Диссертация (1101160), страница 29
Текст из файла (страница 29)
С. 354.251Там же. С. 357.142приводит соответствующий фрагмент из исповеди Версилова. Аналогия,отмеченнаясамимавтором,позволяетнамотнестивысказыванияДостоевского о «церкви атеистов» так же и к видению Версилова. Дляписателя эта мечта вовсе не светлая и исцеляющая, это признак «началаконца», «эта искренность граничит как бы с отчаянием» (22; 96). «Тутдействительное обоготворение человечества и страстная потребностьпроявить любовь свою; но какая, однако же, жажда моления, преклонения,какая жажда бога и веры у этих атеистов и сколько тут отчаяния, какаягрусть, какие похороны вместо живой, светлой жизни, бьющей свежимключом молодости, силы и надежды! Но похороны ли или новая грядущаясила — это еще для многих вопрос» (22; 97).
Последнее замечание авторасвидетельствует, что для него этот вопрос был решенным, это «похороны»,умираниевместо«живойжизни».ГеройДостоевского,Версилов,обманывается, он рассказывает свою утопию с надеждой на обновлениечеловечества; но, может быть, обманывается сознательно, так как его мечтарождается, когда он едет «хоронить Европу».Кроме того, подготовительные записи к роману дают особое освещениепарадоксальному видению героя. О всеобщей любви, наставшей послеатеизма, «обожании человечества» восклицает Подросток: «<...>что выделаете со мной! <…> это такое божество», – Версилов отвечает: «Нет, другмой.
Это антихрист» (16; 426), «Подросток. Это атеизм — это чистыйатеизм! Который с богом на устах приходит» (16; 428). То есть для самогоВерсилова (в рукописи), возможно, было ясно, что он позволяет себенедопустимую подмену, замещение.Поразительно, что Версилов не говорит о своей вере в Христа, но онвозвращается к мысли о нем, и у него как будто есть потребность выместитьего из своей жизни или наконец обрести веру в него.
Этим можно объяснитьи то, что он раскалывает образ, данный Макаром. После атеистического«золотого века» к человечеству приходит Христос – но совсем не по слову143Евангелия, это версиловский вариант финала истории. И неслучайно, чтоВерсилов не осмеливается вложить в Его уста реплику от первого лица, он впрямой речи говорит в третьем лице: «Он приходил к ним, простирал к нимруки и говорил: “Как могли вы забыть его?”» (13; 379). Герой колеблетсямежду верой и безверием, это отражается и в его мечте об атеистическом раена земле; герой находит подходящий образ – античный «золотой век».Немаловажно, что сон о «золотом веке» Версилов рассказываетдругому (в «Бесах», как мы помним, Ставрогин свой сон тоже рассказывал –старцу Тихону). Ожидания Подростка, направленные на Версилова, еговлюбленность, стремление разгадать тайну отца оказывают свое влияние.
И,может быть, именно потому, что в глазах Аркадия он предстает в такомореоле, Версилов рассказывает о своем сне о «золотом веке» и об утопии.Подросток после исповеди (в рукописи романа) определяет для себя, чтоявляется ядром личности Версилова, которое прежде было скрыто: «– Моймечтатель дорогой! О золотом веке и атеизме — это мне всего дороже – вотэтого-то мне и недоставало. Я вынес впечатление о нем верное, цельное иникогда не собьюсь, несмотря на последовавшие факты» (17; 163).Так, сон о «золотом веке» из исповеди Ставрогина включается видейную структуру романа «Подросток» и историю Версилова, где этотобраз углубляется, становится одним из ключевых в размышлениях героя осудьбе Европы, в его идеях о бессмертии, всечеловеческой любви.
Сон о«золотомвеке»отражаетважныечертыличностиВерсилова,его«мечтательство» и тоску по «живой жизни», оторванность от почвы, которыероднят его образ так же со Ставрогиным и Смешным человеком. Мы сделалинекоторые наблюдения над мотивной структурой произведения, в частности,над тем, как обыгрывается образ солнца в романе и в сновидении о «золотомвеке».Немаловажнымаспектомявляетсяосмыслениехристианскойэсхатологии героем и его отсылка к образу «золотого века» в видениибудущего.
Как нам кажется, разработка сна о «золотом веке» в романе в144ключевых своих особенностях переходит в рассказ «Сон смешногочеловека».2.5. «Сон смешного человека» (1877)УисследователейтворчестваДостоевскогосложилосьособоеотношение к позднему рассказу Достоевского и собственно сновидениюСмешного человека, в котором герой видит «рай на земле», – в сравнении сосновидениями Версилова и Ставрогина, казалось бы, объединенных общейтемой. Во-первых, предполагают, что сон Смешного человека отражаетподлинное переживание истины героем, он получает некое достоверноезнание о мире и людях, это уже не только «мечта» и «заблуждение», какговорили Ставрогин и Версилов.
