Диссертация (1098593), страница 8

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 8)

То есть и на втором уровне, как и вестественном языке, можно выделять полисемичные и моносемичные имена.Можно наблюдать и отношения синонимии и антонимии между единицами кода культуры: в определенных позициях они могут выступать как прагматические эквиваленты или же, наоборот, противопоставляться друг другу (сошлемсяеще раз на примеры, приводимые в [Гудков, Ковшова 2007: 57–58]: кровь какполисемичное имя и бок как моносемичное, выступающее синонимом имениплечо как «указатель» на максимальную близость между людьми).«Культурно-национальные символы, воплощенные в языковое “тело”, –это всегда словозначение, выполняющее функцию символа: языковая единицанаграждается устойчиво ассоциируемым с ней смыслом, который и указываетна концепт, не являющийся ее собственным значением», – утверждаетВ.Н.

Телия [Телия 1996: 243–244]. Однако представляется более корректнымвсе же говорить об «устойчиво ассоциируемых» значениях, а не «смыслах», чтоубедительно следует из проведенного И.М. Кобозевой анализа этих «двух ипостасей содержания»: « <…> мы наблюдаем отчетливую тенденцию к противопоставлению ‘значения’ как закрепленного за данной единицей языка относительно стабильного во времени и инвариантного содержания, знание котороговходит в знание данного языка, ‘смыслу’ как связанной со словом информации,изменчивой во времени, варьирующей в зависимости от свойств коммуникантов, знание которой не обязательно для знания языка. <…> значение знака – этоего содержание для всех членов данного языкового сообщества на все времядействия договоренности» [Кобозева 2007: 12–13] (ср. также у А.Р.

Лурия:«Под значением мы понимаем объективно сложившуюся в процессе историисистему связей, которые стоят за словом <…> Под смыслом, в отличие от значения, мы понимаем индивидуальное значение слова, выделенное из этой объективной системы связей; оно состоит из тех связей, которые имеют отношениек данному моменту и данной ситуации. Поэтому если “значение” слова являет-38ся объективным отражением системы связей и отношений, то “смысл” – этопривнесение субъективных аспектов значения соответственно данному моменту и ситуации» [Лурия 1979: 53]).Кроме того, в связи с вышесказанным необходимо уточнить такое понятие, как «коннотация».Ю.Д.

Апресян под коннотациями лексемы понимает «несущественные, ноустойчивые признаки выражаемого ею понятия, которые воплощают принятуюв данном языковом коллективе оценку соответствующего предмета или фактадействительности; они не входят непосредственно в лексическое значение слова и не являются следствиями или выводами из него» [Апресян 1995: 159]. Таким образом, коннотации, не будучи противопоставлены понятийному содержанию слова, не относятся к его лексическому значению. Г.Н. Скляревская,наоборот, объединяет под этим термином практически все элементы значениялексемы, не относящиеся к ее понятийному содержанию, считая, что лексическое значение – это «бесконечно сложная, избыточная структура, включающаяв себя не только понятийное содержание, но и весь запас лингвистических иэкстралингвистических сведений, ассоциаций, смутных, как будто бы априорных представлений и всех “добавочных смыслов”, называемых коннотациями»[Скляревская 1995: 64].В.Н.

Телия, автор соответствующей статьи в Большом энциклопедическом словаре «Языкознание», пишет, что коннотация – это «эмоциональная,оценочная или стилистическая окраска лексической единицы узуального (закрепленного в системе языка) или окказионального характера» и отмечает далее, что «в структуре коннотации ассоциативно-образный компонент выступаеткак основание оценочной квалификации» [Языкознание 1998: 236]. Согласноэтому определению, коннотация сближается с оценкой и, кроме того, можетноситьокказиональныйхарактер.ОднаконельзянесогласитьсясИ.М. Кобозевой, которая, разделяя коннотации и эмоционально-оценочныепрагматические элементы значения слова, отмечает также, что «коннотации от-39личаются от прочих видов прагматической информации тем, что они включаютв себя отсылку не к индивидуальному пользователю знака – говорящему, а кязыковому коллективу.

Так что говорящий, используя лексему, имеющуюопределенные коннотации, не выражает этим своей личной оценки обозначаемого объекта» [Кобозева 2007: 92]. Для нас важнее, что «в широком смысле»В.Н. Телия определяет коннотацию как «любой компонент, который дополняетпредметно-понятийное (или денотативное), а также грамматическое содержание языковой единицы и придает ей экспрессивную функцию на основе сведений, соотносимых с эмпирическим, культурно-историческим, мировоззренческим знанием говорящих на данном языке» [Языкознание 1998: 236]. Но, «дополняя предметно-понятийное содержание», в каком отношении к нему оказывается коннотация?Д.Б. Гудков и М.Л. Ковшова рассматривают коннотацию языковой единицы как «набор дифференциальных признаков слова, не относящихся к егосигнификации, то есть не препятствующих обозначению этим словом объекта,указанных признаков лишенного, но обусловливающих употребление этогоимени в характеризующей функции, позволяющих ему выступать в позициисемантического предиката.

