Диссертация (1100638), страница 9
Текст из файла (страница 9)
Л. Лозинского.40новому, к сильному, к доброму, к злому / Ярко стремимся мы в снезолотом»). Таким образом, жизнь бальмонтовского рая, лишенную ореоларелигиозной праведности и просветленности, можно посчитать райскойисключительно из-за субъективной идеализации ее лирическим героем. Так,стихотворениясотрицательной(«чернокнижной»,демонической)семантикой и негативной эмоциональной атмосферой не включены в раздел,апечальныенастроения,которыелишьизредкаокрашиваютегоэмоциональный фон (например, в стихотворениях «К ветру», «Царица фей»),сглажены, очищены, элегически нейтральны.Второй раздел имеет характерный заголовок «Змеиный глаз», которыйна прямую не соотносится с включенными в него стихотворениями (лишь разпоэт употребляет глагол «змеиться» в значении «вечно изменяться»).
За счетэтого название демонстративно обособляется и, превращаясь в заголовочныйребус, обращает на себя внимание читателей. Во второй «главе»актуализируется личностное начало и ярче обозначаются метапоэтическиемотивы. Несмотря на обилие стихотворений с «я»-субъектом, личностноеначало первого раздела «Четверогласие стихий» оказывается затушеваннымза счет выдвижения на передний план образов величественной стихии,всецело поглощающей внимание и автора, и читателя. Новый уклон всторону человеческого влечет за собой невольную актуализацию слабостейчеловека(невзираянаегонеоднократнопровозглашеннуюсверхчеловечность: («И в человеческом нечеловек, / Я захвачен разливамирек», «Мне людское незнакомо, / Мне понятней голос грома» и т.
п.).Узловым является одиннадцатое стихотворение раздела: «Я полюбил своебеспутство, / Мне сладко падать с высоты <…> Я так сильнее –исступленный, / Мне Вечность в пропасти видна!» («Я полюбил своебеспутство…»). Если в первом разделе душа героя «смущалась» «полюбитьотречение и разлюбить сладкий грех» («Не лучше ли страдание»), геройвторого раздела решается «душу закалить на пламени страстей», так как«сказочный мир» страсти ему ближе. Таким образом, выбор названия41«Змеиный глаз» продиктован желанием ввести в лирическое пространствораздела мотив искушения и подчеркнуть его идейную и композиционнуюзначимость.
Третий раздел «Млечный путь» описывает любовное чувствопоэта,нелишенное«эгоцентричности»(самолюбованиевлюбви),порывистой сжигающей страстности, однако сохраняющее иногда итрадиционный, сакрально-сентиментальный оттенок (описание «глубокогочувства» в «Тончайших красках», «непобедимой любви» в «трилистнике» «Вмоем саду» и т. д.). Следующий раздел «Зачарованный грот», получивший всвое время скандальную известность и сокращенный по цензурнымсоображениям из-за эротической смелости образов, знаменует торжествогреховно-человеческого начала, «отпадение в мир сладострастья». В третьемстихотворении «Отпадения» герой утверждает: «Нам неведомо высшеесчастие.
/ И любить и желать мы должны». Высшее, то есть праведноесчастье (по Данте, возможность узреть «Высший свет») отклоняется героем.Влюбленная колдунья в одноименном стихотворении вторит мыслямлирического героя:Мне неведомо пламя отчаянья,Я знаю, что знают в аду.Но, мраку отдавшись, бегу от раскаяньяИ новых грехов, задыхаяся, жду.В одном же из заключительных стихотворений «Зачарованного грота»поэт «душой безумной и слепой» проклял «все во имя счастья, – / Во имягибели с тобой» («За то, что нет благословения…»).Достаточно перечислить названия некоторых стихотворений пятогораздела с говорящим заголовком «Danses macabres» («Пляски смерти»),чтобы ощутить зеркальность поэтических «мирозданий» «Божественнойкомедии» Данте и книги стихов Бальмонта (восхождение-нисхождение):«Заклятие», «Костры», «Тайна горбуна», «Голос дьявола», «Враг», «Дватрупа», «Над болотом», «Ведьма», «Пожар», «К смерти».
Единственное,написанное терцинами стихотворение шестого раздела «Сознание» и42полностьюисполненныйзаключительныйразделузнаваемымиДантовыми«Художник-дьявол»,терцинамипредставляющийсобойфилософическую лирическую «поэму», поделенную на пятнадцать «глав»стихотворений,обогащаютинтертекстуальноеполекнигиновым«строфическим» смыслом поэмы Данте. В финале бальмонтовской книгиХудожникпродолжаетпоглощенныммиромизображатьсясвоих«сверхчеловеком»,«прихотливых»,«безумных»всецеломечтаний,мгновенных, как страстный порыв («Я не был никогда такой, как все»,«Красив лишь тот, в ком дерзка отвага»), мистические, «чернокнижные»,демонические образы и негативные эмоциональные импульсы множатся иусиливаются, оборачиваясь изображением безумной вакханалии («Обманы,сумасшествие, позор, / Безумный ужас – все мне видеть сладко…», «Япосещал дома умалишенных, – / Мне близки их безумные мечты»),отвратительным шабашем, «чувственным разгулом» («Там были пляски,игры, превращенья / Людей в животных и зверей в людей…», «И жабы вчерных платьях приползли», «И из могил расторгнутых восстали / Гнилыетрупы ветхих мудрецов» и мн.
