследовательприходит к выводу, что этот рассказ –«пограничное произведение, задуманное звучать между противоположнымижанрами и толкованиями»262. Такой синтетический жанр Морсон называет«метаутопией»263.Таким образом, Достоевский, экспериментируя с формой, уходит отжанровойзаданности,лишаетчитателяпривычныхоснованийдляинтерпретации, предоставляя ему самому разбираться, как восприниматьгероя, его рассказ и образ «золотого века»264.260“One cannot show the story to be anti-utopian by means of psychology, because it is precisely this method ofinterpretation which is in question. Conversely, one cannot demonstrate it to be an unambiguous utopia (or anaccount of a genuine conversion) by identifying the hero's views with the author's, because the appropriateness ofsuch an identification is what needs to be proved”.
“The Dream,” in other words, is what we have been calling herea boundary work – that is, one which has come to be interpreted according to contradictory generic conventions”(пер. Золотько О.) // Morson, Gary Saul. The Boundaries of Genre: Dostoevsky’s “Diary of a Writer” and theTraditions of Literary Utopia. Austin: University of Texas Press, 1981. Р. 181.261“The Diary <…> is itself an ambiguous text”. Ibid. P. 181.262“the story appears to be <…> a threshold work, that is, one designed to resonate between opposing genres andinterpretations”. Ibid. P.
182.263Эту жанровую сложность отмечал и Бахтин, помещая рассказ в традицию античной мениппеи: БахтинМ.М. Проблемы творчества Достоевского // Собрание сочинений в 7-ми тт. Т. 6. М.: Русские словари; ЯСК,2002. С. 121–173.264В данном обзоре мы, конечно, не приводим исчерпывающий список исследований о жанровыхтрадициях, отраженных в рассказе Достоевского. См. работы Бахтина (Бахтин М.М. Проблемы творчестваДостоевского // Собрание сочинений в 7-ми тт.
Т. 6. М.: Русские словари; ЯСК, 2002. С. 121–173),Хмелевской – о влиянии жанра утопии-путешествия (Хмелевская Н. А. Об идейных источниках рассказа Ф.М. Достоевского «Сон смешного человека» // Вестник Ленингр. ун-та. 1963. Вып. 2. Сер. литературы,истории, языка, № 8. С. 137–140), Миллер – о пафосе рождественского рассказа в «Сне смешного человека»(Миллер Р. Ф. «Сон смешного человека» Достоевского: Попытка определения жанра // Достоевский имировая культура. № 20. СПб. – М., 2004. С. 148–169) и др.149Предсмертный опытСложность рассказа «Сон смешного человека» вынуждает искатьподходы к интерпретации видения «рая на земле» уже вне сферылитературоведения. Так, по мнению И.Р. Ахундовой, рассказ Достоевского«не толькопроизведение литературы»265, так какразворачивающийсявсюжет,трудноназвать«сон олишьсмерти,литературнымприемом»266, он не выдуман автором.
«Рассказ является художественнымописанием „предсмертных феноменов“, „отчетом“ о путешествии в „иноймир“ или в глубины подсознания»267, основан на «реальном опытесоприкосновения со „второй реальностью“», который, вероятно, пережил самДостоевский и передал своему герою268. Как на косвенное доказательствоАхундова указывает на заметку «Маша лежит на столе», где Достоевскийрассуждая о будущей райской жизни, предполагает: «Какая она, где она, накакой планете <...> – мы не знаем» (20; 173). В рассказе герой действительнопереносится на другую планету.
Кроме того, особенности видения Смешногочеловека (способность сознания существовать вне тела, полет к свету,явление проводника, невозможность описать словами виденное и др.)соответствуют описаниям лиц, действительно переживших клиническуюсмерть. Образ «золотого века» тоже вписан в это сновидение на гранисмерти, так как настоящий сон был сбивчив, герою трудно вспомнить, чтоснилось на самом деле. Поэтому автор, по мнению исследователя, используетмифологическую образность: «С помощью мифа о золотом веке и попыталсяДостоевский выразить то невыразимое словами состояние, которое он265Ахундова И.Р.
«...Все это, быть может, было вовсе не сон!» («смерть» смешного человека) // Достоевскийи мировая культура. Альманах № 9. М., 1997. С. 186.266Там же. С. 188.267Там же. С. 187.268Там же. С. 188. Этот опыт связывают также с эпилептоидным состоянием, см.: Накамура К. Чувствожизни и смерти у Достоевского. Спб.: Дмитрий Буланин, 1997. С. 87.В.Н. Катасонов указывает на связь с православными представлениями о посмертной судьбе человека:Катасонов В.Н. Загадки «Сна смешного человека» Ф.М. Достоевского// Достоевский – писатель, мыслитель,провидец. М., 2012.
С. 272.150испытал, якобы, „во сне“»269.Если сон – действительное откровение, то герой получает подлинноезнание об истине: «Смешной находится в контакте с высшим знанием ореальности и природе существования»270, он переживает мистический опыт истановится посвященным, пророком. По мнению исследователя, подобныйопыт освободил и самого автора от мучительных религиозных сомнений, егособственные высказывания о«грядущем саде» есть «свидетельствоокончательного разрешения его сомнений о существовании бессмертия, тоесть Бога»271. Однако такое толкование рассказа, утверждая однозначностьего смысла, невыдуманность сновидения и достоверность полученногознания,почтиприравниваетхудожественноепроизведениекдокументальному свидетельству.ПсихоанализДругой подход к интерпретации рассказа так же утверждаетподлинность сна, но в другом смысле – сон героя отражает его психологию,его мотивы, его характер.















