Диссертация (1098233), страница 79
Текст из файла (страница 79)
Более того, в романе присутствует зарождающийсятопос «внутрирасового расизма» и внутрирасовых барьеров, связанных с оттенками кожи ипропорциями «черной» и «белой крови» -- тема, которая станет одной из основных внегритянской литературе рубежа 19-20 вв. и негритянского ренессанса. Как квартеронка Розапрезирает уродливую черную Прю в романе Бичер-Стоу, так и у Хенц светолокожая Криссиподчеркивает, что она не черная, а цветная (268), и на этом основании презирает черную, каксмоль, безобразную Джуди; в свою очередь, Джуди высказывает презрение к «желтымниггерам» -- ни черным, ни белым.Контакт рас занимает немалое место в «лекциях» Морленда, обращенных к молодойжене, которой предстоит войти в роль хозяйки дома и плантации.
В частности, в этих«лекциях» немалое место уделяется парадоксальным отношениям двух рас на Юге:подчеркивается незыблемость, неотменимость и непереходимость расовой границы и, вместе стем, постоянство, глубинность и интимность контакта – бытового, эмоционального,тактильного – белых и черных на Юге. Белый южанин рождается, воспитывается и растетсреди негров, которые являются для него такой же естественной частью окружающей среды,как климат и ландшафт. Он с младенчества учится понимать их, усваивает, в чем состоит егодолг по отношению к рабам.
Интересы и потребности белых и черных, хозяев и рабов теснопереплетены. Они – одна семья, хотя это и не предполагает равноправия, как не может бытьравных прав у детей и родителей. Сын Морленда и Юлалии, как его отец и дед, будетвскормлен черной кормилицей, вынянчен черными руками, чтобы стать «отцом ипокровителем» черных рабов.270В «Хижине дяди Тома» акцентируется оппозиция «аристократизм-демократизм» ипоказывается парадоксальность расовых отношений на Юге: идейный расизм – бытовойдемократизм (тесный контакт, тактильная интимность).
Хенц подхватывает тему, переставляяакценты и меняя систему оценок. Делая уступку демократическим принципам и идееестественного права, она устами Морленда признает в негре «человека, «брата» с такой же«бессмертной душой», но, в то же время, апеллируя к принципам творения (не демократия, ноиерархия), она утверждает необоснованность эгалитарных претензий – ибо Бог сотворилнароды и всех людей неравными, и негры занимают подчиненное положение «на шкале бытия».Примечательно высказывание о невозможности для белого южанина отделить своесуществование от негров – подобно тому, как невозможно «убежать от ночных теней». Образ«тени негра», падающей на белого южанина/американца, станет топосом, который будетвозникать и у великих авторов ХХ века – У.Фолкнера, Р.Эллисона и др.
В отличие от этоймодели постоянной тесной семейной близости при сохранении различий и неравенства, наСевере при формально провозглашенных свободе и равенстве негров между расами – огромнаядистанция, непереходимая пропасть, отчуждение и враждебность, непонимание и отвержение.Главная проблема северян – это незнание и непонимание людей черной расы и, как следствие -лицемерно маскируемое презрение, страх, ненависть, отвержение.
Реальность межрасовыхотношений здесь заменяется абстрактными схемами и принципами. Негры на Севере находятсяв чуждой, неестественной для себя среде; отправляясь с Юлалией на Юг, Морлендподчеркивает, что вот теперь она наконец увидит негров такими, каковы они на самом деле, внормальных, естественных условиях «обитания».Подчеркивание различий в межрасовых отношениях на Севере и Юге подкрепляетсяфиксацией и заострением характерных черт, присущих «южному характеру» и «северномухарактеру» -- двигаясь и здесь по пути, проложенному и Бичер-Стоу, и предшествующейтрадицией плантаторского романа.
Хенц подчеркивает: особенности северного характера исеверного общества делают невозможной социализацию там свободных негров – они не всостоянии адаптироваться к буржуазному обществу с его нацеленностью на успех итребованиями предприимчивости, ответственности, долга, воли, решимости. Бедственноеположение люмпенизированных свободных негров на Югеи противопоставление их бедствийпатриархальному, общинному традиционному укладу Юга с его надежностью изащищенностью – общее место плантаторского романа 1850-х.271Черты северного характера создают, по мнению южных апологетов, тип аболиционистафанатика 352.
Разработка этого типажа представляет собой яркую новацию ангажированногоплантаторского романа 1850-х. Главная опасность аболиционизма, с точки зрения южногоапологетического романа -- в противопоставлении Севера и Юга, что ведет к расколу страны.Не случайно в финале следует примерное наказание преступников -- злодея лже-пастораБрейнарда и черного обманщика Вулкана, выдающего себя за жертву жестокого хозяина.Заканчивается роман назидательным сравнением Юга и Севера с деревом, у которого дваствола – и общий корень (579).Плантаторская и аболиционистская литература в совокупности составляют общий«корень», который в 19 веке питает «третий ствол» дерева – негритянскую литературу.Плантаторско-менестрельная традиция создает «характерологию» -- амплуа, через развитие ипсихологизацию которой в дальнейшем будет развиваться типизация.
