Диссертация (1096005), страница 90
Текст из файла (страница 90)
S. 287-288). СтремлениеМендельсона идентифицировать иудаизм и естественную религию подчеркивает и А. Альтманн (см.: Altmann A. Aufklärung und Kultur bei Moses Mendelssohn. S. 6). Ср.: Belke I. Religion und Toleranz. S. 129).1157Mendelssohn M. Gedanken von der Wahrscheinlichkeit. S. 157. Для самого Мендельсона примером такогофилософа был Пьер Бейль. Однако не в меньшей степени к таким можно было бы отнести и Декарта, разрабатывающего правила метода для познавательной деятельности человека, первым из которых оказываетсятребование не принимать ничего не веру до тех пор, пока не будет с достоверностью доказана истинностьэтого, в сфере же морали и религии призывавшего придерживаться прямо противоположной стратегии, аименно – следовать принятым в обществе установлениям, не взирая на свои собственные мнения, которыеподвергаются сомнению (см.: Декарт Р. Рассуждение о методе, чтобы верно направлять свой разум и отыскивать истину в науках // Декарт Р.
Сочинения в 2 тт. / Под ред. В.В. Соколова. Т. 2. М., 1989. С. 263-264).1158См.: Abhandlung über die Evidenz. S. 297. Ср.: Mendelssohn M. Gedanken von der Wahrscheinlichkeit. S. 158.В данном случае мы можем отметить влияние лейбницианско-вольфианской философии на Мендельсона,особенно отчетливо прослеживающееся в его работе «Размышление об очевидности в метафизических науках». По мнению О. Царека, основной задачей этого труда было доказать, что математика должна стать основой любой философии (см.: Zarek O. Moses Mendelssohn. S. 239), а сама работа представляет собой «по-305тин для человека Мендельсон не ставил в зависимость от теоретических размышлений: «Правда я являюсь большим почитателем доказательств в метафизике и непоколебимо убежден в том, что основные истины естественнойрелигии аподиктически доказуемы в такой же степени, что и положения геометрии. Однако в то же время моя собственная убежденность в религиозныхистинах не настолько полно зависит от метафизических доказательств, такчто она должна была бы выстоять или пасть вместе с ними»1159.Таким образом, Мендельсон четко разводит теоретические спекуляциио метафизических истинах и практическое воздействие, оказываемое самимиэтими истинами, полагая первое необязательным и нередко бесплодным илидаже вредным для второго1160.
В этом прослеживается свойственная уже раннему немецкому Просвещению склонность к критике учености, не имеющейпрактической значимости для жизни отдельных индивидов. Именно практической действенности доказательств, приводящей к субъективной убежденности, отдает приорит и Мендельсон1161: «Поэтому ни один почитатель божественного не должен отбрасывать даже малейшее основание для доказательства, которое несет в себе хоть некоторую способность убеждения»1162.Подчеркивание значимости истин религии и морали для практическойсферы человека, а следовательно, и для его счастья, красной нитью проходитсквозь все творчество Мендельсона. В связи с этим именно практический интерес оказывается своеобразным ориентиром при размышлениях о бытии Бога и бессмертии души.
Несмотря на то, что Мендельсон считает возможнымдоказать эти истины с аподиктической достоверностью, даже если этого покаследовательную защиту лейбницианской философии» (op.cit.): «Мендельсон считал своим долгом защищатьЛейбница, а в его облике – чистый рационализм и немецкий дух» (op.cit. S. 144). В то же время симпатия квольфианско-лейбницианской традиции осталась с Мендельсоном до самых последних дней его жизни, чтовыражается в поздних работах мыслителя (см.: Schoeps J.H. Moses Mendelssohn. S.
155-156), в том числе и вего взглядах на естественное право и справедливость (см.: Altmann A. Moses Mendelssohn über Naturrecht undNaturzustand // Ich handle mit Vernunft … Moses Mendelssohn und die europäische Aufklärung. Hamburg, 1981.S. 45-71). А. Альтманн полагает, что именно симпатия Мендельсона к вольфианскому методу способствовала тому, что современники характеризовали его философию как ясную и основательную. В свою очередь этусимпатию Альтман склонен объяснять традицией талмудического мышления, в которой Мендельсон былвоспитан (см.: Altmann A.
Aufklärung und Kultur bei Moses Mendelssohn. S. 4; ср.: Vierhaus R. Moses Mendelsohn und die Popularphilosophie // Moses Mendelssohn und die Kreise seiner Wirksamkeit. Tübingen, 1994. S. 34).1159Moses Mendelssohn an die Freunde Lessings. S.
351.1160См.: Moses Mendelssohn an die Freunde Lessings. S. 352-353.1161См.: Moses Mendelssohn an die Freunde Lessings. S. 352. Ср.: Abhandlung über die Evidenz. S. 306-307.1162Abhandlung über die Evidenz. S. 306.306не удается достичь или же предлагаемые доказательства превышают способность понимания отдельных индивидов или неизвестны им, это не означаетотрицание этих истин как таковых. Уверенность в них, основанная на практическом интересе, столь велика, что требуется немало усилий, чтобы убедить человека в обратном.
