Диссертация (1096005), страница 94
Текст из файла (страница 94)
Но если следование этим частным истинам(к которым относится исторический компонент религий и ритуальная сторона), не противоречит принципам мирного сосуществования в обществе, государство не должно препятствовать их привитию и открытому исповеданию.Таким образом, именно в деле воспитания церковь и государство имеют возможность благотворно объединить свои усилия. Но роль государстване сводится только к этому. Так как правильного образа мыслей невозможнодостичь у всех, государству приходится вводить законы, штрафы и вознаграждения, чтобы человек делал добрые дела хотя бы из страха или надеждына вознаграждение. Правда, этим человеком при этом не будет достигатьсяподлинное внутреннее счастье, но в том случае, когда это невозможно, обязанность государства заключается в том, чтобы хотя бы обеспечить мир, порядок и безопасность всем остальным членам общества1188.В церкви установление таких внешних предписаний и законов лишеновсякого смысла, так как сфера ведения церкви – это образ мыслей, не под-этом последнее, как учение о совершенных обязанностях, заботится о продвижении первой; однако чащевсего при том условии, что обе науки – мораль и естественное право – основаны на общем основании» (см.:Herbart J.Fr.
Allgemeine praktische Philosophie. Anhang 1 // Herbart J.Fr. Sämtliche Werke. In chronologischerReihenfolge / Hrsg. von K. Kehrbach. Bd. 2. Leipzig, 1885. S. 542-543). В данном случае Гербарт точно вопроизводит основной принцип вольфианской философии, в которой мы видим четкое разделение между сферами права и морали на основе разведения совершенного и несовершенного права (см. об этом подробнее:Thomann M.
Introduction. Le „Jus Gentium“ de Ch. Wolff // Wolff Chr. Gesammelte Werke. Abt. 2. LateinischeSchriften. Bd. 25. Jus Gentium / Hrsg. von M. Thomann. Hildesheim, 1972. S. XI-XIII. С другой стороны, какотмечает Мартын, при проведении различия между религиозными и светскими властями по критерию возможности использования принуждения Мендельсон, в отличие от Локка, не проводит функционального различия между церковью и государством. Обе эти институции имеют своей целью способствование достижению счастья индивидами, однако используют при этом разные методы.
Мартын, однако, идет еще дальше иутверждает, что и это различие оказывается релятивным, так как если религия хорошо выполняет свою миссию воспитания подобающих (моральных) умонастроений граждан, то в принуждении (главном инструменте государства) просто нет необходимости (см.: Martyn D. „Jerusalem“ und die jüdische Säkularisierung.
S. 148149).1188См.: Jerusalem. S. 44.316дающийся контролю при помощи внешних установлений и принуждения.Для религии всегда важен дух. Без духа, без правильного умонастроения онане мыслима и превращается в кукольную игру, а не подлинное богослужение1189. Отсюда проистекает критика Мендельсоном пустых ритуалов, обетов, жертвоприношений и т.п. Бог не нуждается в наших жертвах и службах.Все это ложное перенесение на Бога и отношения с ним человеческих представлений об отношениях, имеющих место между людьми1190.Неоднократно на страницах «Иерусалима» поднимается вопрос о вознаграждении служителей церкви.
Мендельсон отдает это в руки государству,так как церковь, будучи направлена только на сферу умонастроений, по егомнению, не должна и не может иметь никаких имущественных прав, а значит, и никаких прав на имущественные наказания или вознаграждения:«Церковь не вознаграждает, религия ничего не покупает, ничего не оплачивает, не предоставляет денежного довольствия»1191. Этот вывод полностьюсогласуется и непосредственно вытекает из взглядов Мендельсона на сущность договора и договорных отношений, в соответствии с которыми договоримеет смысл только там, где может возникнуть противоречие между различными видами долга: например, между долгом по отношению к себе и долгомпо отношению к ближнему, когда встает вопрос о том, пожертвовать ли мнекакой-то частью своего имущества и если да, то насколько большой, дабы ненавредить самому себе.
Дабы четко урегулировать все возможные спорныевопросы и нужен договор. Но какое противоречие может возникнуть междудолгом по отношению к ближнему и долгом по отношению к Богу? Бог – этовсесовершеннейшее и вседостаточное существо, которое в принципе не мо1189См.: Jerusalem. S. 44. На этот аргумент в обосновании веротерпимости обращает пристальное вниманиеП. Гайер, усматривающий в нем основное сходство с Локком и протестантской англо-саксонской традициейобоснования веротерпимости на религиозной предпосылке подлинности и непосредственности личного общения человека с Богом, которое ценно лишь тогда, когда является добровольным (см.: Guyer P. Mendelssohn, Kant, and Religious Liberty.
