Диссертация (1100638), страница 37
Текст из файла (страница 37)
Первый – взгляд обобщающий,возвышающий, «углубленный», переводящий все изображаемое, дажеКошелев В. А., Сапогов В. А. «Музей моей весны…» // Северянин И. Стихотворения. Поэмы. Архангельск,1988. С. 18.1196чересчурконкретное,универсальноесубъективнохудожественноеличностноеизмерение.иВторойсиюминутное–взглядвболееповерхностный, дадим ему название «открыточный»; он заставляет поэтазамыкаться внутри описываемого момента и не выводить его на высокийуровень лирической глубины и жизненной универсальности.
В первом случаепроявляется авторское умение преобразить момент в идею этого момента,вдохнуть в него глубину, оторванность от жизненной основы, тем самымсделав его близким читателю. Например, раннее стихотворение А.Ахматовой «Молюсь оконному лучу…», несмотря на обращенность кконкретному моменту, что подчеркивается значимостью немногочисленныхконкретных деталей и образов (оконный луч, позеленевшая медь нарукомойнике), представляет собой образец лирики универсального типа,истинно художественного.
Стихи второго типа, своеобразные стихи «наслучай»,словнослужащиеподписямикжизненнымоткрыткамивоссоздающие только то, что изображено на этих открытках и не«выводящие» слово вовне, к известному обобщению и глубине, встречаютсяв сборнике И. Северянина «Литавры солнца», но особенно много«открыточных» стихотворений в «Очаровательных разочарованиях».Чтобы не быть голословными, приведем примеры таких нарочитобесхитростных стихов «на случай». Например, поводом для написаниястихотворения может быть просто сбор земляники: «Мы сбирали с утраземлянику, / Землянику сбирали с утра.
/ Не устану, не брошу, не кину /Находить этот сладкий коралл…» («Сбор земляники», сб. «Литаврысолнца»), или первое появление цветов: «О подснежниках синеньких, /Первых вешних цветах, / Песню, сердце, ты выкинь-ка, / Чтоб звучала вустах!» («Песня о цветах»). Поэт словно устает описывать свои любовныеотношения сквозь призму преображающего, приукрашающего лиризма, чтоприводит к появлению таких «прямых»строчек в «Очаровательныхразочарованиях»: «Ты отдалась вчера на редкость мило: / Так радостно, такпросто отдалась. / Ты ждущих глаз своих не опустила, / Встревоженных не197опустила глаз» («Ты отдалась…»); «Они тобой проникнуты, места, / С техпор, как ты уехала отсюда: / Вот, например, у этого куста / Таились отлюдского пересуда» («Места…»); «Ты слышишь, Аллочка, как захрустелишины? / Мы поднимаемся на снежные вершины.
<…> / Само ведь счастьеедет с нами в экипаже. / Дай губы, Аллочка: тебя нигде нет слаже…»(«Далматинская фантазия»); «Она, с кем четверть странствия земного / Такли, иначе протекла, / Она меня оставила без крова / И на бездомностьобрекла» («Забытые души»).Вместо свойственной лучшим поэтическим образцам имманентнойуниверсальности часто северянинские лирические зарисовки превращаютсявбесхитростнуюпоэтическуюконстатацию,простейшуюстиховуюфиксацию момента.Сочетание поэтики «лирической безукоризненности» с поэтикойбесхитростной стиховой констатации, которое выявляется лишь привнимательном погружении в стихию всех северянинских сборников, еще разуказывает на странное переплетение противоположностей и противоречий влирическом мире поэта.
В этом пункте анализа вряд ли можно обнаружитьпрогрессивное или регрессивное направление северянинской творческойэволюции. Достаточно вспомнить о «пестроте», «калейдоскопичности» ивместе с тем противоречивости «брошюрного» периода в творчестве поэта.Таким образом, нельзя считать, что из ранней лирической раздробленностиродилась монолитная классическая поэзия позднего И. Северянина, хотя этоотрицательное утверждение иллюстрируется прежде всего стихотворениямипоследнего сборника поэта «Очаровательные разочарования».Феномен«неуравновешенности»,гетерогенностисеверянинскойлирики позволяет говорить о ее противоречивости, а вместе с тем инеоднозначности ее общей оценки.
Северянина в общем и целом оценитьчрезвычайнотрудно.Стихотворенияоткровенно«серыеибедные»(воспользуемся формулой Г. Адамовича) тесно соседствуют в его какраннем, так и позднем творчестве с высокими поэтическими образцами,198свидетельствующимиоглубокомтрагическомхудожественномпроникновении автора в основы жизни.
В таких стихотворениях, которыеусловно можно назвать безукоризненными, высота поэтической мыслиподкрепляетсявысотойвладения классическим поэтическим словом.Стихотворения Северянина о России, о доле изгнанника не уступают самымлучшим образцам эмигрантской «ностальгической» поэзии. Это, преждевсего, стихотворения из книги «Классические розы»1. В «Очаровательныхразочарованиях» лишь два (!) стихотворения напрямую посвящены темеРодины («За Днепр обидно» и «Без нас»). Вот одно из них:От гордого чувства, чуть странного,Бывает так горько подчас:Россия построена зановоНе нами, другими, без нас…Уж ладно ли, худо ль построена,Однако построена все ж.Сильна ты без нашего воина,Не наши ты песни поешь!И вот мы остались без родины,И вид наш и жалок, и пуст, –Как будто бы белой смородиныОбглодан раскидистый куст.(«Без нас», 1936)С чем связано такое внезапное замалчивание темы, самой болезненной,самой близкой? Скорее всего, Северянин перестал верить в «воскрешение»России и свое воскрешение вместе с ней, перестал думать, что «к свету этотмрак»2, перестал «мечтать, что Небо от бед избавленье даст русскому краю» 3,См.