Именно необходимость каким-либо образом объяснить, как негодяи в этой жизни могут благоденствовать, а добродетельныелюди бедствовать, является одним из оснований, убеждающих человека в истинности положения о бессмертии души.Бессмертие души является главной темой одной из ранних работ Мендельсона «Федон, или о бессмертии души в трех разговорах» (1767), написанной в стиле платоновских диалогов1163. Это сочинение пользовалось огромной популярностью не только в Германии, но и во всей Европе1164, аМендельсона вскоре после его выхода в свет стали называть «немецким Сократом»1165. Первые два раздела представляют собой несколько переработан1163Встречаются обвинения Мендельсона в анахроничности представляемого им образа Сократа и в его неаутентичности. Наиболее последовательно и полно это обвинение выражает К.
Фишер: «Этот Сократ Мендельсона – красноречивый вольфианец, черпающий свои важнейшие доказательства бессмертия души уВольфа, Реймария и Баумгартена. Под личиной греческого мудреца мы слышим в афинской тюрьме немецкого профессора философии восемнадцатого века, проповедующего о бессмертии души с применением всехметафизических и телеологических доказательств тогдашней философии. Ничто не характеризует так Мендельсона и его эпоху, как это бесконечное переложение платоновской метафизики в вольфовскую, это исправление платоновского Сократа Баумгартеном и Реймарием, эта поддельная, лишенная своей исторической индивидуальности личность, которая именно в силу этого вполне соответствовала вкусу тогдашнеговремени» (Фишер К.
История новой философии. Т. 3. Лейбниц, его жизнь, сочинения и учение. М., 2008. С.661-662). Этот исследователь обвиняет Мендельсона в полном непонимании «античных мотивов сократической нравственности» (там же. С. 661), в ничтожности «понимания и чувства исторической истины» (тамже. С. 661). Очевидно, что симпатии К. Фишера в данном случае находятся на стороне подлинного Сократа,а не Мендельсона, и общий его вывод для последнего звучит крайне неутешительно: «И в этом, может быть,заключается единственная разница между Сократом и Мендельсоном, что у последнего не было демона, чтоон был совершенно свободен от этого гения» (там же. С.
663). В то же время, как справедливо отмечает Н.Ротенштрайх, Мендельсон прекрасно осознавал анахроничность образа Сократа и шел на это совершенноосознанно. Для него Сократ представлял собой не столько историческую личность с определенными чертами, сколько персонификацию образа мудреца, размышлявшего о бессмертии души, тогда как платоновскаяфилософия представлялась как своего рода «резервуар мотивов, которые могут быть проинтерпретированыв соответствии с духом эпохи Просвещения» (Rotenstreich N. Einleitung // Mendelssohn M.
Phädon oder überdie Unsterblichkeit der Seele / Hrsg. von D. Bourel. Hamburg, 1979. S. XVI; ср.: Thom M. Einleitung. S. 40).1164См.: Bourel D. Nachwort zur Entstehung des „Phädon“ // Mendelssohn M. Phädon oder über die Unsterblichkeitder Seele / Hrsg. von D. Bourel. Hamburg, 1979. S. 161, 170. Бурель также подчеркивает, что выбор Сократа вкачестве выразителя мыслей Мендельсона не являлся случайным. Сократ был крайне популярной фигурой вэпоху Просвещения, даже в среде протестантских теологов занятия Сократом в XVIII в.
являлись своегорода модой (см.: op.cit. S. 165-166). Однако кроме этой лежащей на поверхности причины Бурель усматривает и еще одну: платоновский «Федон» очень любил Лейбниц. Таким образом, выбирая именно этот диалогв качестве канвы для своих рассуждений, Мендельсон проявляет себя тем самым как лейбницианец (см.:op.cit. S. 163).1165См.: Schoeps J.H. Moses Mendelssohn. S. 83; См.: Bracker J. Moses Mendelssohn, ein Gegenbild des „EwigenJuden“.
S. 21; Hinske N. Mendelssohns Beantwortung der Frage: Was ist Aufklärung? S. 86. Можно встретить исравнение его с Платоном. Так, например, О. Царек именует его «немецким Платоном» (см.: Zarek O. MosesMendelssohn. S. 244). Славу немецкого Сократа (Платона) Мендельсону снискало содержание и сама форма307ные платоновские доказательства бессмертия души и лишь в третьем разделеМендельсон представляет свое собственное новое доказательство, тесно связанное с основаниями его морального учения1166. Бог сотворил человека дляисполнения его замысла. Замыслом же Бога является приближение человекаданной работы, представляющей собой диалог Сократа с его учениками (см.: Schoeps J.H.
Moses Mendelssohn. S. 85). Как отмечает Царек, «возможно, он [Мендельсон] искал убежища в декорациях античности,чтобы лишить всех темных защитников вероисповедания (своих иудейских и христианских) поводов кбрюзжанию, ибо догматики обоих религий по-прежнему с опаской относились к подозреваемым в свободомыслии новичкам» (Zarek O. Moses Mendelssohn. S. 246). В то же время этот исследователь полагает, чтоименно форма платоновского диалога и красота языка Мендельсона снискали этой работе популярностьсреди современников, позволив «скрыть недостатки философии Мендельсона – отсутствие в ней систематичности, ее зависимость от Лейбница, от которой она так принципиально и не отошла» (op.cit.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
