Диссертация (1098233), страница 40
Текст из файла (страница 40)
Ради этой сверхзадачи можнозакрывать глаза на существующие факты и изобретать несуществующие.Органичной частью создания мифа о великой и самобытной «афро-американской» культуреXVIII-XIX вв. являются попытки укрупнения (раздувания) масштаба негритянских авторов. Помере укрепления позиций мифотворцев в сфере гуманитарного знания, дарования,признавшиеся в прошлом весьма скромными, вырастают до размеров гениев. Стремясь вывестив гении свою героиню, Дж.Шилдс прибегает к ряду приемов. К разряду «домыслов» относитсяи тезис о том, что поэтесса владела многими языками.
Объявляя ее «полиглотом», Шилдсприписывает ей владение ее родным наречием фула; «возможное некоторое знакомство сарабским», несмотря на полное отсутсвие каких-либо фактов, подтверждающих это, а такжеанглийским и латынью. Очевидно, что «фула» – это не язык книжной культуры, и потому никакне значим для Уитли-поэта, тем более, что по прибытии в Бостон она вскоре позабыла его.Тезис о владении арабским как языком культуры также не выдерживает критики (Уитли отбылав Америку 7 лет от роду).
Остаются английский и латынь – знания, которые получал в XVIIIвеке каждый школьник.Шилдс также использует две дополняющие друг друга техники по изменениюгештальта: возвышение Уитли и адаптация культурного контекста. С одной стороны, дляпридания масштабности ее фигуре культурный контекст неоправданно расширяется, становясьбезразмерным: оказывается, к Филис Уитли имеют отношение и Вольтер, и Юм, и французскиеэнциклопедисты, и немецкие романтики, -- словом, идет перечисление громких имен, которыедолжны создать «звездную компанию» для провинциальной негритянской поэтессы. Проблемалишь в том, что вся эта «компания» при пристальном взгляде оказывается «случайнымсемейством»: автор вовсе не заботится об установлении круга чтения Уитли и реального наборареферентных имен. Вместо кропотливой работы с фактами он снова принимается за«спекуляции» – колоссальный кругозор Уитли оказывается «вполне возможным» или «весьмавероятным», например: «Вполне возможно, что молодая чернокожая интеллектуалка былазнакома с сочинением Монтескье «Дух законов» (27).С другой стороны, Шилдс стремится «приспособить» культурный контекст к личности идарованию Уитли, и с этой целью объявляет, что намерен подвергнуть критическомупересмотру понятия «классицизм», «предромантизм», доказать, что влияние Поупа, Мильтона иДрайдена на Филис Уитли сильно преувеличено (с.
4-5), а заодно отстоять самобытностьамериканской поэзии XVIII века (С. 18-19), возражая против очевидного факта – что эта поэзияв целом и в особенности поэзия Уитли, ориентировалась на британские образцы (4-5). Такимобразом, путем деформации культурного контекста меняется соотношение «фигура-фон».139Примечательно, что за двадцать лет до появления «Поэтики освобождения» Дж.С.Шилдссолидаризировался с оценкой Филис Уитли как «не великого, но хорошего поэта»322.
Теперь онкается в этом «заблуждении», почувствовав, что пришло время, когда объявление Уитли«гением» может быть воспринято гуманитарным сообществом без дружного смеха, недоуменияили негодования. Политкорректный диктат так укрепился за минувшие 20 лет, что почти ненайдется ученых, которые осмеливались бы возражать против великого афро-американскогомифа и выступать в защиту научной истины. Шилдс честно пишет, что рассчитывает на это –правда, описывая ситуацию в иных терминах, не меняющих, однако, сути дела. Оказывается,признать Уитли гениальным поэтом еще 20 лет назад ему мешали расистские предрассудки (47)(речь идет о конце 1980-х годов).
Тем не менее, это, оказывается, были те же «предрассудки»,которые в свое время помешали признать гениальность Филис ее собрату по расе, писателю,поэту и составителю антологии негритянской поэзии Дж.Уэлдону Джонсону (47) 323 – словно быи не было тех 65 лет, что отделяют антологию Джонсона от «Собрания сочинений Уитли»Шилдса. От покаяния Дж.Шилдс тут же переходит в атаку на расизм – противника столь жевыигрышного, сколь и неуловимого, создающего «интеллектуальное алиби» любымволюнтаристским построениям: «Я нахожу, что основная причина плачевного уровня, вкотором находились афро-американские штудии в начале своего существования, заключается втотальном обесценивании и очернении афро-американской культурной истории» (47).Кто же «чернит» афро-американскую культурную историю? Разумеется, прежде всегорасисты, коим несть числа, ибо в их рядах оказываются у Шилдса и Джефферсон, и Вольтер идаже Юм (48); видимо, в пределе афро-американским мифотворцам хотелось бы объявить«сплошным расизмом» все, созданное западной культурой, как античной, так и «иудеохристианской» от Гомера и до сего дня.