Во-вторых и следовательно, возникаетнадежда обнаружить в этом рассказе позицию самого автора, Достоевского,увидеть в утопическом видении рая на земле его собственную затаеннуюмечту.Потомурассказобладаетособеннымочарованиемипритягательностью для исследователей, так как кажется, что в нем выразилсясам Достоевский (однако попытка совместить его настоящие убеждения смечтой герой удается не до конца, и автор вновь ускользает).Такое искушение обусловлено самим строем рассказа как истории онравственном перерождении человека, готовом идти проповедовать любовь ксвоему ближнему.
Этот переворот, очевидно, характеризует рассказчика какбезусловно положительного героя. Однако мотивы его поступков наяву и всновидении иногда остаются для нас неясны, мы мало что знаем о егопрошлом, в пересказе своего сна он часто сбивается, в чем сам признаетсячитателю. Насколько мы можем доверять такому рассказчику?Такаяустановка не позволяет прямолинейно говорить об истинности или ложностиего видения. Образ этого персонажа остается для нас неопределенным,зыбким.Как пишет Р. Ф. Миллер, «это рассказ, в котором главный герой,выбрав призвание проповедника, прежде всего просит понять его, в то время145как автор постоянно облекает свое создание в словесную мантиюдвусмысленности»252, «насколько именно Достоевский хочет, чтобы егочитатели приняли или отвергли видение смешного человека, является однойиз главных тем критических дебатов»253.ЖанрСама жанровая форма рассказа оставляет в недоумении – в какоймодальности он должен быть прочитан? «Если удастся определить этужанровую оболочку, то и сам персонаж будет более понятен.
Если этотрассказ — утопия, то и смешной – это идеалист, смотрящий в будущее. Еслиэтот рассказ – антиутопия, то он разочаровавшийся солипсист. Если этотрассказ – фантастический сон, то наш герой стремится к тому, чтобы егопоняли с психологической точки зрения», – как замечает Р.Ф. Миллер254.Достоевскийсамдаетжанровоеопределениевподзаголовке:«фантастический рассказ». Но какие признаки жанра он хотел этимподчеркнуть? В письме к Ю. Ф. Абаза от 15 июня 1880 г.
он замечает озаконах фантастики, ставя в пример «Пиковую даму» А.С. Пушкина:«Фантастическое должно до того соприкасаться с реальным, что Вы должныпочти поверить ему<...> Вы верите, что Германн действительно имелвидение, и именно сообразное с его мировоззрением, а между тем в концеповести, то есть прочтя ее, Вы не знаете, как решить: вышло ли это видениеиз природы Германна или действительно он один из тех, которыесоприкоснулись с другим миром, злых и враждебных человечеству духов»(301;192). Так и в рассказе мы не знаем, насколько реальность героясовпадает с реальностью бытия.Говоря о фантастическом в рассказе, мы, прежде всего, имеем в видусон, в котором нарушаются физические законы времени и пространства,252Миллер Р.
Ф. «Сон смешного человека» Достоевского: Попытка определения жанра // Достоевский имировая культура. № 20. СПб. – М., 2004. С. 148.253Там же. С. 151.254Там же. С. 148.146герой переживает смерть, не лишаясь сознания, перелетает на другуюпланету, а проводником ему служит сверхъестественное существо. Но этим«материальным» элементом (как в произведениях По) фантастика рассказа неограничивается. Достоевского в фантастике интересовал более глубокий,смысловой уровень, так как именно в поэтике пограничья вымысла и явиписатель может выразитьсвой идеал существования человека.Впредисловии к публикации «Три рассказа Эдгара Поэ» Достоевскийобозначил свои симпатии и предпочтения в фантастике, ставя произведенияГофмана выше рассказов Поэ, так как истинная фантастика, как у Гофмана,должна указывать на идеал, «красоту действительную, истинную, присущуючеловеку» (19; 89).
Но поэтика фантастического, которая дает возможностьвысказатьсвоисамыеневероятныемечтыизаветныеубеждения,одновременно и лишает сказанное правдоподобности, набрасывает теньсомнения: насколько достоверна мысль о действительности, которую мыможем вынести из этого рассказа? Поэтому герой пытается отрицатьбессилие своих видений перед реальностью, стараясь размыть и даже вовсеустранить границу между сном и явью: «Сон? что такое сон? А наша-тожизнь не сон?» (25; 118).Р.Л. Джексон считает эту позицию взглядом самого писателя:«Откровение было для Достоевского реальностью во всех сферах опыта,историиисуществованиячеловечества»255,тоестьдажесамаяфантастическая форма не дискредитирует откровение истины.
Однако, ееможет поставить под сомнение неблагонадежный рассказчик. Ведь рассказмог иметь такой жанровый подзаголовок, так как фантастично самоперерождение такого героя, невозможен такой духовный переворот. И тогдамы обращаем внимание на характер и мотивы его поступков.Далее, говоря о жанре, надо заметить, что название «Сон смешногочеловека» в сознании читателя255XIX века связывалось с французскимиДжексон Р.Л. Искусство Достоевского.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
