Диссертация (1101160), страница 38
Текст из файла (страница 38)
Здесь обратим внимание,что люди «золотого века» не понимали героя, так как не знали чувстваненависти, и его тоске они тоже не могли сочувствовать, так как не знали,что она есть такое, их непосредственная жизнь еще не приносила такогосостояния; они не знали и потери близких такой, которую чувствовал317В известном мультипликационном фильме А.
Петрова, снятом по рассказу Ф.М. Достоевского, этотмомент показан как примеривание маски.186Смешной человек, так как они своих умерших провожали с радостью инадеждой «еще большего расширения соприкосновения с Целым вселенной»(25; 114). К тому же о многом он умолчал: «Я знал, что и они никогда непоймут меня, а потому почти и не говорил им о нашей земле», значит, нерассказал и о девочке, и о своем решении самоубийства (25; 113). И он, всвою очередь, так же не мог понимать их – ни знанием, ни непосредственнымчувством. Ему казалось, что «при них и мое сердце становилось столь женевинным и правдивым» (25; 115), но по своей натуре он остается человекомпавшего мира, он не может почувствовать мир так, как они, это не подлинноеисправление, не раскаяние, но только подражание, сентиментальность.
Он вкакой-то степени тоже хочет представиться не тем, что он есть на самомделе, тем самым подает пример «атома лжи». Он отмечает про себя судивлением, что не испытывал к ним ревности или злобы, как это было бы наземле, то есть ведет себя «неестественно». Здесь, как нам кажется, тоже однаиз точек, на которых он «сбивается», соскальзывает. Эта незаметноедвижение души приводит в конечном итоге к тому, что он хотел солгать, чтоименно он развратил людей «золотого века», но он исправляется ипризнается.
Однако эта черта никуда не исчезает и иногда проявляет себя.Заметим, что в рассказе выделены курсивом ключевые понятия, в томчисле «невинность» и «знание»318: «О, это, может быть, началось невинно, сшутки, с кокетства», (25; 115) (о грехопадении), «Пусть мы лживы, злы инесправедливы, мы знаем это <...> Знание выше чувства, сознание жизни —выше жизни» (25; 116). Диалектика «знания» и «невинности», заложена восне о «золотом веке». После грехопадения «дети солнца» ставят знание вышеневинности – казалось бы, в этой позиции они должны быть ближе кСмешному человеку, чем до грехопадения (ведь он сам на земле так же318Так же: «живой образ» – «Но как мне не веровать: я видел истину, — не то что изобрел умом, а видел,видел, и живой образ ее наполнил душу мою навеки» (25; 118); «ложь» – «Знаете, я хотел даже скрытьвначале, что я развратил их всех, но это была ошибка, — вот уже первая ошибка! Но истина шепнула мне,что я лгу, и охранила меня и направила» (25; 118); формула «в один бы час» – «А между тем так это просто:в один бы день, в один бы час — всё бы сразу устроилось!» (25; 119).187упорствовал в своем самосознании), но он не принимает этого.
После сна онвосклицает: «„Сознание жизни выше жизни, знание законов счастья — вышесчастья“ — вот с чем бороться надо!» (35; 119). Однако как, если весь ходсна доказывает неосуществимость этой установки? Он, тот, кто никогда незнал этого непосредственного счастья в реальности, призывает вернуться кнепосредственной жизни тех, кто его чувствовал когда-то, но теперьотказывается; после сна призывает к этому тех, кто ее никогда не чувствовал.(Эта позиция похожа на оплакивание Версиловым религии старой Европы –хоть Версилов «не очень-то верил» в нее, но ему было больно смотреть, какдругие легко расстаются с идеей.)Смешной человек как бы отказывается признавать отрицательноенаправление, которое приняла история в его сне, оставаясь в точкебифуркации, проповедуя своим современникам изначальное состояние. Из«невинности» и «знания» он выбирает «невинность», хотя у него нет никакойвозможности выбирать (и он видел, как теряли этот выбор и люди «золотоговека» после грехопадения).
«Я видел и знаю, что люди могут быть прекрасныи счастливы, не потеряв способности жить на земле. Я не хочу и не могуверить, чтобы зло было нормальным состоянием людей» (25; 118).И заповедь любви он тоже провозглашает из этой точки зрения, изизначального состояния, из идеала, игнорируя ее искажение в собственнойистории. Он вспоминает христианскую заповедь любви: «Главное — любидругих как себя, вот что главное, и это всё, больше ровно ничего не надо:тотчас найдешь, как устроиться. А между тем ведь это только — стараяистина, которую биллион раз повторяли и читали, да ведь не ужилась же!»(25; 119).В дневниковой записи после смерти жены Марьи ДмитриевныДостоевский говорит о неисполнимостиэтой заповеди: «Возлюбитьчеловека, как самого себя, по заповеди Христовой, – невозможно.
