Диссертация (1098233), страница 83
Текст из файла (страница 83)
В тех случаях, когда в нарративах действительно ощущаетсявоздействие народной культуры, следует говорить о некоторых чертах американских (а неспецифически-негритянских) устноповествовательных жанров – историй, комических илистрашных, «небылицах» (tall tales) с характерной для сказителей гиперболизацией,гротесковостью и назидательностью, с нарушениями правдоподобия и пристрастием кпугающим или эксцентрическим деталям.Невольничьи повествования как явление негритянской словесности поражают преждевсего своим количеством: впечатляющая онлайн-коллекция университета Северной Каролины«Documenting the American South»380 дает представление о масштабах «конвейера попроизводству» этих текстов в эру аболиционизма.
Однако попытки перевести количество вкачество и объявить повествования матрицей для всех последующих текстов «чернойURL: http://docsouth.unc.edu/. Описание и краткая история этой коллекции даны в книге И.М.Удлер: Удлер И.М.В рабстве и на свободе. С. 8-9.380283традиции» 381, бесспорно, являются передержкой. Непосредственное воздействиеповествований на негритянскую литературу постепенно ослабевало к концу 19 века – в этотпериод роман и автобиография, вначале тесно генетически связанные с нарративами, обретаютсамостоятельность, что обеспечивает их центробежное движение – удаление от моделейнарратива.
В кратком обзоре проблемы влияния нарративов на последующую традицию,данном в предисловии к коллективной монографии о невольничьих повествованиях, ЧарльзТ.Дэвис справедливо отмечает, что после отмены рабства в новых условиях невольничьиповествования теряют свою актуальность, начинается радикальное изменение романа иавтобиографии 382.Что касается литературы 20 века, здесь налицо осознанное обращение к невольничьимповествованиям начиная с конца 1960-х гг., причем взрыв интереса к полузабытому жанрусвязан в первую очередь с романом У.Стайрона «Признания Ната Тернера» (1967). АшрафРушди предположил, что именно этот роман и ожесточенная полемика вокруг него привели кключевой трансформации установок в исследованиях рабства и спровоцировали ренессансэтой темы в афроамериканской художественной литературе.
До 1967г. были написаны всего дванегритянских романа на эту тему – «Черный гром» Арны Бонтан (1936) и «Юбилей» МаргаретУокер (1966). После романа Стайрона их появилось множество, в том числе, произведенияДж.Оливера Килленса, Эрнста Гейнса, Чарльза Джонсона, Тони Моррисон, Ишмаэля Рида,Ширли Энн Джонсон, Барбары Чейз-Рибу. Среди них есть и обыгрывающие жанрповествований рабов 383. «Хотя эти романы не являются прямым ответом роману Стайрона, ноони стали возможны благодаря тому набору интеллектуальных и социальных условий, которыйсложился в результате полемики вокруг стайроновского романа» 384.
Начиная с 1970-х интересписателей к жанру повествований поддерживает идеологизированная афроамериканистика,которая все сильнее задает вектор развития афроамериканской художественной литературы.До 1960-х может стоять только вопрос о бессознательном воспроизведении писателямитопики, введенной в обиход повествованиями рабов. Однако влияние полузабытого жанра,воскрешенного для литературы лишь в конце 1960-х, не стоит переоценивать. Р. Эллисон винтервью И.Риду, Квинси Труп и С.Кэннону для журнала Y’Bird (1978 г.), скептическивысказывается об идее провозгласить повествования рабов «матрицей» черной литературы.
ЭтоСм. напр.: McDowell. D. E. Telling Slavery in “Freedom’s” Time: Post-reconstruction and the Harlem Renaissance //The Cambridge Companion to the African American Slave Narrative. P. 150-167.382Davis, Charles T. Introduction: The Language of Slavery // The Slave’s Narratives. P. xviii-xxiii.383Об этом см.: Стулов Ю. В. «Невольничье повествование» и современный афроамериканский историческийроман // Гуманитарный вектор. 2010. № 4 (24). С.
151-160; Стулов Ю.В. Эволюция «невольничьегоповествования» в творчестве Чарльза Джонсона // Вестник Санкт-Петербургского ун-та. Сер. 9. 2010. Вып. 1. С.56-61; Стулов Ю.В. Жанр нео-невольничьего повествования в современной афроамериканской литературе //Вiсник Львiвського унiверситету.
Сер.iноземнi мови. 2012. Вип. 20. Ч. 2. С.160-166.384Rushdi A. H.A. Reading Black, White and Grey in 1968 // Criticism and the Color Line: Desegregating AmericanLiterary Studies. New Brunswick, NJ: Rutgers University Press, 1996. P.66.381284мнение Эллисона приводит Чарльз Т.Дэвис цитирует в предисловии к собранию невольничьихповествований:«Кэннон: [Роман «Невидимка»] очень похож на повествования рабов.
Вы заимствовалиэти приемы?Эллисон: Нет, это совпадение. Честно говоря, я думаю, что влияние невольничьихповествований на современную литературу явно преувеличено… Мы рассказываем нашииндивидуальные истории, чтобы лучше понять нашу общую историю. Мне не нужно былочитать ни одного невольничьего повествования, чтобы создать повествовательную модель«Невидимки». <…> Движение с Юга на Север стало базовой моделью моего романа. Этодвижение и препятствия, встречающиеся на пути, стали настолько основополагающими дляафро-американского опыта… что я не нуждался в невольничьих повествованиях, чтобы уловитьих значение и потенциал для организации художественного повествования.
