Лекционный курс по истории (1018906), страница 23
Текст из файла (страница 23)
Как и В.М. Васнецов, М.В. Нестеров не был изначально «храмовым художником», да и не помышлял о монументальных росписях, об иконописании. Начал он свой путь в живописи как исторический бытописатель, но в отличие от других Нестеров обратился к истории духовной жизни России. Одновременно его занимала бытовая сторона существования тех, кто, презрев земное, посвятил жизнь Богу, религиозному служению. Эти две темы и определили творческий путь художника. После событий 1917 года М.В. Нестеров ограничил себя портретным жанром, то есть как бы укрылся на «нейтральной территории» от идеологического диктата социалистического искусства. Обращение к религиозной теме было в штыки принято «передовою» публикой и критиками, ибо М.В. Нестеров выразил не просто сочувствие к человеку веры – монахине, старцу, но звал задуматься над их правдой, их духовной тишиной и покоем. Добросердечное внимание к лицам духовного звания – вот как можно определить отношение художника к своим персонажам.
«Видение отроку Варфоломею» (1890).
«Пустынник». Нестеров – тонкий пейзажист, ибо сумел передать гармонию духовного покоя человека через гармонию тихого русского пейзажа.
«Юность преподобного Сергия» – слащавая экзальтация, нет духовной трезвости, молитвенного самоуглубления. Как и в пору работы над «Видением отроку Варфоломею», преподобный понимается просто как «хороший человек».
Участвовал в росписях Владимирского собора в Киеве (с 1890 по 1895 гг.) по приглашению Васнецова. Сначала художник писал изображения по эскизам Васнецова, затем взялся за самостоятельные композиции для алтарей в приделах, но не мог избежать подражания, да и необходимость стилевого единства всех росписей тоже должна была соблюдаться. Помимо стенных росписей, Нестеров создал 16 образов различных святых для иконостасов собора. Вслед за Васнецовым Нестеров мечтал о возрождении древнего русского искусства. Но мечта не была воплощена вполне. Художники стремились приблизиться к формальным канонам средневековой живописи, но высоту духовного содержания постичь оказались не в состоянии.
Нестеров стремился соединить земное и бытовое (натурализм — по терминологии художника) с духовным — в реальных формах, запечатленных средствами искусства. В конце концов, тут поиск счастья и Истины в сугубо земном. Плодотворен ли такой поиск? После Владимирского собора много раз брался Нестеров за церковную живопись — расписал несколько храмов, делал эскизы для монументальных мозаик. Одна из значительнейших его работ — роспись (в 1898—1904 гг.) церкви Александра Невского в грузинском селении Абастумани. Работа грандиозная даже по объему: художник делал все один, без помощников. В результате — его собственное признание: «Абастуман — полная неудача». <…>
Нестеров еще и тем тяготился, что не мог освободиться в монументальных работах своих от влияния Васнецова, от невольного подражания ему.
«Святая Русь» (3х5 м, 1905). Народ идет к Христу. Идея соборного сознания – народ совершает путь к Истине.
«Путь ко Христу» (1911, росписи в Марфо-Мариинской обители). Христос – нереален.
«Душа народа» (1916, ГТГ). Христос на полотне отсутствует.
6. Павел Дмитриевич Корин
(1892—1967).
П.Д. Корин родился в знаменитом владимирском селе Палех, в семье потомственного иконописца. Красота русской сельской природы, атмосфера иконописной мастерской окружают его с детства, формируют его как художника. Он учится в Палехской иконописной школе, потом в Иконописной палате Донского монастыря в Москве. Познакомившись с М.В.Нестеровым, он помогал ему в росписи церкви Марфо-Мариинской обители на Ордынке. Корин говорил, что половина его как художника – от Нестерова. Именно Нестеров увидел громадные творческие силы Корина и сказал ему: «Я – тенор, а вы, Павел Дмитриевич, – бас».
