Диссертация (1098233), страница 28
Текст из файла (страница 28)
Я был очень разочарован и опечален, обнаружив, что она не говорит, и мне тут жепредставилось, что все и вся презирают меня, потому что я черный»190.Эта знаменитая цитата, демонстрирующая тесную взаимосвязь понятий «христианскаявера», «цивилизация», «грамотность/культура» выразительно очерчивает границу междуварварством и цивилизованностью, как ее понимает 18 век – это прежде всего граница междуустной и письменной речью. Попав в дом своего нового хозяина Ванхорна, Гроньосо учитсяосновным истинам христианской веры у священника и «просвещается», узнавая, что «Бог естьДобрый Дух» сотворивший «людей в Эфиопии, Африке, Америке, повсюду» 191.
Чувствонеполноценности, связанное с иным цветом кожи, исчезает под влиянием христианской веры;однако неизменной на протяжении «Повествования…» остается образ повествователя какнаивного ребенка (который постепенно взрослеет, просвещаясь и приобщаясь к истинной вереи культуре), а белых хозяев – как родителей и воспитателей.
В известном эпизоде, когдаГроньосо, узнав о существовании дьявола и значении «плохих слов», наивно делает замечаниенесдержанной на язык хозяйке, комический эффект создается за счет того, что перед нами –ребенок, «воспитывающий» взрослых. Образ повествователя – «африканского принца» сочетаетчерты «благородного дикаря» и наивного ребенка. Гроньосо – дитя в цивилизационном икультурном отношении, «младенец» в познании Христа.
Оппозиция «варварство-цивилизация»поддержана и посредством символической географии. Если языческая – и детски невиннаяАфрика описана в духе экзотизма, то Англия предстает как земной рай, где нераздельнысвятость и книжная культура: «Я долгое время лелеял желание поехать в Англию – япредставлял, что все обитатели этого острова святые, поскольку все люди родом оттуда,посещавшие моего Хозяина, были хорошими (особенно его близкий друг мистер Уайтфильд), иони были авторами книг, которые мне давали читать по-английски»192.Начло сочинения Джеймса Алберта-Гроньосо выделяется явной стилизованностью –имитируется наивная, детско-«дикарская» речь; по мере того, как рассказчик «взрослеет»,приобщается к истиной вере и цивилизации, повествование становится все более «взрослым»,соответствующим конвенциям автобиографического жанра – и содержательно, истилистически.
«Повествование…» Гроньосо отличается и от типичных духовныхавтобиографий: момент обращения – не внезапное потрясение, а постепенное обучение,190Ibid. P.10Ibid. P. 8-9.192Ibid. P.12.19198«просвещение»; вместо «жизни во грехе» -- языческие заблуждения и жажда познания истины.Последняя часть, повествующая о пребывании в Англии и семейной жизни рассказчика,подчинена главной задаче – выразить благодарность добрым друзьям и покровителям;заключение выдержано традиционно моралистическом духе: «Все мы бедные странники,идущие многотрудным путем к Небесному Отечеству…» 193.«Повествование…» Джеймса Алберта-Гроньосо стоит особняком в ряду негритянскихдуховных автобиографий; однако в дальнейшем к некоторым его приемам будут обращаться идругие авторы.Тексты начала 19 века обогащают жесткую формульную схему расовым колоритом.Исчезает рассказ об экзотической Африке, зато все отчетливее звучат темы, связанные саболиционизмом.
В повествовании «Жизнь, история и беспримерные страдания Джона Джи,африканского пастора, составленные и записанные собственноручно» (1811) 194 после сухогосообщения о том, что рассказчик и его семья были похищены (stolen) в Африке и переправленыв Северную Америку, следует рассказ о мучительном опыте приобщения к цивилизации,который строится как набор общих мест, заимствованных из аболиционистской словесности. Вотличие от Джеймса Алберта, отношения Джона Джи с хозяевами – полная противоположностьидиллический схеме «ребенок-родитель».
Этот топос – жестокость хозяев – вскоре будетподробнейшим образом разработан в повествованиях эпохи аболиционизма (1830-50-е гг.), ноего основные элементы уже присутствуют у Джона Джи: побои, непосильный труд, скудная,плохая пища, скотские условия проживания. Следующее общее место – обличениепсевдорелигиозности хозяев, исповедующих «религию рабовладельцев». Хозяин подвергаетрабов порке, цитируя подходящее место из пророка Михея 195, но «забыв» про всем известноеместо из ап.
Иоанна -- «Бог есть Любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог — внём» (1 Ин 4:16) 196. Часть повествования, посвященная «жизни во грехе», такжетрансформируется под влиянием идеологии аболиционизма: рассказчику мешают обратиться кБогу и вере не столько его грехи или африканское идолопоклонство, сколько хозяева, которыевсеми способами сопротивляются его интересу к религии и даже запрещают ему посещатьбогослужения. Хозяева, считающие себя христианами, на самом деле насаждают язычество: «Врезультате рабы считают «хозяев своими богами», и «молятся солнцу луне и звездам оспасении»197. Примечательно, что в «Повествовании…» рассказывается о страшном поступке193Ibid. P. 19.Jea J. The Life, History, and Unparalleled Sufferings of John Jea, the African Preacher. Compiled and Written byHimself.
