Диссертация (1101160), страница 28
Текст из файла (страница 28)
Два образа солнца в романе Ф.М.Достоевского «Подросток» // О творящей природе слова: Онтологичность слова в творчестве Ф.М.Достоевского как основа «реализма в высшем смысле». М.: ИМЛИ РАН, 2004. С. 438–446; Тарасова Н.А.Образ заходящего солнца в романе «Подросток»: Достоевский и Диккенс // Русская литература. 2012. № 1.С. 124–132 .247Лосев А. Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. М.: Искусство, 1995. С. 179-184.246137Версилова, и, таким образом, входит во всей своей сложности и в картину«золотого века».
Другими контекстами и значениями этот ключевой образкартины «золотого века» обрастает во «Сне смешного человеке».АтеизмНапомним, каким Версилов видит будущее человечества в своей мечте:после «некоторого периода» существования без идеи бога, «после проклятий,комьев грязи и свистков настало затишье».
«И люди вдруг поняли, что ониостались совсем одни, и разом почувствовали великое сиротство». «Исчезлабы великая идея бессмертия, и приходилось бы заменить ее; и весь великийизбыток прежней любви к тому, который и был бессмертие, обратился бы увсех на природу, на мир, на людей, на всякую былинку. Они возлюбили быземлю и жизнь неудержимо», «Они работали бы друг на друга, и каждыйотдавал бы всем всё свое и тем одним был бы счастлив» (13; 378–379). Этосостояние как бы зеркально повторяет существование людей в «золотомвеке», но тогда была «загадка и тайна», теперь же «тайна выполнена» (16;427).
Почему была «тайна»? Утопия будущего, которую строит Версилов,дает отсвет и на картину «золотого века». Тогда идея бессмертия еще не былалюдьми осознана. Она была соединена с существованием Бога, его и любилиименно за обещание бессмертия. Теперь же вера утеряна, идея умерла, итолько так ее и можно было окончательно осознать, когда она оказаласьотделена от жизни. Это непременно должно случиться, тайна должна быть«исполнена», значит, период атеизма необходим.
При отсутствии идеипарадоксально пробиваются светлые жизненные силы, добрые нравственныеначала, и «весь избыток прежней любви <…> обратился бы у всех наприроду, на мир, на людей, на всякую былинку» (13; 379). Это состояниеповторяет «всечеловеческую любовь» в «золотом веке», но уже на другойступени. И по мысли Версилова выходит, что любить ближнего можно и безБога. В рукописи эта мысль заострена: «Обожание человечества вместо бога»(16; 427).Как уже говорилось выше, именно после сна о «золотом веке»,138поверив в возможность «всечеловеческой любви», Версилов из чувствадолга, заменившего потерянную религиозную веру, стремится «практическиосчастливить» Софью Андреевну.
Но ему это не удается: «Атеизм —всеобщую любовь почувствовал, а маму не люблю» (16; 430). Подростокзамечает ему, что это только «напускная общечеловеческая любовь» (16;430). И это важно, что в жизни «любить ближнего» ему не удается, потомучто это несоответствие его мечты и реальности и формирует его идею.Казалось бы, если любить ближнего можно и без идеи Бога, то почему ввидениях Версилова о «золотом веке» эти два компонента всегда связаны – ив прошлом, где еще сияло солнце прежней веры, и в будущем, где послеатеизма к людям вновь приходит Христос? Как нам кажется, Версилов ищетцелостного чувства всеобщей любви, и хотя он атеист, он все же связываетее с религиозной верой, это и отражается в его видении «золотого века».Поэтому «обожанием человечества» не заканчивается утопия Версилова.«Замечательно, что я всегда кончал картинку мою видением, как у Гейне,„Христа на Балтийском море“.
Я не мог обойтись без него, не мог невообразить его, наконец, посреди осиротевших людей. Он приходил к ним,простирал к ним руки и говорил: „Как могли вы забыть его?“ И тут как быпелена упадала со всех глаз и раздавался бы великий восторженный гимннового и последнего воскресения...» (13; 378–379).Парадоксально явлениеХриста в утопии Версилова, Аркадий удивленно отмечает, что такой финалнапоминает наступление Царства Божьего.Версилов называет себя«философским деистом» (13; 379) и признается Аркадию, что вера его«невелика» (13; 379), то есть как в Богочеловека он в Христа не верит.Однако он пытался какое-то время насильно поверить, и в его поисках иметаниях всегда чувствуется тяготение к тому, чтобы преклониться передчем-то величайшим, чем есть он сам.
Эта его черта в рукописипроговаривалась буквально и в формулировке утопии: «Великая тайнасовершилась, явление Христа. Чему же я учил вас? – Все преклонились.139Вечная жизнь» (16; 427 – 428). Поэтому видение будущего Версиловым естьпроекция его личной мечты «преклониться пред богом» – на историючеловечества.С приходом Христа «раздавался бы великий восторженный гимннового и последнего воскресения...» (13; 379). И в связи с этим мы понимаем,что для Версилова важнее всего в христианстве обещание бессмертия,поэтому он говорит, что «без Христа (православного) и христианства жизньчеловека и человечества немыслима, потому что иначе жить не стоит (т. е.на мгновение, лавочники и шашки, ледяные камни — планеты и проч.» (16;34). Версилов в рукописи касается теории тепловой смерти Вселенной, онлаконично выражает эту теорию образом «ледяных камней», вкладывая вэтот образ невыносимое чувство конечности жизни, с которым не можетпримириться Версилов.