Введение к книге начинается с предъявленияТ.Джефферсону тяжкого обвинения в расизме. Это, разумеется, не столь заметное достижение,как объявить расистом Линкольна 324, но все же Шилдс явно намерен положить конец«двусмысленностям» и «сложностям» в толковании «Записок о Виргинии», писем и прочихтекстов Джефферсона. Неонозначность взглядов Джефферсона на расовый вопрос и привязка кисторическому контексту тут же «срезается» посредством приема, прямо противоположного«замутнению» – примитивизации и аисторичности в толковании текстов, хронологическидалеко отстоящих от нашего времени и созданных в совершенно иную эпоху. Обличая расизм,322The Collected Works of Phillis Wheatley.
Ed. John C.Shields. 1988. P. 267.Речь идет о знаменитой антологии негритянской поэзии, составленной Дж.У.Джонсоном, которая сталакрупным культурным событием в 1920-е гг. : The Book of American Negro Poetry (1922).324Как это делает Г.Л.Гейтс в вышедшей под его редакцией книге: Abraham Lincoln on Race and Slavery / Ed. H.L.Gates Jr., D. Yacovone.
Princeton, NJ: Princeton University Press, 2009. 343 р. Об этом см.: Панова О.Ю. Черным побелому. О рабстве и рабах в американистике // Вопросы литературы. 2010. № 5. C. 454-463.323140который перегородил Филис Уитли дорогу в гении, Шилдс в полемическом запале объявляет,что никто из ее современников, «белых расистов», не смог по достоинству оценить еетворчество: «…поэзия была для молодой образованной женщины инструментом выживаниясреди угнетателей, которые, вслед за Джефферсоном, не были способны услышать ее и оценитьее усилия» (41), -- хотя известно, что Уитли была окружена белыми поклонниками ипатронами, вполне бескорыстно помогавшими ей.
Тем не менее, эти факты не интересуютШилдса; ему нужно отыскать или придумать другие факты, которые бы создаваливпечатление, будто Уитли была окружена «заговором молчания» и завистью белых коллег поцеху (именно это непонятно на каком основании инкриминируется бостонской поэтессе ДжейнДанлэп, «осмелившейся» упомянуть Уитли и ее элегию на смерть Уайтфильда в своемстихотворении. -- 6). «Расистские установки» явно или скрыто прочитываются Шилдсом и в техкритических работах, посвященных Уитли, где сохраняется уважение к исторической правде иделаются попытки предложить объективный анализ творчества поэтессы в контексте эпохи.Очевидно, подобные сочинения мифотворцев вынудили историка Д.Брюса, не вступая впрямую полемику с постшестидесятниками, выдвинуть в качестве основного тезиса своеймонографии «авторитетность афро-американского голоса» уже на ранних этапах становленияамериканской словесности: «Мы привыкли думать, что исторически афро-американскаятрадиция замалчивалась, вытеснялась, что голос афро-американцев не хотели слышать.
Однаков рассматриваемый период это было не так… как явствует из огромного количествасвидетельств, определенная часть американской и британской публики -- чернокожей и белой,наделила черную традицию особым авторитетом, который был основан именно напринадлежности этих авторов к черной расе <…> Многие читатели сочтут такой подход кнарождающейся афро-американской литературе необычным, поскольку мы настаиваем на том,что исторически афро-американская традиция обладала авторитетом. Они могут счесть егонеобычным еще и в силу нашего утверждения о том, что эта авторитетная традиция и в самомделе сыграла важную роль в социальных, культурных и политических процессах, в ходекоторых определялся облик американской нации.
Вопреки обычным предположениям,авторитет афро-американской традиции распространялся не только на дебаты вокруг рабства ирасового неравенства. Он повлиял на всю американскую мысль, на обсуждение общихвопросов, касавшихся демократизации, общественной жизни начиная как минимум с серединывосемнадцатого века» 325.Весьма показательно, что такой компетентный и серьезный ученый, как Д.Брюс,обращаясь к фигуре Ф.Уитли, предпочитает работать с изданием ее сочинений Дж.Мейсона и сего обзором творчества поэтессы, а не с более новым собранием сочинений Уитли,325Bruce D.D. The Origins of African American Literature. P. ix-x, xi-xii.141подготовленным Дж.С.Шилдсом.
Первые две главы монографии Шилдса представляют собойподробный комментированный обзор «уитливедения» -- начиная от прижизненных рецензий иоткликов в прессе до современных исследований. С самого начала берется агрессивный тон поотношению к «врагам», с которыми предстоит как следует «разобраться»: «…кое-что из этойтак называемой «критики» заслуживает внимания хотя бы из-за злоупотребления текстамиУитли» (13), -- пишет Дж.Шилдс. В числе врагов, явно или скрыто «льющих воду на мельницурасизма» оказываются серьезные и добросовестные исследователи Уитли, например, ДжулианМейсон, осмелившийся утверждать, что Уитли училась искусству поэзии, по переводу ГомераА.Поупа 326. Шилдс критикует классические труды по истории колониальной литературы США(5) за то, что там упоминаются Анна Брэдстрит и Трамбулл, но ни слова не говорится о ФилисУитли.Однако «досадные промахи» отыскиваются и у тех, кто мог бы составить когортусоюзников.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