Ту же модель я быиспользовал, если бы писал автобиографию <…> Я говорю все это не для того, чтобыпринизить невольничьи повествования, а чтобы дать понять, что я не использовал ихсознательно в своем творчестве. Не забудьте, что на роман главным образом влияют другиероманы… это культурная, литературная реальность 385.Следом за Эллисоном, Ч.Дэвис цитирует Арну Бонтана, который, напротив, настаиваетна примате «общего» над «индивидуальным», утверждая, что литературная традиция иусвоенный литературный канон формируют индивидуальность писателя, что «опыт» онполучает из литературных источников, экстраполируя его на материал реальности 386. Этотувлекательный заочный спор писателей, при несходстве их позиций, тем не мене еще разконстатирует известную истину: в литературной традиции ничто не исчезает; раз возникнув иутвердившись в рамках определенной эпохи и жанра, топика бытует в литературной традиции ив дальнейшем используется осознанно или возникает бессознательно, трансформируется, но всеже остается узнаваемой.Трансформация канона: признания и духовные автобиографии.
«Признания НатаТернера»387, наиболее известный образец жанра признаний, демонстрирует как сохранение«несущих элементов» канона, так и новаторские моменты. Повествование отличается, воЦит. по: Davis C.T. Introduction: The Language of Slavery. P. xviii-xix.Ibid. P. xx.387The Confessions of Nat Turner, the Leader of the Late Insurrection in South Hampton, Va. as fully and voluntarily madeto Thomas R. Gray in the prison where he was confined, and acknowledged by him to be such when read before the CourtOf Southampton; with the certificate, under seal of the court convened at Jerusalem, Nov. 5, 1831, for his trial. Also, anauthentic account of the whole insurrection, with lists of the whites who were murdered, and of the negroes brought beforethe court of Southhampton, and there sentenced, &c. Baltimore, MD: Published By Thomas R.
Gray, 1831. 23 p. URL:http://docsouth.unc.edu/neh/turner/turner.html . Все ссылки и цит. приводятся по этому источнику. Страницы в этомпараграфе указываются приводятся в тексте в круглых скобках.385386285первых, новизной в области тематики и персонажа (тема – бунт рабов, герой -- не простопреступник -- убийца или вор, но бунтовщик, лидер восстания), во-вторых, жанровымсинкретизмом: в нем соединены черты признаний, духовной автобиографии, проповеди исенсационной журналистики.
«Признания» отличаются рамочной композицией. Вступление изаключение написаны от лица Томаса Грея, адвоката, посетившего Ната перед казнью изаписавшего его признания; основной текст – записанные Греем слова Тернера. Стратегиирассказчика и его «стенографа» (amanuensis) подчеркнуто различны. Более того, весьмаразнятся вступление и заключение Грея. Во вступлении в соответствии с требованиями жанраГрей стремится заинтересовать публику; потрясающие воображение события кровавоговосстания требуют сенсационного письма.
Играя на чувствах аудитории, Грей прибегает кэмфазе, уснащает текст разными средствами экспрессивности. Вступление пестритвыражениями вроде «величайший бандит», «лютая банда», «кровавые деяния», «адскиезамыслы» (3-4) и патетическими фразами, например: «…многие матери, прижимаявозлюбленных чад к груди, будут содрогаться при воспоминании о Нате Тернере и всей этойбанде свирепых злодеев» (5). т.д. Нат Тернер в предисловии – «мрачный фанатик» (gloomyfanatic), открывающий в предсмертных признаниях «глубины своего темного, заблудшего,измученного ума» (4). Поскольку аудитория требует достоверности и правдивости, Грейподчеркивает искренность Ната и отсутствие самооправданий.В послесловии возникает сложный, амбивалентный образ Ната.
Грей описывает его каквыдающуюся личность, отмечая его необыкновенные качества, возражая против попытокпредставить его примитивным, невежественным, трусливым и порочным недочеловеком. Грейотмечает его религиозность, отсутствие пороков и пристрастий (Нат никогда не выпил ни каплиспиртного, не сквернословил, был бессребреником).
Грея поражает «выдающийся»,«необыкновенный», «природный ум» Ната, способность «все схватывать на лету, которыевстречаются у очень немногих людей», решительность и твердость характера; он отмечает, чтоТернер умеет читать и писать (18). Нат вызывает у Грея чувство, похожее на уважение и дажевосхищение. Вместе с тем, Грей повторяет, что Нат – «законченный фанатик», уверенный всвоей правоте, отмечает неадекватность его эмоциональных реакций -- спокойствие, с которымон повествует об учиненной им резне, и «исступленное выражение» его лица (19).
Масштабличности как самого Ната, так и его злодеяния, отличают текст Грея от классических признанийпреступников. Об убийствах и зверствах во время бунта Грей в заключении пишет с мрачнойпатетикой («изуверская», «невиданная», «бесчеловечная резня» – 19). Грей обращается к топикекровожадного дикаря – однако напрямую этого именования удостаиваются сообщники Ната, ноне сам «мрачный фанатик».286Собственно повествование Ната Тернера отчетливо распадается на две части.