Диссертация (1098233), страница 82
Текст из файла (страница 82)
Культурные и политическиеманифестации Африки» 376. Сверхзадача монографии заявлена в подзаголовке: поиск«африканской основы» в культуре американских негров XIX века. В первой главе 377,посвященной Ф.Дугласу, основной прием – это монтаж: вырванные из контекста цитаты ипересказанные своими словами фрагменты текстов Дугласа (с изменением основного посыла иоценочного смысла оригинала) соединяются в некое новое целое, так что из интеграционистаДуглас превращается в афроцентриста, из поборника европейской образованности – в апологета«исконной черной традиции». Например, Дуглас говорит о суевериях негров на плантациях, обих вере в колдовство и горько сетует, что рабы отлучены от просвещения, наук и истиннойверы.
Однако из книги Дж.Арчера возникает впечатление, что Дуглас был чуть ли не первымэтнографом и фольклористом, давшим важнейшие сведения о колдовстве, магии и ритуалах,вывезенных на американские плантации из Африки. Таким же образом оказывается, что Дугласвовсе не огорчается из-за безграмотности негров, разговаривающих на «убогом» пиджине, носчитает негритянской диалект (Black English) самобытным «африканским», «гвинейским»376p.377Archer J.O. Antebellum Slave Narratives. Cultural and Political Expressions of Africa. N.Y.: Routledge, 2009. xiv,128«”Разговор по-гвинейски и всякая всячина”: новый взгляд на невольничьи повествования Фредерика Дугласа».280языком, уникальным средством коммуникации с системой паролей и шифров для защиты отрабовладельцев.Другой прием – нарушение принципа историзма. Термины, описывающие реалии ифеномены ХХ века, без всяких поправок и оговорок применяются к совсем иной эпохе, так, чтопроисходит подмена понятий.
Протест против рабства подменяется афроцентризмом,колонизация 378 приравнивается к панафриканизму, а политическая риторика Дугласаописывается так, что теряется всякая разница между Дугласом (1818-1895) и лидером черныхмусульман Малькольмом Икс (1925-1965). Глава, посвященная знаменитой аболиционисткеГарриет Табмен (1822? -1913) по кличке «Моисей», полностью игнорирует историческуювременную последовательность и причинно-следственные отношения. Бесстрашнаянегритянская проводница рабов по «подземной железной дороге» оказывается культурнойреинкарнацией архетипической фигуры черной традиции – «великого мага» Моисея,овладевшего всей колдовской мудростью Египта и черной Африки.
При этом в качествеисточника сведений об «архетипическом Моисее» используется не Библия и не религиозныегимны (очевидно, потому,мчто христианство – «религия колонизаторов»), не тексты белых инегритянских авторов 18-начала 19 века, где бытует эта топика, не песни или стихиаболиционистов, -- но роман «Моисей, человек Горы» (Moses, Man of the Mountain, 1939)этнографа, фольклористки и писательницы Зоры Нил Херстон (1891-1960), творившей в эпохунегритянского ренессанса.Следующий прием – подмена целого частью.
В главе четвертой, поводом для написаниякоторой избрана книга Гарриет Энн Джейкобс «Случаи из жизни молодой рабыни» (1861), из300-страничного романа выбирается один абзац -- начало главы 22-й «ПразднованиеРождества», где упоминается о красочном карнавальном шествии рабов – параде ДжонаКанкуса (или Джона Кунера) 379, действительно «привезенном» в Новый Свет из Африки ипревратившемся в рождественский обычай.
В романе Г.Э.Джейкобс описание этогорождественского обычая черных рабов – красочный штрих для создания couleur locale;занимает это описание всего три предложения. Дж. О.Арчер использует эти три предложениякак предлог для рассуждений о выживании африканских традиций в негритянских культурах вСША и странах Карибского бассейна, предусмотрительно называя главу «Гарриет ЭннДжейкобс: размышления о параде Джона Кунера и прочие культурные реминисценции».Движение за возвращение освобожденных черных и цветных на историческую родину – в Африку, возникшее вСША в середине XIX века по инициативе Африканской методистской епископальной церкви и поддержаннаярядом влиятельных белых организаций.379Парад Джона Канкуса -- обычай, распространенный на Юге США, на Ямайке и в целом ряде стран, гдеприсутствует африканская диаспора.