В окончательном варианте этот образ возникает вречи Аркадия в кружке Дергачева: «земля обратится в свою очередь вледяной камень и будет летать в безвоздушном пространстве с бесконечныммножеством таких же ледяных камней» (13; 49). В контексте романа этакартина противопоставлена залитому солнцем пейзажу «золотого века». Т.А.Касаткина приводит историческую справку: «Эта мысль Подростка связана стеорией «тепловой смерти» вселенной, возникшей в 1860-е гг.
в связи соткрытиями английского физика У. Томсона (1824–1907) и немецкого физикаР. Клаузиуса (1822–1888) в области термодинамики. В начале 1850-х годовони сформулировали 2-й закон термодинамики и установили, что все видыэнергии переходят в тепловую и что последняя равномерно распределяетсямежду всеми телами природы (энтропия); происходящее при этомвыравниваниетемпературыведеткневозможностидальнейшегопревращения тепловой энергии в другие ее виды. Отсюда вывод Клаузиуса(1865) о предстоящей тепловой смерти вселенной, произведший сильноевпечатление на современников.
Отзвуки этой теории сказались в описанииодного из вариантов кончины мира в научно-популярной книге К.140Фламмариона «История неба» (1873; русский перевод 1875 г. был вбиблиотеке Достоевского): «Солнце охлаждается. Унося Землю и планеты поледяным пустыням пространства, оно медленно теряет свою теплоту и свойсвет <…>.
Солнце сделается красным, затем черным, и планетная системабудет не что иное, как собрание черных шаров, вращающихся вокруг такогоже черного шара» (17; 367)248. И в утопии Версилова тоже появлялся этотмотив: «Сначала Клод Лоррен – всё прейдет, но вместо картин крови илизамерзания создавались мечты, идеалы. Потом атеизм» (16; 428). Версиловуневыносима мысль о потере своей личности и сознания после смерти,поэтому в двух картинах «золотого века» он заостряет идею бессмертия(наряду с мечтой о всечеловеческой любви). Таким образом, сон о «золотомвеке» выражает одну из главных для Достоевского идей: «идея о бессмертии— это сама жизнь, живая жизнь, ее окончательная формула и главныйисточник истины и правильного сознания для человечества» («Дневникписателя» за декабрь 1876 г., гл.
1, ч. 3 «Голословные утверждения»; 24; 49–50). С образом «золотого века» таким опосредованным образом связаны вромане христианские идеи.Версилов помещает приход Христа в финале истории как желанноеобретение им веры, любви и бессмертия. И в том, что это торжествохристианствасовершаетсяпослепериодаатеизма–сложныйипротиворечивый ход мысли Версилова, его попытка обрести веру в Бога какбы без самого Бога.Как пишет А.Б. Криницын в книге «Исповедьподпольного человека»: Христа «по парадоксальному представлениюВерсилова, надо сначала забыть: тогда настроение святой грусти будетсоответствовать степени богопознания, и религиозное чувство будетоправдано.
Только избавившись от веры в Бога, люди смогут начатьвыполнять его законы. Через отказ от формы, ставшей пустой, люди придут248Касаткина Т.А. Два образа солнца в романе Ф.М. Достоевского «Подросток» // О творящей природеслова: Онтологичность слова в творчестве Ф.М. Достоевского как основа «реализма в высшем смысле». М.:ИМЛИ РАН, 2004.
С. 439.141ко Христу (точнее создадут условие для прихода Его к ним) и обретутвеликую радость»249.Некоторые исследователи даже отождествляют мечту Версилова спрогнозами самого Достоевского: «“Мечтатель“ Версилов, как и самДостоевский, допускал в тайниках души своей возможность и такого„безбожного“ варианта рая на земле»250, «В сознании Достоевского и егонекоторых программных героев жили два фантастических вариантабудущего идеального жизнеустройства и прекрасного человека.
Один из них– „светлый“, „языческий“, без бога, с любовью богоподобных людей друг кдругу, с единением их со всем космосом. Другой – тоже земной, но сХристом, <...> с любовью к богу, с идеей бессмертия»251. Возможно, самогоДостоевского страшит перспектива атеистического счастья, и писательпередает свои опасения и надежды герою.
Однако, этот герой переживает вромане кризис и крушение своих идеалов, насколько мы можем сопоставлятьего рассуждения с мечтами самого писателя? Достоевский определенновыразил свое отношение к мечте Версилова в «Дневнике писателя» за март1876 г. (глава 2, часть 1 «Дон Карлос и сэр Уаткин. Опять признаки “началаконца”»). В заметке он пишет о «церкви атеистов», с настроениями которойписатель сравнивает мечту Версилова: «У меня тоже об атеизме — но этолишь мечта одного из русских людей нашего времени, сороковых годов,бывших помещиков-прогрессистов, страстных и благородных мечтателейрядом с самою великорусскою широкостью жизни на практике. Сам этотпомещик — тоже без всякой веры и тоже обожает человечество, „как иследует русскому прогрессивному человеку“.
Он высказывает мечту свою обудущем человечестве, когда уже исчезнет в нем всякая идея о боге, что, поего понятиям, несомненно случится на всей земле» (22; 97), далее писатель249Криницын А.Б. Исповедь подпольного человека. К антропологии Ф.М. Достоевского. М.: МАКС Пресс,2001. С. 96.250Пруцков Н.И. Социально-этическая утопия Достоевского // Идеи социализма в русской классическойлитературе. Л.: Наука, 1969.