S. 311-314, 322). Но Гайер подчеркивает также и ряд отличий во взглядахМендельсона и Локка, главным из которых оказывается отсутствие четкого предметного разделения сферинтереса государства и религии. Если у Локка государство должно было заботиться только о земном счастьеграждан, а религия – о вечном, то у Мендельсона вечное счастье тесно связывается с временным и церковьдолжна способствовать временному счастью индивидов не в меньшей степени, чем вечному (см.: op.
cit. S.315-316). Более последователен Мендельсон, по мысли Гайера, и в отрицании права церкви на принуждение,выражающийся в запрете на экскоммуникацию и принуждение к клятвам (см.: op. cit. S. 314, 317).1190См.: Jerusalem. S. 60.1191Jerusalem. S. 62.317жет нуждаться ни в чем, что мы могли бы ему дать. Следовательно, Бог неможет требовать от нас какой-либо жертвы или службы, которая вступала быв противоречие с аналогичными требованиями со стороны наших ближних.Отсюда вывод о том, что в принципе не может возникнуть никакого спорамежду обязанностями по отношению к ближним и себе самому и обязанностями по отношению к Богу1192.
А значит в самой церкви нет места никакимдоговорам. И даже государство не может посредством какого-либо договорапредоставить церкви имущественные права, так как такие права противоречили бы сущности церковного устройства1193.Этот вывод является одним из принципиальных положений трактатаМендельсона, однако стоит заметить, что он крайне нелогичен, так как отстаивая исконную сущность церкви, он, по сути, делает проблематичным еесуществование как некой институции, ведь, как правильно замечает Фрич,такой подход делает невозможным для церкви требовать от своих прихожанвообще какой-либо службы.
Фрич указывает также и на то, что из факта невозможности существования договора между человеком и Богом еще вовсене следует невозможность договора между человеком и церковью, так какпоследняя, хотя и репрезентирует Бога, тем не менее является не чем иным,как сообществом людей, а значит, вполне может подчиняться тем правилам,которые существуют в отношениях между людьми1194.Другим важным следствием теории договора по Мендельсону и ограничения сферы ведения церкви лишь умонастроениями людей является вывод о том, что церкви по своей природе не может быть присуще право применения насилия и принуждения1195. Ни сама церковь не может предоставить1192См.: Jerusalem.
S. 59.См.: Jerusalem. S. 61.1194См.: Fritsch M. J. Religiöse Toleranz im Zeitalter der Aufklärung. S. 94. Этот же контраргумент повторяетсяи Маутнером (см.: Mautner Th. Moses Mendelssohn and the Right of Toleration. P. 209).1195В этом аспекте И. Бельке подчеркивает близость Мендельсона взглядам Локка (см.: Belke I. Religion undToleranz. S. 132). Существенное влияние Локка в данном моменте склонен подчеркивать и Т.
Маутнер, который, тем не менее, идет дальше Бельке и подчеркивает, что как и у Локка, мы можем усматривать у Мендельсона два разных понятия толерантности – внешняя (терпимое отношение к иноверцам со сторонывнешних религиозных групп) и внутренняя (терпимое отношение к инакомыслию внутри своей собственнойобщины).
При этом Маутнер подчеркивает, что второе понимание толерантности для Мендельсона не менееважно, чем первое. И оба они основаны на одном и том же выводе о несовершенном характере права религиозной власти на принуждение: если христианская церковь не имеет права устраивать гонения и ущемлятьв гражданских правах представителей других вероисповеданий, то она (как и любая другая религия) такжене имеет права притеснять и подвергать остракизму своих собственных членов за их отклонение от жесткой1193318себе такое право, ни государство посредством какого-либо договора не вправе предоставлять церкви такого рода права1196. При этом к проявлениям правапринуждения и насилия, недоступного церкви, Мендельсон относит и правоэкскоммуникации членов общины. Однако объяснение этому Мендельсондает весьма странное: церковь лишена каких-либо прав, так как права могутвозникнуть только из договора, не имеющего места в церкви и по отношениюк церкви, следовательно, церковь не имеет права и на экскоммуникацию.Причем именно государство должно запретить подобного рода действия состороны церкви как несанкционированные, так как именно государство призвано следить за счастьем и благополучием своих граждан, а запрет участвовать во внешних ритуалах в своей общине делает человека несчастным1197.Вопрос о лишении церкви права на какое-либо принуждение является,пожалуй, одним из наиболее спорных и дискуссионных, прежде всего, в видунелогичности хода рассуждений Мендельсона.
Так, совершенно непонятно,ортодоксии (см.: Mautner Th. Moses Mendelssohn and the Right of Toleration. P. 192-209). Таким образом, сочинение Мендельсона было направлено на опровержение бытовавшего в то время убеждения в наличии уиудеев своей внутренней юрисдикции или иными словами о том, что иудеи представляют «государство вгосударстве» (см.: Niewöhner Fr. „Es hat nicht jeder das Zeug zu einem Spinoza“. S. 304-306).
Мендельсон отказывал любой религиозной власти (в том числе и раввинам) в возможности иметь некую юрисдикцию, чемстремился оградить свой народ от опасных последствий распространения этой убежденности в среде христианских правителей. Можно согласиться с Р. Якобсом в том, что Мендельсону удалось запустить процессреформирования и либерализации в среде самих иудеев, результатом чего и стал иудаизм в той его форме,который нам сейчас знаком (см.: Jakobs R.A.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
