Диссертация (1101160), страница 42
Текст из файла (страница 42)
Он вспоминает Писание, наблюдая,как выздоравливающим дарят цветы: «ну, что может больше идти к питьювод, то есть к надежде выздороветь, к здоровью, как не цветы? Цветы — этонадежды. Сколько вкуса в этой идее. Вспомните текст: „Не заботьтесь во чтоодеться, взгляните на цветы полевые, и Соломон во дни славы своей неодевался как они, кольми паче оденет вас бог“. В точности не упомню, нокакие прекрасные слова! В них вся поэзия жизни, вся правда природы. Нопока правда природы наступит и люди в простоте и в веселии сердца будутвенчать друг друга цветами искренней человеческой любви, — всё это теперьпродается и покупается за пять грошей без любви» (23; 87). В синодальномпереводе Евангелия так звучит этот отрывок: «Посмотрите на полевыелилии, как они растут: ни трудятся, ни прядут; но говорю вам, что и Соломонво всей славе своей не одевался так, как всякая из них; если же травуполевую, которая сегодня есть, а завтра будет брошена в печь, Бог такодевает, кольми паче вас, маловеры!» (Мф., 6: 28–30).
Парадоксалист заводитречь о цветах и о хорошем тоне, но в евангельской цитате говорится оЦарстве Небесном, в котором откроется настоящая красота человека. Образцветов оказывается многосоставным: это и живые цветы, которые дарятпациентам, и компонент сравнения в цитате из Нового Завета (цветыпрекрасны, человек будет еще прекраснее), и аллегория (цветы «искреннейчеловеческой любви»).205Цитатой из Библии задана высота нравственная и эстетическая,ориентир, идеал – настоящий рай таков, как он описан в Библии, как о немговорит Христос («идеал человечества» по Достоевскому), вокруг этойцитаты организован текст.
Соответственно, образ «рая» в данной заметкеоказывается центральным, этот образ преобладает в речи Парадоксалиста.Какую функцию выполняет в таком случае образ «золотого века»?Парадоксалист делает его синонимичным образу «рая» в контексте: «Золотойвек еще весь впереди, а теперь промышленность; но вам-то какое дело и невсё ли равно: они рядятся, они прекрасны, и выходит действительно точнорай. Да и не всё ли равно: «рай» или «точно рай»? <…> А меж тем,действительно, получается подобие золотого века — и если вы человек своображением, то вам и довольно» (23; 87). «Точно рай» и «подобие золотоговека», соответственно, «рай» и «золотой век» в устах Парадоксалиставыступают как синонимы.
Синонимичность подкрепляют и общие мотивы(рассуждения о костюме, праздничной толпе, хорошем тоне и др.), которые вянварской заметке были отнесены только к «золотому веку». Но при этомобраз «золотого века» как времени идеального общества отсылает к другомукультурному контексту: если образ рая в заметке естественно связывается сцитатой из Библии, то образ «золотого века» входит в текст из социальныхутопий. «Золотой век еще весь впереди, а теперь промышленность» (23; 87)замечает Парадоксалист, цитируя эпиграф к сочинению Сен-Симона«Рассуждения литературные, философские и промышленные» (1825):«Золотой век, который слепое предание относило до сих пор к прошлому,находитсявперединас»329.Интертекстуальнаясвязьслитературойсоциалистов-утопистов поддержана и скрытой цитатой из «Путешествия вИкарию» (1840) Кабе, его формулы «каждый для всех и все для каждого»:хороший тон «должен из всех сил делать вид, что всякий живет для всех, авсе для каждого» (23; 87).
И современное общество совершенно так же329Сен-Симон. Избранные сочинения. В 2-х тт. Т. 2. М.–Л.: Изд-во АН СССР, 1948. С. 273.206далеко от христианского рая, хотя «дамы одеты так, как, уж конечно, никтоне одевался во дни Соломоновы» (23; 87), каконо далеко и от идеаласоциальной утопии, хотя со стороны может показаться, что лозунг Кабе ужеисполняется. Связь образа «золотого века» с античным мифом в заметке лета1876 г. меньше проявлена, чем в январской заметке.Две эти главки в«Дневнике писателя» дают замечательный пример того, как Достоевскийсводит разнородные источники образа «золотого века» и как сложно этотобраз функционирует в его текстах.Так же, как и в заметке «Золотой век в кармане» рассказчик большесосредоточен на критике современности и меньше углубляется в тему, какиенравственные основания должны быть в настоящем «раю».