Огромным авторитетом для Корина был Александр Иванов и его картина «Явление Христа народу». Она стала прообразом его творческого пути. В 1920-е гг. Корин, как А.Иванов, а также и М.В.Нестеров, задумал изобразить на грандиозном полотне торжественное народное шествие, только по смыслу это было нечто противоположное – как бы явление антихриста народу, конец Святой Руси. «Я задумал картину, - писал он, - о Старой Руси, о целых социальных и психологических пластах жизни, навеки исчезающих под давлением нового». По его замыслу, на грандиозном полотне представали участники последней службы в Успенском соборе Кремля, состоявшейся в Пасхальное Воскресение 5 мая 1918 г., среди них церковные иерархи, священники, монахи и монахини, миряне. Картина должна была называться, по совету М.Горького, «Русь уходящая», или «Реквием» - заупокойная месса. Как и А.Иванов, Корин создал множество этюдов к будущей картине; почти все предусмотренные в эскизе человеческие фигуры (около четырех десятков) были проработаны в отдельных в человеческий рост портретах. Но, в отличие от Иванова, П.Д.Корин так и не создал своего главного произведения, которому отдал тридцать лет жизни. Картина стала его человеческой и художнической трагедией.
Фактически П.Д.Корин предполагал показать конец русского православия. В 1936 г. он приготовил и загрунтовал огромный холст, но, хотя прожил еще тридцать с лишним лет, так и не притронулся к нему. Холст остался нетронутым и до сих пор стоит в мастерской художника; белый холст – в нем боль и душевная мука художника, но в нем же – и невозможность отпеть Святую Русь. Один из критиков советского времени писал: «Торжественный трагизм, о котором мечтал Корин, не получился. Это – шествие обреченных, гордых, непримиримых, но обреченных. Они не просто выходят из собора. Они уходят из истории. Навсегда». Навсегда? По прошествии семидесяти лет царские врата Успенского собора вновь отворились: в 1989 г. здесь состоялась торжественное богослужение, посвященное четырехсотлетию Патриаршества на Руси. Совершал службу патриарх Всея Руси Пимен.
Поразительно, что среди подготовленных этюдов-портретов есть созданный в 1935 г. портрет молодого, двадцатипятилетнего иеромонаха, за пять лет до того принявшего постриг; это – будущий патриарх Пимен. А ведь П.Д.Корин собирался сказать о нем надгробное слово… Может, именно надежда на то, что на самом деле конца нет, не дала художнику осуществить свой «Реквием». А духовная глубина, сила и величие, воплотившиеся в коринских образах, несмотря на неслыханные испытания, все же неистребимы в народе.
7. И.Глазунов и современные московские художники.
Литература
-
М.М.Дунаев. Своеобразие русской религиозной живописи. XII – XX. М., 1997.
-
Кожинов В.В. Замысел Павла Корина. // Судьба России: вчера, сегодня, завтра. М., 1990.
-
Православная традиция в художественном творчестве и общественной мысли (XIX – XX вв.). Вып.1. Русская литература и религиозная живопись (XIX век). М.:
МИРЭА, 2002.
Лекция 15. Религиозные мотивы в русской музыке
План
-
Истоки и черты русской церковной музыки
-
Знаменный распев и система осьмогласия
-
Партесное многоголосие XVIII в.
-
Русская музыкальная классика XIX в. П.И.Чайковский
-
Гармонизация древних церковных песнопений на рубеже XIX–XX вв. С.В.Рахманинов.
-
Современное псалмотворчество. Иером.Роман (Матюшин).
1. Истоки и черты русской церковной музыки
(Колокольный звон)
Русская культура на всем протяжении XI – XVII вв. обладала единством всех своих частей. Говоря словами Д.С.Лихачева, она «возвышается над своими 7 веками как единое грандиозное целое, как одно колоссальное произведение, поражающее нас подчиненностью одной теме, единым борением идей». Тема эта обращена к Небу, к Богу. В синтез искусств, разными способами выражавшими единое содержание, входила и музыка.
Русская православная Церковь получила вполне готовые формы богослужебного пения высокого художественного уровня от Византии. Для отправления богослужения на Русь были приглашены греческие доместики (руководители хоров) и певцы. Восприятие византийских канонов русскими сопровождалось самостоятельной переработкой и приспособлением к местным условиям, задачам, строю мышления. В ходе освоения византийской певческой системы русские певцы принятые музыкальные формы приспосабливают к русским текстам с иным, чем греческие, ритмическим строем; перекладывают на музыку ранее не нотированные богослужебные сборники; в рамках канона вводят особые, связанные с народным творчеством музыкальные обороты. Это обуславливает самобытный и творческий характер русской средневековой музыки с ранних этапов ее развития: появляются новые варианты напевов, новые песнопения, увеличивается распевность, идет мелодическое обогащение, появляется мелизматическая изощренность, т.е. вырабатываются национально-своеобразные музыкальные формы. В их основе лежал знаменный распев – из этого единого корня в течение тысячелетия росло и давало новые побеги могучее древо русской средневековой музыки.