Законличности на земле связывает. Я препятствует» (20; 172). По мнению188Достоевского, на земле это возможно было только Христу, этим он указалидеал человеку, но достигнуть его человек может только в будущей райскойжизни, и это несовместимо с земным существованием. Смешной человек неимеет ни перспективы вечной жизни, и ни идеала личности в Христе319. Он,проникнувшись любовью «золотого века», переносит ее на свою грешнуюприроду, неизбежно искажая.
Удивительно, но цитата из Нового завета –«как самого себя» – звучит в его устах провокативно. Потому что он сампризнается, что в золотом веке он любил людей «для себя», в горе дажебольше,чемвсчастье,сентиментальность женотольколюбилосадокпо-земномуот настоящейсентиментально,любви.Такимоказывается перенос «как самого себя», ведь он любил их в точном смыслекак самого себя, «мучительной» земной любовью.
Она парадоксальнопроявляет себя и в том, как он просит принести его в жертву, распять. Нет лив этом решении желания не столько взять на себя вину, сколько разделить еес ними? Почему люди «золотого века» должны принять на себя еще и грехубийства, ведь они не воспринимают его как виновника грехопадения и,очевидно, смерть героя не облегчит их состояние? Может быть, он слышал ожертве Христа, но его ситуация обратная: Христос пришел, чтобы спасти; онпоявился с тем, чтобы «развратить». В мотивах его поступка обнаруживаетсята же мучительная любовь320.Т.А. Касаткина, обращаясь к заметке «Социализм и христианство» встатье «Церковь и Государство как идеалы общественной мысли», делаеторигинальное предположение, связывая момент обособления, разъединенияне с грехопадением Адама и Евы, а с приходом Христа: «Я бы – Достоевский319Однако Н.А.
Тарасова обращает внимание, что слово «Истина» было написано с заглавной буквы врукописи рассказа; привлекая контекст других статей в «Дневнике писателя», исследователь обосновываетпредположение, что в заявлении Смешного человека «я видел Истину» есть непосредственная отсылка коХристу. (Тарасова Н.А. Значение заглавной буквы в наборной рукописи рассказа «Сон смешного человека»// Москва: Портал «О литературе», LITERARY.RU. Дата обновления: 26 февраля 2008. Режим доступа:http://www.literary.ru/literary.ru/readme.php?subaction=showfull&id=1204025855&archive=1206184915 (датаобращения: 30.11.2016))320В рукописи появляется акцент на любви безличной, «всечеловеческой»: «Человек вообще. Тем менее ялюблю людей в частности.
До страстных мечтаний о подвигах, и я бы, может быть, даже крест перенес залюдей» (25; 232).189не делает в данной черновой записи этого сопоставления, хотя вспоминаетучение о мече в записи „Маша лежит на столе“, но я бы этот этап сопоставилас моментом в жизни человечества, о котором Христос говорит: „Не думайте,что Я пришел принести мир на землю, не мир пришел Я принести, но меч,ибо Я пришел разделить человека с отцом его и дочь с матерью ее, иневестку со свекровью ее. И враги человеку – домашние его“ (МФ. 10, 34–36). То есть – этот момент разделения человечества – и запись „Социализм ихристианство“ свидетельствует, что Достоевскому эта мысль была совсем нечужда – этот момент отсечения вот этим Христовым мечом человека от егородового ствола.
Или, как опять-таки говорится в Евангелии, отсечение отземной маслины – для того, чтобы, если захочет и пожелает, человек могпривиться к маслине небесной»321. Если развить эту аналогию, в ином светепредстает тогда и история Смешного человека, так как он не толькостановится Змеем-искусителем для «детей солнца», но и старается сыгратьроль их спасителя, Христа. При этом, как человек, он ставит цельпротивоположную намерению Того, кто «принес меч», – удержать этихлюдей от обособления, от греха, потому что у него нет власти и силы указатьпоследнюю цель, исход человечеству из этого болезненного состояния.В черновиках к «Подростку» Версилов делает характерное признание:«если уж быть дурному, то единственно по моей вине, так чтоб я всегда могпоправить и вне меня было бы нечто совершенное» (16; 420).
Эти словаприложимы и к ситуации Смешного человека в «золотом веке». Он не можетпозволить невинным людям познать противоречивость и темную сторонучеловеческой природы, они должны быть прекрасными, а все начала зладолжны оставаться заключенными в нем самом и нигде больше.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