В другом варианте имя карнавального короля произносится как «ДжонКунер».378281Однако к Гарриет Джейкобс и к ее роману это имеет такое же отношение, как рассказ о сортахвишен – к пьесе Чехова «Вишневый сад».Дж.О.Арчер, как и практически все современные афроамериканские исследователи«черной традиции», работает в русле «школы рессентимента», преследующей вполнеконкретные цели. Однако сильное влияние афроцентристской идеологии весьма ощутимо и вотечественной науке, например, в монографии о невольничьих повествованиях И.М.Удлер,посвятившей много лет изучению обширного массива невольничьих повествований изнакомству с научной литературой по этой теме, которая оставалась у нас почти неизвестной доконца 1990-х.
Книга и журнальные публикации И.М.Удлер стали первопроходческимиисследованиями: они привлекли внимание к жанру, без учета которого наши представления обамериканском XIX веке обречены оставаться неполными и неадекватными. Впрочем, как разэпоха взлета популярности повествований бывших рабов -- 1830-1850-е гг. («школагероических беглецов») дана эскизно, а главное внимание уделено первым образцам жанра,появившимся еще в XVIII веке, а также фигуре Ф.Дугласа. Упоминая о различных точкахзрения, бытующих в американском литературоведении, И.М.Удлер открыто демонстрируетсвою позицию и выражает твердое мнение по спорным и неоднозначным вопросам, связаннымс авторством, временем создания тех или иных текстов. В монографии постулируется, чтоневольничьи повествования являются надежным историческим источником, документом иправдивым свидетельством и в качестве таковых заслуживают полного и безоговорочногодоверия.
Другая аксиома -- значительное влияние устной фольклорной традиции на этот жанри, более того, наличие в нем африканских реликтов, свидетельствующих о живой культурнойпамяти негритянских невольников. Показательно, что месту невольничьих повествований 19века в контексте англо-американской литературной традиции уделено восемь страниц, а«устной традиции» в невольничьих повествованиях отводится параграф в тридцать страниц -- иэто несмотря на то, что в ту эпоху свидетельством культурной полноценности негров считалсяне фольклор, но исключительно грамотность, владение искусством чтения, красноречия иписьма, способность к литературному труду, – и, между прочим, к этому общему месту самавтор неоднократно апеллирует в своей монографии.Подобная диспропорция наглядно свидетельствует о том, насколько всепроникающимстало воздействие идеологически ангажированной афроамериканистики.
Ее влияние наамериканскую гуманитарную науку объяснимо комплексом причин внутреннего характера, втом числе национальным покаянием за рабство и дискриминацию, торжествомполиткорректности и программным отказом от политики ассимиляции(«мультикультурализм»). Отечественная же афро-американистика воспроизводит этиидеологемы в силу своей зависимости от американских исследовательских установок, тем282самым осознанно или бессознательно сводя свою задачу к ретрансляции заокеанской передовоймысли.
Признанный в США авторитет крупнейших афроамериканистов – критиков«европоцентристского канона», их статус «знаменитостей» заставляет искать черную кошку втемной комнате – усматривать в невольничьих повествованиях 19 и даже 18 века мифическую«исконную самобытность» и фольклорную основу, несмотря на полное отсутствиеидеологического диктата, который давно уже стал существенным фактором, определяющим(или деформирующим?) логику развития афро-американских штудий в США.В США попытки установить органическую связь невольничьих повествований сфольклором, а через него выявить «африканскую подоснову», общую для всех «культурафриканской диаспоры» представляют собой не что иное, как подмену научного подходаидеологическим. Анахронизм такого подхода очевиден – фольклор стал восприниматься каккультурная ценность, как свидетельство культурной полноценности негров только на рубеже19-20 вв., пик интереса к негритянскому фольклору приходится на 1920-30-е гг.
В эпохусоздания невольничьих повествований значимой связи между высокой книжной и низовойустной традициями не существовало – они развивались отдельно друг от друга. Авторыповествований, принадлежавшие к тонкому слою образованной элиты, к этим явлениямпростонародной жизни относились как сторонние наблюдатели – снисходительно или открытонегативно. Негритянский диалект, «дикие звуки» народных песен, пережитки магическихпрактик и верований (conjurin’), суеверия и т.п. были для людей вроде Ф.Дугласа и Г.Биббапечальным свидетельством страданий, отсталости и вопиющего невежества, порожденныхрабством, и понуждали их еще истовее ратовать за просвещение и христианизацию своихнесчастных собратьев по расе.