Диссертация (1101160), страница 33
Текст из файла (страница 33)
Р.Л.Джексон предполагает, что «Достоевский понимает самоубийство какуничтожение света, объективное отрицание Света», но «чистый свет звездысветит в его сердце, в глубинах его подсознания; он ассоциируется свековечной мечтой о красоте и рае»281.
С другой стороны, свет звезды врассказе, по мнению Джексона, связан со светом газовых фонарей: «Мневдруг представилось, что если б потух везде газ, то стало бы отраднее, а сгазом грустнее сердцу, потому что он всё это освещает» (25; 105). Такимобразом, звезда в рассказе является ненадежной, призрачной заменой солнца.Во сне звезда оказывается другим солнцем, и герой испытывает «сладкое,зовущее чувство» (25; 111), его влечет родная сила света, будит прежнююжажду и любовь к жизни.
«Детьми солнца» он называет людей «золотоговека», и говорит им, что предчувствовал их счастье и славу, и «часто не могсмотреть, на земле нашей, на заходящее солнце без слез» (25; 114). Так образ280О возможной связи образа звезды с темой самоубийства и образом Вертера в «Дневнике писателя» см.:Золотько О.В. «Страдания юного Вертера» Гете и «Сон смешного человека» Достоевского // Вестник МГУ.Серия № 9. Филология. 2016.
№ 1. С. 170–186.281Джексон Р.Л. Искусство Достоевского. Бреды и ноктюрны. М.: Радикс, 1998. С. 211.160заходящего солнца оказывается вновь связанным с образом «золотого века»,(как и в сновидениях Ставрогина и Версилова), опосредованно с этой темойсвязан и образ звезды.Мысль о космических пространствах у Достоевского не уводит отрешения нравственных проблем, не отменяет их важность, а наоборотсталкивает человека с ними.Появлением двойников земли и солнца Смешной человек поначалудаже оскорблен.
Когда его после смерти зарыли в землю, он принял эторавнодушно и спокойно, но теперь его сердце вспыхивает неожиданнымичувствами, мучительной любовью к оставленной земле: «И неужеливозможны такие повторения во вселенной, неужели таков природный закон?<...> странное чувство какой-то великой, святой ревности возгорелось всердце моем: „Как может быть подобное повторение и для чего? Я люблю, ямогу любить лишь ту землю, которую я оставил“» (25; 111–112). Здесьожидаемый ход его мысли – он не принимает бесконечной, дурнойповторяемости во Вселенной, подобно Ивана Карамазову, которогораздражают слова черта о «скучище неприличнейшей», о нашей теперешнейземле, которая, «может, сама-то биллион раз повторялась; ну, отживала,леденела, трескалась, рассыпалась, разлагалась на составные начала, опятьвода, яже бе над твердию, потом опять комета, опять солнце, опять из солнцаземля — ведь это развитие, может, уже бесконечно раз повторяется» (15; 79).Этаредупликацияреальностисовершеннообесцениваетличноесамосознание и существование, для Версилова так же – мысль о «ледяныхкамнях» невыносима.
Смешного человека тоже возможность другого солнцаи другой земли возмущает, это лишает всякой силы и цены его любовь нанастоящей земле. Но дальнейшее движение его мыслей неожиданно: онпочему-то ожидает, что там, на другой земле люди и их отношения будут нетакими же, как на его земле (то есть где-то есть такая же девочка и такая жемучительная любовь), а совершенно другими, идеальными («Есть ли мучение161на этой новой земле? Нa нашей земле мы истинно можем любить лишь смучением и только через мучение! Мы иначе не умеем любить и не знаеминой любви.
Я хочу мучения, чтоб любить. <...> и не хочу, не принимаюжизни ни на какой иной!..» (25; 111–112)). Откуда у него эта уверенность иожидание, еще до встречи с этими людьми? Потому, что еще на земле былопредчувствие, что все может быть иначе? И, возможно, он подсознательнопонимает, что видит ту же землю, теперешнюю, но в ином состоянии? Тоесть это не дурное повторение (как в размышлениях Ивана Карамазова иВерсилова), а отражение вселенной в его фантазии. Поэтому у Смешногочеловека двойники земли и солнца страха не вызывают, вообще,парадоксально, но его это удвоение не наталкивает на мысль о конечностимираибессмысленностивременногосуществованиячеловека.По-настоящему его потрясает видение «золотого века», так как он уверяется всиле любви. Он узнает ту же мучительную земную любовь, носуществующую в идеальной форме.Действие сна разворачивается в ненастоящем пространстве, месте,которого нет в реальности, так как это отражение земли (которое, однако,повторяет ее географию: герой во сне различал океан, очертания Европы,Греческого архипелага (25; 111)).
Так же мы не можем определить времяпроисходящего. Это прошлое человечества? Так как «это была земля, неоскверненная грехопадением, на ней жили люди не согрешившие, жили втаком же раю, в каком жили, по преданиям всего человечества, и нашисогрешившие прародители, с тою только разницею, что вся земля здесь былаповсюду одним и тем же раем» (25; 112). Или возможное будущее: «я всё этодавно уже прежде предчувствовал,<...> вся эта радость и слава сказываласьмне еще на нашей земле» (25; 114). После грехопадения время тоже течетнеопределенно, «сон пролетел через тысячелетия» (25; 115). Словом, «каквсегда во сие, когда перескакиваешь через пространство и время и череззаконы бытия и рассудка и останавливаешься лишь на точках, о которых162грезит сердце» (25; 110).Так прихотливые законы сна, по собственному признанию героя,создает его желание.И потому, по законам сновидения, нежелательная,привязчивая мысль, немотивированная эмоция может, на самом деле,подавать тревожный сигнал о настоящем течении душевной жизни.Первоначально герой не хочет принимать другую землю, «сотрясаясь отнеудержимой, восторженной любви к той родной прежней земле, которую япокинул».