Черты древнерусской церковной музыки
(Прослушать древнерусский распев XVI в., песнопение «Да исправится молитва моя» в исполнении ансамбля п/у А.Гринденко и то же песнопение композитора XX в. («Жертва вечерняя» П.Чеснокова) в исполнении Б.Христова. Попытаться выделить характеристики: мужской хор, без инструментального сопровождения, унисонное пение (в XX в. большое значение солиста), распевность. Что изменилось в XX в.? Та же культура или другая?)
1) Главная роль в пении принадлежала тексту, мелодия должна была облегчать восприятие божественных слов. Не голос поющего, а слова должны доставлять удовольствие. Как советовал свт. Василий Великий, «Пусть язык твой поет, а ум пусть прилежно размышляет над смыслом». Исполнять церковное песнопение надо было просто и сдержанно, без излишней экспрессии, только такое пение приближает к Богу. Этот характер пения осмыслял византийский философ IV в. Григорий Нисский: «Философия, проявляющая себя в мелодии, есть более глубокая тайна, чем об этом думает толпа… Безыскусственный напев сплетается с божественным словом ради того, чтобы само звучание и движение голоса изъясняло скрытый смысл». Храмовый певец избегал украшательства и внешних эффектов. Слово как основа песнопения обусловило расцвет гимнографии – звучащей молитвы. «Всякое ныне житейское отложим попечение», – призывает Херувимская песнь богослужения, это главные нерв древнерусской культуры.
2) Важное значение слова определяло монодический, т.е. одноголосный вид пения, в унисон (или в октаву). П.Флоренский говорил: «Древнее унисонное или октавное пение… удивительно как пробуждает касание Вечности». Церковь призывает «Едиными усты и единым сердцем славити и воспевати всечестное имя Отца и Сына и Святого Духа». Это единение человеческих сердец, умов выражается в музыке унисоном, монодией – на христианском и Востоке, и Западе (таков и древний католический григорианский хорал). Одноголосное пение – форма соборной молитвы. Одноголосие рождает чувство бестелесности, возвышенности, неотмирности, которые связывались с церковными искусствами (иконописью), в то время как любое многоголосие вызывает пространственные ощущения, связанные с материальностью, плотскостью мира. Недаром полифония приходит на Русь тогда же, когда и западноевропейская живопись.
3) Еще одна черта средневековой церковной музыки – пение мужское, именно с ним ассоциировалось ангелогласное пение. В идеале «ангелогласного» пения выразилась идея совместного пения людей с ангелами, а также идея небесного озарения. Распевы исполнялись мужским хором (всеми исполнителями одновременно) или двумя хорами поочередно (антифонное пение).
4) Наконец, церковное пение должно соблюдать принцип a capella, т.е. не иметь инструментального сопровождения. В православии эта черта сохранилась и поныне, хотя в древнееврейской церкви пение сопровождалось игрой на музыкальных инструментах, как об этом говорит 150 псалом Давида:
Хвалите Его (Бога) со звуком трубным,
Хвалите Его на псалтири и гуслях.
Хвалите Его с тимпаном и ликами,
Хвалите Его на струнах и органе.
Хвалите Его на звучных кимвалах,
Хвалите Его на кимвалах громогласных.
Само слово «мусикия» в Древней Руси означало «гудение в гусли, в домры, в лыри и в цинбалы», т.е. музыка связывалась с инструментальным творчеством. Но вокальная музыка, по представлениям древних, – наиболее возвышенный род музыки, только он и может звучать в храме. Это можно объяснить тем, что лишь голосом можно воплотить в звуках слово, создать осмысленную мелодию. Человек – творение, созданное самим Богом, а человеческий голос – совершеннейший музыкальный инструмент, которым можно выразить многообразную палитру чувств, размышлений, а главное, передать молитвенный настрой. Св. Климент Александрийский писал: «Инструменты в ходу у людей военных да еще у позабывших страх Божий плясунов на их игрищах». Все это определяло строгий, аскетический характер церковной музыки.
2. Знаменный распев и система осьмогласия
Итак, древнее церковное пение, – в своей основе монодическое, или одноголосное, мужское, без инструментального сопровождения. При письме оно излагалось особыми знаками – крюками, или знаменами, отчего и получило название знаменного пения, или знаменного распева. Каждый крюк имел условное значение, обозначал определенный способ пропевания текста и служил средством для восстановления в памяти заученных на слух напевов. Вот некоторые из них: