Диссертация (1096005), страница 89
Текст из файла (страница 89)
И так как все вместе они в свою очередь формируют некое совершенное1143См.: MSt. S. 242, 311 и др.См.: MSt. S. 230. Аргументация Мендельсона в данном случае основывается на утверждении, что чембольшее число опытов приводит нас к индуктивному заключению, тем более достоверна индукция. Этоприводит нас к предположению, что при бесконечно большом числе повторений наша индукция может бытьне вероятностна, а достоверна. На оригинальность этого утверждения, равно как и на его близость по духупопыткам оправдания индукции такими философами, как Карнап, Пирс, Рейхенбах и др., обращает внимание А.
Альтман (см.: Altmann A. Moses Mendelssohns Frühschriften zur Metaphysik. Tübingen, 1969. S. 233).1145См.: Mendelssohn M. Gedanken von der Wahrscheinlichkeit. S. 165.1146См.: Moses Mendelssohn an die Freunde Lessings. S. 362.1147На основании этого объяснения Шайер утверждает, что в данном случае мы сталкиваемся с новой формой лейбницианского тезиса о благости нашего мира, а именно, с обоснованием этого тезиса на новом, просветительском базисе антропологического принципа (см.: Scheier C.-A. Das anthropologische Prinzip. S. 135).1144302целое, то в философии Мендельсона достаточно легко усмотреть близость кпантеизму. Сам Мендельсон эту близость не отрицал, однако полагал, что еговзгляды не тождественны со взглядами пантеистов, так как в отличие от последних он не утверждает единства субстанций первосущности и мира несовершенных, производных от нее вещей1148.
Впрочем, это расхождение самМендельсон считал несущественным, интересным лишь теоретикам, «тонкостью (Subtilität), которая никогда не может стать практической»1149. Важнымже считал лишь то, что и его собственная система, и система пантеизма подчеркивает необходимость морального совершенствования человека, его приближения к Богу, т.е. не противоречит истинам морали и естественной религии.
А только это и влияет на человеческое счастье1150.С подобной позиции Мендельсон оценивал и взгляды Лессинга, обвиняемого в приверженности спинозизму, а следовательно, в фатализме, пантеизме и атеизме. По мнению Мендельсона, Лессинг был близок его собственным взглядам, и старался показать возможность позитивного влияния идейпантеистов на практическую сферу: «Вы видите …, что Лессинг мыслил пантеизм так же утонченно, как его себе представлял и я; в наилучшей гармонии1148Данный аргумент был не единственным аргументом против системы пантеизма, ассоциировавшейся в товремя с учением Спинозы.
Достаточно подробный анализ учения Спинозы и полемику с ним можно найтине только в «Утренних часах» (см.: MSt. S. 284-285), но так же и в предсмертном сочинении «Моисей Мендельсон к друзьям Лессинга» (см.: Moses Mendelssohn an die Freunde Lessings. S. 353-364).
Столь повышенное внимание к учению Спинозы и полемика с ним в последние годы жизни Мендельсона была вызвана обвинениями Якоби в адрес близкого друга Мендельсона, Г.Э. Лессинга, в приверженности последнего к спинозизму и отрицании истин естественной религии. Свои утверждения Якоби основывал на доверительныхдружеских беседах и письмах.
Однако аутентичность получавшегося образа Лессинга подвергалась сомнению со стороны Мендельсона, полагавшего, что они являются лишь свидетельством остроумия и известнойлессинговской методологической «иронии» и не могут считаться выражением его собственной позиции (см.:Moses Mendelssohn an die Freunde Lessings. S. 348-350). В то же время, как верно отмечает Ю. Шёпс, полемика с Якоби о том, был ли Лессинг спинозистом, на самом деле имела своей целью прояснение гораздоболее фундаментальных вопросов, а именно вопросов об основаниях рациональной философии (Vernunftphilosophie) (см.: Schoeps J.H. Moses Mendelssohn.
S. 150). Подробнее об этой полемике и ее важности для Просвещения см.: Christ K. Jacobi und Mendelssohn. S. 89-107. В то же время можно отметить, что отношениеМендельсона к учению Спинозы в поздний период его творчества не претерпело существенных измененийпо сравнению с ранними его работами. Уже в «Философских разговорах» Мендельсон анализирует учениеСпинозы, сравнивая его с учением Лейбница и Вольфа, на стороне которых явно оказывается симпатияМендельсона. Однако следует оговориться, что несмотря на высокий интерес и уважение, которые Мендельсон проявлял к Спинозе, есть основания предполагать, что свои знания о философской системе этогомыслителя Мендельсон почерпнул не из сочинений самого Спинозы, а из изложения его системы в «Естественной теологии» Вольфа (см.: Niewöhner Fr.
„Es hat nicht jeder das Zeug zu einem Spinoza“. Mendelssohn alsPhilosoph des Judentums // Moses Mendelssohn und die Kreise seiner Wirksamkeit. Tübingen, 1994. S. 296-297,300-301). Это объясняет тот факт, что в сочинениях Мендельсона есть ссылки лишь на те фрагменты Спинозы, которые освещены Вольфом, а также и ряд очевидных ошибок в интерпретации спинозизма Мендельсоном (см.: op.cit.