др.) и сделкой с дьяволом («Наваждение»).Вовлеченный в круг описываемых явлений и, что немаловажно,увлеченный ими, поэт одновременно поднимается над ситуацией, понимаетее «искомо-противоречивую» суть, но взирает на нее не глазами разумногосудьи, держащего в руках две чаши весов (грех-добродетель, добро-зло), ачеловека совершенно другой духовной, мировоззренческой «ментальности»,для которого «свет» и «тень» одинаково правомерны, значимы и заманчивы.При этом лирический герой «Будем как Солнце» способен слышать далекиеи гулкие, словно эхо, зовы традиционной религиозной морали и отдаватьсебе отсчет в том, что его выбор по праву можно осуждать.Путешествие героя сквозь книгу – это путь от Рая (величественнаястихия Вселенной) через Чистилище (человеческие сомнения, жизненнаяшлифовка любовью возвышенной и страстной, эгоцентризмом творчества;художественнаятрактовкачистилищатакжезеркальноотражает43традиционные, а вместе с тем и Дантовы представления: в чистилищеБальмонта не избавляются от грехов, а наоборот, приобретают их, затейливообрастаяими,чтовоспринимаетсякакнеизбежнаяиграмировой«светотени»), до погружения в стихию Ада.Заключительнаясимволическое«терцина»названиераздела«Освобождение».ивсегосборникаЭмоциональноноситсглаженное,спокойное начало стихотворения сразу выделяет его и противопоставляетбудоражащей лирической вакханалии «Художника-дьявола»:Закрыв глаза, я слушаю безгласно,Как гаснет шум смолкающего дня,В моей душе торжественно и ясно.Последний свет закатного огня,В окно входя цветною полосою,Ласкательно баюкает меня.Это не «блеск с высот», который «несет свершенье всех Его усилий» вконце Дантова «Рая», а свет, несущий недолгий покой после эмоциональнойи творческой грозы.
Если подниматься «вверх по лестнице смыслов» (Е.Эткинд)этогофинальногостихотворения,можнозаметить,чтовпятнадцатой терцине имитируется ситуация освобождения не только и нестолько от «шума смолкающего дня», но и от книги, труда, творения, от тогобытия, подобия мироздания, которое создавалось поэтом на книжныхстраницах («Опустошенный творческой грозою, / Блаженно стынетнежащийся дух…»).Структурный смысл «Освобождения» обогащается за счет егоассоциативной соотнесенности с моностихом в конце каждой песни«Божественной комедии»: финальное стихотворение отпадает от остальноголирического корпуса сборника и заставляет по-другому прочертить44магистральнуюлиниюпутипоэтавкниге:Рай–Чистилище–Ад–Освобождение (открытый финал).
Финал, действительно, остается открытым:Мы каждый миг – и те же и не те,Великая расторгнута завеса,Мы быстро мчимся к сказочной черте, –Как наши звезды к звездам Геркулеса.Что сулит «расторжение великой завесы» и что поэт имеет в виду,обозначая цель «нашего» путешествия таинственным понятием «сказочнаячерта»,остаетсянеизвестным.Бальмонт,какистинныйсимволист,заканчивает книгу стихов символической недосказанностью, смысловойзатушеванностью, которая пробуждает в читателе интуицию «сотворчества»,«овевая» его «дуновениями, идущими из области запредельного» и обрекаянаневозможностьпроникнутьв«СвятаяСвятыхмыслимойнамиВселенной» 1.
Замкнутая Вселенная «Будем как Солнце» здесь размыкается,очевидно, желая слиться с будущими книжными мирами Бальмонта, укоторого «от книги к книге, явственно для каждого внимательного глаза,<…> переброшено звено»2.Несмотря на семантическую неопределенность «открытого финала»,философия книги, ее вольный миросозидающий импульс четко обозначены.В отношении сборника Бальмонта можно с уверенностью утверждать, чтобытиекнигиздесьявляетсяэквивалентомземногобытия,миром,возведенным взамен «бездне» прошлого и «бездне» настоящего.
Дерзостьпоэта проявилась и в выборе обложки для сборника, которая, бесспорно,символически «полисемична». В обнаженном, распростершем кверху руки«сверхчеловеке» с огненными волосами очевидно сходство с ветрувианскимчеловеком Леонардо Да Винчи. Можно предположить, что образ на рисунке12Бальмонт К. Д. Элементарные слова о символической поэзии // Литературные манифесты. С. 60.Бальмонт К. Избранное / Стихотворения. Переводы. Статьи.