Она закладывает основыбытописательства, а также «мостит путь» к диалектно-региналистской негритянской литературеконца 19 в. Сентиментально-романтический и благопристойный канон, общий для Юга иСевера, также усваивается черными авторами. В духе эпохи романтизма южная литератураобращается к теме «расового характера», «гения расы» и ее истории. Именно в плантаторскойтрадиция впервые появляются этнографические зарисовки «негритянской жизни» и очеркинегритянского фольклора.
Заинтересованное и серьезное отношение к безыскусномутворчеству рабов, утверждение ценности этого наследия позволяют констатировать, чтозадолго до того, как Дюбуа в книге «Души черного народа»(1903) связал духовные дарованиячерной расы с ее фольклором, вначале плантаторский, а затем и аболиционистский романсделали первые шаги в этом направлении.Констатируя отличие попыток романтического определения «гения расы» от расовыхтеорий эры дарвинизма, евгеники и расовой войны (1870-1900е), необходимо подчеркнуть и ихпреемственность.
Авторы 1850- годов – У.Симмс, К.Ли Хенц, Г. Бичер-Стоу предвосхищаетмногое из того, что будет отличительным знаком наступающей эпохи, в том числе иобостренное внимание к «расе» как совокупности устойчивых врожденных свойств.В 1850-е плантаторская и аболиционистская линии резко поляризуются, и этоподчеркивает как общее, так и отличное в них. Уже в1830-40-е годы аболиционистскаяхудожественная литература вносит свой вклад в становящуюся негритянскую словесность: онаПодробнее об изображении аболиционистов в плантаторском романе см: Морозова И.В. «Аболиционизм иаболиционисты в женской прозе Старого Юга //Авраам Линкольн: Уроки истории и современность. М.: РГГУ,2010.
С. 74-83; Морозова И.В. Идеология старого Юга в романе К.Хенц «Северная невеста плантатора». С. 18-19.352272закладывает традиции литературы протеста, дает ряд типов («трагическая полукровка», «матьрабыня», беглецы и беглянки, рабы-герои, раб-трикстер), модернизирует ряд старых топосов(«двух религий», «черного мессианства»). Аболиционисты активно используютдокументальный жанр повествований (свидетельства, истории, автобиографии, признания),создают канон аболиционистских невольничьих повествований середины 19 века и соединяютповествовательный жанр с художественной литературой. Благодаря аболиционизму с 1830-х гг.начинается расцвет невольничьих повествований, которые стали непосредственнымисточником негритянской художественной прозы.Влияние южной традиции на негритянскую словесность было более глубоким ивсесторонним, чем воздействие более поздней аболиционистской литературы.
Плантаторскоменестрельная культура закладывает основы культурных и литературных моделей, которые (занеимением альтернатив) в 19 веке усваивали и видоизменяли как белые, так и черные авторы.Потому во всем, что касается изображения «негритянского характера», быта и повседневнойкультуры, за вычетом идейного антагонизма, между аболиционистской и южнойплантационной литературой больше сходств, чем отличий. Это закономерно и лишь кажетсяпарадоксом: ведь и та, и другая пользуются одной и той же, общеамериканской модельючерной расы, хотя и в противоположных пропагандистских целях – и в результате одни и те жечерты «негритянского характера» получают у них разную оценку. По-разному трактуется ипроисхождение этих черт: если плантаторская традиция склонна приписывать их врожденнымсвойствам черной расы, аболиционизм видит в большинстве из них влияние социальнойситуации – рабства в Новом Свете. Что касается негритянских авторов, то усвоение, развитие итрансформация «культурной матрицы», заложенной на Юге, развитой и дополненной наСевере, а затем и полемика с ней составляют главную интригу негритянской литературнойтрадиции 19-начала 20 вв.2.4.
Негритянская проза 1820-60-х: от документальной к художественной литературе2.4.1. Повествования.Негритянская проза 1820-1860-х годов проделывает значительный путь, итогом которогостановится освоение художественных жанров, в первую очередь, романа. Два основныхобщественных фактора, определяющих ее развитие в этот период, -- аболиционизм и проектколонизации. В негритянской прозе по-прежнему широко представлены публицистическиежанры – памфлеты, трактаты, обращения, воззвания; однако наиболее значимым явлениемэтого периода стало бурное развитие жанра повествований. При сохранении преемственности страдицией 18 в.
и рубежа веков претерпевают изменение и развитие жанровые каноны273духовных автобиографий и признаний; сохраняются и повествования о путешествиях. В новомвеке традиционные повествования подвергаются трансформации: идет процессвзаимопроникновения жанров, появляется новая тематика. Например, анализируя«Повествование миссис Нэнси Принс» (1850) 353, И.В.Морозова отмечает влияние на этот текстдоминирующего жанра негритянской литературы довоенного периода – «slave narratives», атакже констатирует жанровый синкретизм – соединение элементов «невольничьихповествований, травелога и автобиографии»354. Впрочем, удельный вес традиционных,сложившихся еще в 18 в. разновидностей жанра narrative устойчиво снижается от 1820-х квоенному десятилетию, и они все более вытесняются на периферию, в то время как в центреоказываются аболиционистские «невольничьи повествования» (slave narratives) и, вособенности, повествования беглых рабов (fugitive slave narrative).Это новая разновидностьповествований, которая лишь косвенно связана с жанровой традицией 18-первых десятилетий19 вв.Негритянские повествования 19 века: проблемы изучения.