<…> коннотативный элемент значения может оказываться экспрессивным и оценочным, но это вовсе не является обязательным»[Гудков, Ковшова 2007: 49]. Иными словами, при таком подходе коннотация –это закрепленные за языковой единицей «непонятийные дифференциальныепризнаки стоящего за ней представления (вернее, совокупности представлений» [там же: 52].Такимобразом,опираясьнаопределениеконнотации,данноеД.Б.

Гудковым и М.Л. Ковшовой, будем считать интересующее нас значениеединиц кодов культуры коннотативным, отличным от, условно говоря, денотативного («естественноязыкового») значения. Более того, очевидно, что это значение знаков второго уровня предстает как особый тип коннотативного значения.

О.Г. Пестова предлагала описывать в словарях также «символическое зна-40чение» лексем, понимая под ним «тип конвенциально обусловленного значения, образовавшегося на основании механизмов метафоризации и метонимизации, в котором наименование конкретного предмета выступает в качестве означающего для абстрактного значения. <…> Оно не основывается на прямом значении слова и не выводится из него» [Пестова 1980: 92–93] (ср. также приведенное выше рассуждение В.Н. Телия о культурно-национальных символах).Д.Б. Гудков и М.Л.

Ковшова предлагают называть это значение мифологическим, полагая, что в основе того или иного кода культуры лежит миф как способ обозначения и восприятия действительности. Характеризуя этот способ как«общее, простейшее, до-рефлективное, интуитивное взаимоотношение человека с вещами», А.Ф.

Лосев писал, что миф «вырывает вещи из их обычного течения, когда они то несоединимы, то непонятны, то не изучены <…> и погружает их, не лишая реальности и вещественности, в новую сферу, где выявляется вдруг их интимная связь, делается понятным место каждой из них и становится ясной их дальнейшая судьба» [Лосев 1991: 70–71]. Особенно ярко мифологическое значение единиц кодов культуры проявляется при анализе фразеологических единиц.1.5. Фразеологические единицы как компоненты кода культурыФразеологизмы возникают в языке «на основе образного представления одействительности, отображающего по преимуществу обиходно-эмпирический,исторический и духовный опыт языкового коллектива, связанный с его культурными традициями» [Телия 1993: 302].

Именно тропеическая природа внутренней формы фразеологизма (иначе говоря – образность) обусловливает особую его роль как носителя культурной информации, делает его своеобразнымпроводником культуры. «Благодаря всегда образному основанию фразеологизмов, отображающему мировидение народа – носителя языка, запечатленному41во внутренней форме или в форме содержания “буквального” их значения, которое просвечивает через материальную (звуковую или графическую) оболочкуфразеологизмов и служит для них обозначающим знака, языковая память фразеологизмов не только хранит, но и традиционно воспроизводит от поколения кпоколению живое наследие культуры», – отмечает В.Н.

Телия в предисловии кБольшому фразеологическому словарю русского языка [БФСРЯ 2006: 6].Мы разделяем точку зрения Д.Б. Гудкова и М.Л. Ковшовой, ключевымзвеном культурной интерпретации фразеологизмов считающих соотнесениевходящих в его состав слов-компонентов именно с кодами культуры: «Нампредставляется, что субъект речи, настроившись на сложный языковой знак,описывающий мир не прямо, а иносказательно, не только воспринимает значение и оценку, составляющие денотат фразеологизма как языкового знака, нетолько видит происходящее в мире сквозь тропеическую призму фразеологизмаи переживает увиденное.

Субъект речи усматривает в словах-компонентах фразеологизма закодированный культурный смысл, который прочитывается субъектом речи в культуре, а именно в системе кодов» [Гудков, Ковшова 2007: 95–96]. Компоненты фразеологизма воспринимаются субъектом речи не только какязыковые знаки с присущим им лексическим значением, но и как имена реалий,которые в процессе жизнедеятельности человека приобрели особый, культурный, смысл, и этот смысл «вычитывается», «раскодируется» и говорящим, ислушающим в процессе восприятия фразеологизма. «Слово-компонент фразеологизма становится своего рода культурным знаком, так как несет в себе сгущенный смысл какого-либо упорядочивающего повседневный ход действия,является именем культурной ситуации, именем ритуала, обряда и т.

п.» [Гудков, Ковшова 2007: 100], а фразеологизм в целом передает стереотипное представление о каком-либо действии, состоянии, ситуации и проч. и выполняетфункцию канона или эталона7.7 Ввиду важности этих понятий для нашего дальнейшего исследования (см. параграф 2.3настоящей работы) оговорим, что мы используем данные термины в том понимании, какое42Фразеологизмы, по мнению многих исследователей, наиболее наглядноотражают запечатленный в языке и одновременно детерминируемый им национальный образ мира. В этих языковых единицах «воплощается “опредмечивание” общих понятий, имена которых, выступая в несвободных сочетаниях, оказываются метафорически и метонимически связаны с конкретными лицами иливещами, подвергаются “материализации” в языке» [Гудков 2003: 193].

Именнооткрывающаяся в клишированных оборотах внерациональная сочетаемостьимени позволяет выявить стоящие за этим именем языковые архетипы, воссоздать национальную языковую картину мира. «Почему ФЕ удерживаются вязыке веками, хотя они представляют собой явные аномалии языка, его нерегулярности? Почему они вновь и вновь образуются в каждую эпоху? – задаетсявопросом В.А. Маслова.

Характеристики

Список файлов диссертации