Парадоксалистговорит вскользь, что в будущем «человек согласится жить, так сказать,разумнее» (23; 85), – трудно однозначно истолковать это замечание. Затем онрисует идеал будущего: «правда природы наступит и люди в простоте и ввеселии сердца будут венчать друг друга цветами искренней человеческойлюбви» (23; 87), – эта характеристика схожа с описанием «золотого века» вянварской заметке. Но здесь сложнее организован текст: говорит не самписатель, а вымышленное лицо, Парадоксалист, и он не высказывает своюпозицию прямо, ускользает в двусмысленность иронии. Соответственно,трудно сказать, насколько слова Парадоксалиста совпадают со взглядамисамого писателя. Реплики от его лица недостаточно ясны: «Ну, это вы всёсмеетесь, и очень даже не ново» (23; 88).
Г.С. Морсон замечает, что«панегирик Парадоксалиста лицемерной вежливости как наибольшемуприближению к золотому веку следует воспринимать как косвенноеподтверждение замыслов Достоевского о подлинной утопии или, напротив,как мрачную сатиру на „человека, совершенно никому не известного“, но типвсем известный: „он мечтатель“ (апрель, 76, II, 2). Или, возможно, он ненепрактичный мечтатель, но его только называют так (как автор „Дневникаписателя“ намекает в конце одной статьи) те, кто не желает принять во207внимание его доводы? Если он, наконец, разделяет программу автора„Дневника писателя“, какой свет – или тень – это бросает на этупрограмму?»330.
Трудно дать однозначный ответ на эти вопросы.Достоевский прибегает к недосказанности, побуждая своего читателя кразмышлению о настоящем «золотом веке» в отличии от «подобия золотоговека», о настоящем рае в отличии от «игры в рай», но не высказываетсяпрямо о своем идеале. Вероятно, так выражается его сознательное решение, окотором он говорит в письме Всеволоду Соловьеву от 16 (28) июля 1876 г. всвязи с критикой его статьи «Утопическое понимание истории» («Дневникписателя» за июнь 1876 г., то есть предыдущий выпуск): «Я никогда еще непозволял себе в моих писаниях довести некоторые мои убеждения до конца,сказать самое последнее слово <…>.
И вот я взял, да и высказал последнееслово моих убеждений — мечтаний насчет роли и назначения России средичеловечества <...>. И что же, как раз случилось то, что я предугадывал: дажедружественные мне газеты и издания сейчас же закричали, что у меняпарадокс на парадоксе, а прочие журналы даже и внимания не обратили,тогда как, мне кажется, я затронул самый важнейший вопрос. Вот что значитдоводить мысль до конца! Поставьте какой угодно парадокс, но не доводитеего до конца, и у вас выйдет и остроумно, и тонко, и comme il faut, доведитеже иное рискованное слово до конца, скажите, например, вдруг: «вот это-то иесть Мессия», прямо и не намеком, и вам никто не поверит именно за вашунаивность, именно за то, что довели до конца, сказали самое последнее вашеслово» (292; 101–102).
Непонимание публики побуждает писателя избегатьоднозначных высказываний, он вводит вымышленное лицо рассказчика иищет иносказательные формы и образы, в которые мог бы облечь свои330(перевод О.З.) “Is the paradoxalist's encomium to hypocritical politeness as the closest approximation to thegolden age to be taken as an oblique endorsement of Dostoevsky’s plans for a genuine utopia <...> or, on thecontrary, as a wry satire on 'a man whom absolutely no one knows' but a type whom everyone knows: 'he is adreamer' (April, 76, II, 2).
Or is he perhaps not an impractical dreamer, but only called such (as the diarist implies atthe end of one article) by those who do not wish to consider his arguments? When he is at last converted to thediarist's program, in what light, or shadow, is that program placed?” (Morson, Gary Saul. The Boundaries of Genre:Dostoevsky’s “Diary of a Writer” and the Traditions of Literary Utopia. Austin: University of Texas Press, 1981. P.180). Схожий вопрос интерпретации образа «золотого века» возникает в рассказе «Сон смешного человека».208предчувствия – и характерно, что одним из них является картина «золотоговека».209ЗаключениеОбраз «золотого века» является важным элементом художественногомира Ф.М.
Достоевского, может быть охарактеризован как описательный,фабульный, мифологический, архетипический. Он заключает в себе мысль омире и человечестве в его прошлом, настоящем и будущем.В творчестве Ф.М. Достоевского этот образ сохраняет своюпринадлежность к античной мифологии (в сновидениях трех героев,Ставрогина, Версилова, Смешного человека, содержится указание наГреческий архипелаг), обозначая блаженное прошлое человечества, когдалюди жили в гармонии с природой, в любви и взаимопонимании, ни в чем неиспытывали нужды, не знали зла и болезней. В то же время в рассказе «Сонсмешного человека» Достоевский придает сюжету об уходе «золотого века»черты ветхозаветной истории о грехопадении: вводит героя-искусителя,который стал виновником грехопадения, пишет об утрате целостноговосприятия мира, идеи Бога. Достоевский соединяет античный и библейскиймифы, говоря о том, что представление о утраченном рае на землесуществует согласно «преданиям всего человечества» (25; 112).















