Н.Ю. Алексеева - Русская Ода (1006455), страница 69
Текст из файла (страница 69)
(Сумароков. «На тезоименитство», 1766). Петров: Бледнеет, стонет и трепещет, Страшит, ярится н скрежещет («На взятие Хотнна». 1, 43). Одни из самых звучных и часто употребляемых Петровым образов кровавой пены и кровавого пара, ставших своего рода шедеврами петровского стиля: «Лиет реку кровавой пены» («На уложение»; «Плывя в реке кровавой пены» — ред. 1782 года), «Кровей под пеною н паром, Шумя, разят во гневе яром» («На взятие Измаила», 1790), заимствованы из перевода Ломоносова оды Руссо «На счастиегк «Огня и трупов полны стены, 292 Часть Дд гКлассицистическая ода И вы — в пару кровавой пены...», выразительно и точно передающего образ, стоявший во французской поэзии за глаголом /йтег — дымиться кровью.' Так же Петров использует не менее выразительный образ Ломоносова смешения воды с кровью («Се Дмитриевы сильны плечи Густят татарской кровью Дон» вЂ” «На день рождения», 1761): «Смесившись с кровью, понт густеет» («На взятие Хотина», 1769), «И я б сгустив их кровью реки» («На карусель», 1782).
Петров заимствует у Ломоносова и картину поля после сечи («Здесь шлем с главой, там труп лежит, Там меч, с рукой отбит, валится» — «На прибытие по коронации», 1742): «Лежат <...> Здесь конь, там всадник, там колчан» («На взятие Яс», 1769). Подобным образом он использует восходящий к Хотинской оде образ кровавого потопа («Пускай везде громады стонут, Премрачный дым покроет свет, В крови Молдавски горы тонут»), повторенный Сумароковым («В крови места сраженья тонут» — «На тезоименитство», 1768): «Сие преддверье лишь напасти: Еще не рубятся на части, Не тонут во кровей реке» («На взятие Измаила», 1790). Последний ряд примеров наглядно показывает, как Сумароковым и Петровым последовательно снижается гиперболизм Ломоносова и все более в описании проступают черты натурализма. Можно, вероятно, говорить об отвлеченном натурализме Петрова, со вкусом описывающего, как «Пути, устланны трупом смрадным, Лежат, снедь птицам плотоядным» («На взятие Яс»), или как «Крутит раздутый труп Дунай...» («Румянцеву», 1775), или как «Дымятся трупы теплым паром» («На взятие Измаила»).
В его батальных одах все наполнено трупами: «Струи Днестра, их трупов полны, Несут, крутя, их в черны волны» («На взятие Хотина», 1769), «Клокочет, как котел, вздымаясь океан, Багреет, аки кровь, весь трупами устлан!» («На победу российского флота», 1770); трупы образуют мосты («Чужи в полях кровавых трупы Прекрасен галлу в рай помост» — «На заключение мира с Оттоманскою Портою», 1774), по которым шагают («Ногами трупы попирая» — «На уложение», 1782), но также наполняют рвы 1 У Руссо: «Вез тцгз цне !а йапипе гачайе; 1)ез Ча!поцегз (цтапз с!е сагпайе...» (Стены, разоряемые огнем; победители, кровью дымяпгнеся от резни).
Сумароков: «Грады, преврантенны в прах» (Блок Г. П., Красоткииа Т. А. Примечания // Ломоносов М. В. Полн. собр. соч. Мл Л., 1959. Т. 8. С. 1102); Тредиаковский: «Твердыни там же стен воспламененны тлятся; Победоносцы все в убийстве стервенятся» (Там же. С. 1105). Глава 5. Торжвстввннмв оди Лаврова 293 («многотрупны рвы»). Отобрав готовые слова и мотивы, прежде всего из раннего Ломоносова, но также и из позднего Ломоносова и из Сумарокова, Петров соединяет их, чем усугубляет их выразительность, а добавляя к ним свое, добивается удивительного эффекта, в котором совмещается почти физическое ощущение кровавого месива с полной отвлеченностью переживания. Ломоносовская «кровавая пена» превращена им уже в туман: «Кровей густится пар в туман» («На взятие Яс»), ломоносовская «паляща хлябь» в хлябь урчащую: «не молкнет хлябь, урча».
Достигаемый Петровым эффект восходит к поэзии Древних, и в ее контексте должен рассматриваться. Несмотря на все старание Петрова сделать подобное видение войны достоянием русской поэзии, такое ощущение и изображение войны в России не привилось. Видимо, потому, что отвлеченное видение предмета поэзии Х1Х века в целом было чуждо. Однако опыт Петрова много дал для переводов батальных сцен у древних авторов, прежде всего у Гомера. Несмотря на то что большая часть кровавых образов заимствована Петровым у Ломоносова, непосредственным его предшественником в насыщении од кровью, в прославлении жестокости и боевого неистовства был Сумароков.