главу, посвященную «Классическим розам».«Или это чудится?», 1929 (сб. «Классические розы»)3«Я мечтаю»,1922 (сб. «Классические розы»)12199и звучавшие в «Классических розах» призывы «Что толку охать и тужить – /Россию нужно заслужить!» оказались призрачными, смехотворно жалкими,бессмысленными.Кольцообщейизгнанническойбезысходностистягивалось. В 1928 г.
замолчал как поэт В. Ходасевич, в 1939 г. В. Набоков«из этой угольной ямы» написал одно из самых горестных, беспросветныхстихотворений о России «Отвяжись, я тебя умоляю!», в своем последнемсборнике «отвязался» от России И. Северянин. Эти «отречения», внезависимости от литературного «ранга» «отрекающихся»,представляютсянам явлениями одного порядка.Стала жизнь совсем на смерть похожа:Все тщета, все тусклость, все обман.Я спускаюсь к лодке, зябко ежась,Чтобы кануть вместе с ней в туман… –признается Северянин в стихотворении «В туманный день» (1938).Ощущение безысходности в поздней лирике поэта усиливается нетолько за счет любовного одиночества, своеобразной «неопределенности вчувствах», которую поэт демонстрирует, например, в «Очаровательныхразочарованиях»(вспомним,чтов«Классическихрозах»раздел,посвященный жене поэта, Фелиссе Круут, служил композиционным центром«любовного притяжения», воспроизводил сказку светлого, вдохновляющеговзаимного чувства), но и за счет одиночества культурного, человеческого:«Слишком дни монотонны, а ночи надрывны, / Пошлость или капризныйизлом.
/ Человек не родился, а люди противны / И уж так примитивны притом!..» («Ваши глаза»).Порой желчно-обличительная, «рассвирепевшая» эмоция поэта поотношениюквыплескивается«двуногомувзверюспецифическиечеловеку»(«Жаждущиехудожественныеформы,войн»)которыепозволяют говорить о том, что в своей стихотворной практике Северянининогда касался каких-то иных, не свойственных ему граней раскрытияпоэтического образа. Так, в одном из разделов сборника «Литавры солнца»200(«Город»), помимо прямых обличительных стихотворений в духе Северянина(«Чем они живут», «Жаждущие войн», «Их образ жизни» и др.), мывстречаем стихотворения, которые выражают, по сути, ту же эмоцию –открытое неприятие пошлого, страшного мира города – и при этомтипологически перекликаются с поэзией В.
Ходасевича, в частности, с егоберлинскими стихотворениями.Парадоксальное типологическое родство здесь обнаруживается, преждевсего, в трагическом мировосприятии обоих поэтов и способе его передачичерез безобразные, жуткие, гротескные образы, которые могут возникатьсреди обыденных деталей изображаемого мира. Так, у Ходасевича описание«обыкновенного» мира морского пляжа («Прибой размыленною пеной /Взбегает на покатый пляж. // Белеют плоские купальни, / Смуглеет женскоеплечо…») завершается неожиданной ужасающей картиной: «А по пескам,жарой измаян, / Средь здоровеющих людей / Неузнанный проходит Каин / Сэкземою между бровей» («У моря»).
Лирический герой Ходасевича гуляет поунылым берлинским улицам, и вместо людей ему мерещатся «песьи головыповерх сутулых плеч» («С берлинской улицы…») или «идиотское количествосерощетинистых собак», вездесущих, словно ночной кошмар («Нет, не найдусегодняпищия…»).Пожалуй,стоитвспомнитьи«полуслепого,широкоротого гнома», который «под юбки лазит с фонарем» дачнымневестам, «уродикам, уродищам, уродам» («Дачное»), или представлениетанцовщиц, изображающих звезды «в грошовом «Казино».
Как известно,танец у Ходасевича оборачивается «рассусаленным сумбуром»: «Вдругжидколягая комета / Выносится перед толпой», «Играют сгустки жировые набедрах Etoile d’amour», «поет дурак» и т. п. («Звезды»).В мире Северянина поэту становится «тошно» от «мерзости больной»берлинского кафе «Трибад» – «От этой язвы разодетой, / В сукно и нежныйшелк цветной» («Грустная гнусь»). На улице поэта встречают жуткие«карапузики», которые «выделывают антраша / Под звуки военной музыки»(«Песня проходимца»), или распутница «из дальнего Толедо», «нехороша201собой», «суха, желта,румянец нездоровый», «в ручном мешке – змея,исчадье бреда» («Распутница»).
Лирического героя занимает судьбабезымянного Смехача, рыжего клоуна, который «смешил публику до слез» и«был безобразней всех в Париже»:Как хохотали все родные,Когда он, затянув жгутомСвою напудренную шею,Повиснул на большом крюкеВ дырявом красном сюртукеИ с криком: «Как я хорошею!..»(«Когда хорошеет урод»)Мы видим, что трагическое мироощущение И.