S. 299-303).1149MSt. S. 299.1150См.: MSt. S. 299, 305. Ср.: Moses Mendelssohn an die Freunde Lessings. S. 345, 352-353, 362.303со всем, что может иметь влияние на жизнь и счастье; и даже то, что он былна пути объединения пантеистических понятий с позитивной религией»1151.Мендельсон отмечал у Лессинга постоянное стремление выделить в религиито, что действительно значимо, и для этого оставаться несмотря ни на чтоверным духу исследования, ничего не принимая и не отбрасывая без достаточных на то оснований.Тем же путем стремился следовать и сам Мендельсон1152.
И в этих двухориентирах мы усматриваем ярчайшее проявление духа Просвещения: приоритетность вопросов практической философии над вопросами философиитеоретической и дух исследования, предваряющий принятие каких бы то нибыло положений. Именно отсутствие последнего подвергалось у Мендельсона серьезной критике1153. В частности, за это он критиковал Якоби, полагавшего, что «спекулятивный разум, если он последователен, неизбежно ведет кспинозизму, и что с отвесной высоты метафизики нет иного спасения, кромекак повернуться спиной ко всякой философии и броситься вниз головой вглубины веры»1154. Склонность к такому способу решения спекулятивныхпроблем Мендельсон полагал свойственной всей христианской традиции.Основания этого усматривались им в особенностях религии христианства,возлагающей обязанность верить в вечные истины Откровения, превышающие способность разумного понимания.
В этом Мендельсон видел принципиальное отличие христианства от иудаизма, «не являющегося Откровениемученых положений и вечных истин, в которые наказано верить»1155, что в глазах философа приближало последний к религии разума и делало его более1151MSt. S. 308.Подчеркивание приоритетности практической сферы перед теоретической присутствует уже в «Рассуждении об очевидности метафизических наук» (см.: Abhandlung über die Evidenz. S. 306).1153Эта критика была характерна для Мендельсона и в ранний период его творчества.
В ранней работе «Философские разговоры» (1755) Мендельсон использует другое понятие для обозначения этого явления - пристрастность. Говоря о лейбницианцах, Мендельсон отмечает, что «дух пристрастности застилает глаза наиболее проницательным философам», что приводит нередко к тому, что они «не всегда являются теми, ктоумеет с наибольшей пользой использовать свои основания» (PG.
S. 38).1154Moses Mendelssohn an die Freunde Lessings. S. 359.1155Moses Mendelssohn an die Freunde Lessings. S. 351. О некорректности такой интерпретации иудаизма см.,напр.: Bamberger F. Mendelssohns Begriff von Judentum // Wissenschaft des Judentums im deutschen Sprachbereich. Ein Querschnitt / Hrsg. von K. Wilhelm. Bd. 2.
Tübingen, 1967. S. 522. Стоит отметить, что эта некорректность представления основ иудаизма отмечалась уже современниками Мендельсона, обвинявшими его втом, что вместо иудаизма он изображает религию разума, гармонирующую в основных положениях с христианством (см.: Martyn D. Nachwort. S. 142; Martyn D. „Jerusalem“ und die jüdische Säkularisierung. S. 149).1152304пригодным для развития просвещения: «Моя религия не знает иной обязанности, кроме как устранять подобного рода сомнения посредством разумныхоснований, не наказывает никакой веры в вечные истины. Следовательно, уменя есть еще одно основание искать убежденности»1156.Не в меньшей степени, чем установление истины, выделяет философиюМендельсона и подчеркнутое внимание к сфере практических интересов человека, к которым он относил счастье.
На первый взгляд сочетание этих двухстремлений может казаться противоречивым. Одну из ранних работ – «Мысли о вероятности» (1756) – Мендельсон начинает с утверждения, что для философов влияние на человеческие деяния и недеяния, а следовательно, и насчастье было настолько важным, что они предпочитали скорее поколебатьопору истины, нежели вероятности, на которой основываются практическиеположения: «Замечено, что сомневающиеся, никогда не желающие оставаться при полной убежденности [в чем-либо] и полагающие, что нашли некоторую недостоверность даже в законе противоречия, в обычной жизни тем неменее поступали так же, как и огромное множество людей, которые считаютсебя полностью убежденными в изрядном числе вечных истин»1157.В то же время сам Мендельсон не находил оснований усматривать наличие в данном отношении действительного противоречия между теоретическим и практическим интересом человека, полагая, что основополагающиеистины религии и морали обладают аподиктической достоверностью, сравнимой с достоверностью истин геометрических1158.
Но значимость этих ис1156Moses Mendelssohn an die Freunde Lessings. S. 357. О. Царек отмечает в связи с этим, что «таким образом,Мендельсон-философ и Мендельсон-иудей находят единую позицию, предписываемую иудейской верой,так как она есть не что иное, как религия разума» (Zarek O. Moses Mendelssohn.