N.p. Printed for the author. 1811. 96 p. URL: http://docsouth.unc.edu/neh/jeajohn/jeajohn.html .195«…и мудрость благоговеет пред именем Твоим: слушайте жезл и Того, Кто поставил его» (Михей 6:9). В англ.тексте (Bless the rod, and him that hath appointed it) «rod» означает и «жезл», и «розга».196The Life… of John Jea. P.4.197Ibid. P.5.19499жены Джона Джи, оставшейся в одиночестве у жестоких хозяев после освобождения мужа, и вотчаянии совершившей убийство дочери.
Этот топос, возникший еще в раннем аболиционизме,однозначно трактуется в «Повествовании…» как дьявольское деяние и следствие одержимости;тем не менее, это, конечно, и еще обвинение рабовладению – автор подчеркивает, что доотчаяния и неверия его жену довела хозяйка.В части повествования, предшествующей обращению, как и у Джеймса АлбертаГроньосо, временами возникает образ рассказчика как простеца, «наивного дикаря»,обладающего детским сознанием, появляется и стилизация в авторской речи; но делается это сдругой, чем у Гроньосо, целью.
Устами наивного язычника-простеца здесь изобличаютсярабовладельцы-псевдохристиане. Во-первых, мишенью критики становится их лицемерие.Джон Джи видит, как со слезами хоронят богатого рабовладельца, мучившего своих рабов, апотом – наблюдает торжество в связи с истреблением индейцев и захватом их земель: «И яподумал: эти люди так сильно горевали, когда Бог убил одного человека, и так радуются, чтоубили многих»198.
Во-вторых, «религия рабовладельцев» не печется об обращении и спасенииязычников-африканцев, совсем напротив: «наивный свидетель» указывает на широкоераспространение топики «негры – проклятое Хамово племя», «черные дьяволы»199, характернойдля апологетов рабства. Джон Джи констатирует: хозяева «заставляют нас работать, нопренебрегают заботой о наших душах».
В итоге «наивный дикарь» начинает ненавидетьрелигию и все, с ней связанное: «Наблюдая за поведением и беседами хозяина и его сыновей, явыучился ненавидеть тех, кто объявлял себя христианами и считал их дьяволами 200 <…> Мояярость и злоба против всех религиозных людей была так велика, что я бы уничтожил их всех,если бы это было в моей власти; мое негодование особенно усиливалось, когда я входил вцерковь…» 201.Однако жажда познания Бога и благотворное влияние сострадательного священникапобеждают, и Джон Джи обращается в истинную веру. Обращению предпослано описание«долгой ночи души»: африканец страшится и тоскует, переживая свою греховность. Этитерзания выражены в той предметной, чувственной форме, которой отличается у неговосприятие библейского текста: Джон Джи боится, что земля разверзнется и поглотит его.Одержимый метафизическим ужасом, он, к вящей досаде хозяев, отказывается выходить наработу, и те подвергают его «ужасным побоям», чтобы «выколотить дьявола», который вошел внего в результате общения со священником.
Сцена обращения обильно уснащена цитатами (Пс,198Ibid. P.8.Ibid. P.6.200Несомненно, это одно из первых, зафиксированных в письменной культуре, упоминание «белых дьяволов» -- заполтора века до «Нации ислама» и Малькольма Икс.201The Life… of John Jea. P.10.199100Дан, Иез, 1 Ин) и написана в соответствии с каноном: обращение – экстатическое переживание,освободившее неофита от «уз греха и сатаны», «уныния и печали», как освобождение и«великая перемена», которую совершить по силам лишь всемогущий Господь» 202.Повествование об испытании веры, обычно следующем за обращением и недолгимпребыванием в благодати, также строится с использованием аболиционистской топики.Испытания связаны с жестокими хозяевами Джона Джи, которого трижды перепродавали изрук в руки. Рабовладельцы боятся, что набожный негр «испортит их рабов своими разговорамии проповедями», а последний хозяин впадает в ярость, грозит священнику расправой, узнав, чтоего раб крещен, и клянется, что негр «никогда не войдет в общество»; однако священниквступается за новообращенного: «…пастор сообщил, что дело уже сделано, и по законудуховной свободы я полноценный член общества».
После испытания в городском магистрате,Джон Джи подтверждает свое основательное знакомство с истинами веры и получает свободу истатус цивилизованного человека. Важнейшим завоеванием становится приобщение к культуре,которое происходит сверхъестественным образом: Господь посылает ему в видении ангела, врезультате чего происходит чудо -- мгновенное овладение искусством чтения и дар говоритьразными языками 203. Примечательно, что рассказу о чуде предшествует появление в тексте ужезнакомого по «Повествованию…» Джеймса Алберта образа «говорящей книги».
Однако текстДжона Джи проливает некоторый свет на происхождение этого мотива, который Г.Л.Гейтсобъявляет оригинальным и «исконным» топосом черной традиции. Хозяин и его сыновьяубеждают своего раба, что он никогда не сможет овладеть грамотой, и именно с этой цельюпридумывают фокус с «говорящей книгой», которая якобы никогда не станет беседовать снегром:«Сыновья моего хозяина также старались убедить меня (остаться в рабстве. – О.П.), винтересах отца, читая мне из Библии; но я не понимал их темных речений, и меня оченьудивляло, как они могут брать эту благословенную книгу в руки и внушать мне исполненноесуеверия убеждение, что книга с ними разговаривает; итак, я каждый раз, когда их не былорядом, брал книгу и подносил ее к уху, чтобы проверить, станет ли она говорить со мной. Новсе было бесполезно, я не слышал ни слова, что приводило меня в уныние и печаль, ибонесмотря на то, что Бог так много сделал для меня, простил мне грехи… и сделал меня новойтварью, книга все равно не говорила со мной.