При этой мысли «образ бедной девочки, которую я обидел,промелькнул передо мною» (25; 111). Но потом это неприятие другой земликуда-то исчезает, а, может быть, оно и было непосредственной и вернойреакцией. Он должен был исправить настоящее, случившееся раз и навсегда,помочь именно той девочке именно на той земле и именно в ту минуту.Упустив этот случай, он создает во сне новую землю и новое солнце, иновую любовь, лишенную мучений. Его желание преодолевает неприятныйфакт и строит облегченный путь, мечту о «золотом веке», оторванную отзаконов пространства и времени.Восстановление диалогаИ каждый раз сну о «золотом веке» в произведениях Достоевскогопредшествует кризис в отношениях героя с окружающими (Матреша уСтаврогина; возможно, Софья Андреевна у Версилова; девочка у Смешногочеловека). И так как в реальности герой не может любить другого, ненаходит в себе оснований для такой любви, ему грезится сон о рае на земле,где всечеловеческая любовь, его идеал, обретает жизнь.
Этот сон не простопереживание, но переживаемая мысль, это как бы идеальное отражениедействительности. В этом идеале герой ищет гармонии со всеми людьми и совсем миром, может быть, ради одного того человека, которого оставил вреальности. Таким образом, сон о «золотом веке» – это попыткавосстановления диалога с «другим». Из своего бессознательного онразворачивает идеальный мир, в котором могли бы жить он и «другой». И163каждый раз этот «другой» ассоциируется с «золотым веком»: Смешнойчеловек замечает, что «отдаленный, хотя и слабый отблеск красоты»«золотого века» можно найти в детях (25; 112), это, вероятно, указывает насвязь с девочкой, которую Смешной человек оттолкнул.
Ретроспективно втворчестве Достоевского это замечание о детях можно отнести и к Матреше.В рукописях романа «Подросток», как мы уже указывали, «идея мамы» и«золотой век» тоже были связаны.Во сне герой не просто переносится в «золотой век», но и ищетсовпадения своей точки зрения с людьми «золотого века», он желал быпережить гармонию так, как ее переживали эти блаженные люди (если во снеСтаврогина это не проговаривается четко, то Версилов в своей исповедиделится мечтой о возвращении «золотого века», рая на земле в будущем, гдеон сам уже мог бы стать участником праздника всеобщего воскресения;Смешной человек говорит, что, хотя не понимал значения песен «детейсолнца», «зато сердце мое как бы проникалось им безотчетно и всё более иболее» (25; 114), он мог ощутить всю силу их любви, «при них и мое сердцестановилось столь же невинным и правдивым, как и их сердца» (25; 115)).
Ногерои не могут не почувствовать, что они чужды этому прекрасному миру,они могут только созерцать потерянную гармонию «золотого века».Особенно ярко это проявляется во сне Смешного человека. Он единственныйстановится не просто наблюдателем, но и участником жизни в «золотомвеке», однако его история только подчеркивает разрыв с этими людьми:чужак и пришелец, он развращает их одним только инородным своимприсутствием.Так, попытка обретения связи с другими в идеальной действительностине удается, но именно это обращает героев вновь к реальности, и после снаони ищут покинутых ими людей: Ставрогин умышленно вызывает видениеМатреши, Версилов возвращается к Софье Андрееве, Смешной человекотыскивает девочку.164Восстановление душевной целостностиСны, которые возвещают утерянный идеал, или состояния душиблизкого качества есть и у других героев Достоевского.
Состояние высшейгармонии переживает Мышкин перед припадком, это чувство понятно иКириллову: «Есть секунды, их всего зараз приходит пять или шесть, и вывдруг чувствуете присутствие вечной гармонии, совершенно достигнутой.Это не земное; я не про то, что оно небесное, а про то, что человек в земномвиде не может перенести» (10; 450); Мышкин и Ипполит говорят о«фестивале жизни» природы, на котором они чувствуют себя чужими;Раскольников на каторге смотрит на необозримую степь и черные точки юрт,раскинутые в степи, и думает о блаженном простодушии этих людей, «тамкак бы самое время остановилось, точно не прошли еще века Авраама и стадего» (6; 421).переживание,Как заключает А.Б.
Криницын, «если не отчетливоетопредчувствиеподобногоблаженстваестьувсехцентральных героев „пятикнижия“, даже из числа наиболее ожесточившихся.В любом развернутом „философском“ дискурсе „пятикнижия“ непременноупоминается о „вечной гармонии“, которая принимается или отвергаетсягероями (это образ „вечного пира и хора жизни“ в „последнем объяснении“Ипполита, сон о золотом веке в исповеди Ставрогина, „видение Христа наБалтийском море“ в воображении Версилова, тезисы Ивана о неприятии имвечной гармонии и о „почтительном возвращении на нее билета“,швейцарские воспоминания князя Мышкина, Шиллерова ода „К радости“ из„Исповеди горячего сердца“ Мити и т. д.), что свидетельствует о том, что ееобраз неотступнопреследует их ум, являясь одновременно отправнымпунктом и конечной целью в поиске ими смысла жизни»282.Но наряду с этими светлыми озарениями есть и другие сны, другиевидения, они тоже являются в момент кризиса, но эти сны мрачные,282Криницын А.Б.