Связанные в основном с ранними одами «На взятие Хотина» и «Первыми трофеями> батальные сцены при всей их выразительности в одах Ломоносова встречаются редко, не определяя общего характера и настроения даже этих ранних од. Атмосфера ужаса— стилеобразующая основа од Сумарокова. И хотя выразительные, изобилующие богатством средств изображения сцены сражений Петрова сильно отличаются от упрощенно-резких картин Сумарокова, само стремление к созданию в оде определенного настроения угрозы, силы, страха, мрака у них общее.
Ключевыми словами од обоих поэтов становятся кровь и ад. Склонность Петрова к созданию ужасных од Сумароков безошибочно угадал уже по первой его оде «На великолепный карусель», оде еще вполне мирной. В «Дифирамве Пегасу», написанном сразу после выхода оды, помимо описания коня, занимающего в нем основное место, Сумароков осмеивает сцену восстания Пантезелии из Ада. Осознавал ли автор «вздорной оды», что эта сцена в пародируемой им оде прямо навеяна его адскими сценами? Как и в ранних «вздорных одах», многие выпады «Дифирамва» более относятся к самому пародисту, чем к объекту пародии. Геенна, упомянутая во второй строфе Часть !д. Классицистическая ада «Дифирамва», хотя и войдет позднее в оды Петрова, но будет участвовать в них много реже, чем в одах самого Сумарокова.
Спустя два года в оде «На день тезоименитства» (1768) Сумароков повторит найденные им в пародии образы: «Везувий ток огня ссылает, Геенна льется из него, Борей от молнии дымится...» — «Геенну льет земли из недр Селитрой распаленный ветр». Дымящийся ветер (Борей), предмет осмеяния в пародии, превратился в еще менее оправданный образ «распаленного ветра», а геенна, разливаемая ветром, превзошла своей «вздорностью» геенну, льющуюся из Везувия. Точно так же стих «Плутон остался на престоле» прямо восходит к стиху из оды Сумарокова «На восшествие» 1762 года: «Я очи к небу обращаю От трона твоего, Плутон». В оде «На великолепный карусель» никакого престола Плутона нет.
После «Карусели» (или пародии на него Сумарокова) из од Петрова уходят и Плутон, и описание подземного царства. Но сумароковское адское начало сопровождает все оды Петрова, в которых «ада дщери, <...> фурии» раздувают гнев («На войну с турками», 1769) уже не в царстве Плутона, а в султане. Потеряв свое прямое значение, слово ад в одах Петрова постоянно упоминается как синоним ужаса («Беда и ужас, ад и смерть» — «На мир», 1774; «Густится мгла черний, как ночи тень безлунной; Ад адом сперт, умолк снаряд врагов перунный» вЂ” «Румянцеву-Задунайскому», 1774; «И ад взревел сражаясь с адом» вЂ” «На взятие Измаила», 1790). По примеру сумароковских од поверженные враги в оде «На взятие Очакова» поглощаются адом, хотя Петров и не дает, в отличие от Сумарокова, описания ада и адских мук: Услышав мочь россиян бурну, Вопль варвар, их крушенье ребр, Со звуком толп без душ упады, Глотяши их зуб с скрыпом ады...
(11, 52). Также строка пародии Сумарокова «И льется крови океан» более характеризует его оды, чем оду «На великолепный карусель», в которой крови нет. Нет в ней и тигра в том смысле, над которым насмехается Сумароков в последней строфе «Дифирамва».
Тигр и лев в оде выступают в своем прямом значении при описании римского цирка (20-я строфа). Но зато тигр, как олицетворение ярости, использовался самим Сумароко- Глава 5. Гарлаеппвенные оды Петр»в« 295 вым: «Видя мерзостных стрельцов, Яко тигров разъяренных» («На Петра Великого», 1743 — 1755) и «На Василиска зла наступят, Льва, тигра, аспида попрут» («На восшествие», 1762).
Удивительным образом и океан крови, и тигр, как символ ярости, появятся уже в следующей оде Петрова «На сочинение уложения», как будто подсказанные пародией, вышедшей в самом конце 1766 года, за несколько месяцев до создания оды. Список совпадений еще не упомянутых Петровым, но уже осмеянных Сумароковым образов расширится с призывом в оде «На взятие Хотина» к библейской воительнице Деворе («Восстани днесь, восстань Деввора...»).
Строка Петрова была цитатой из книги Судей Ветхого завета и почти повторяла строку из переложения «Песни Деввориной» Тредиаковского: «Ты встань, ты встань, Деввора, днесь...», но вместе с тем и была предугадана стихом «Дифирамва», начинающимся перечислением ветхозаветных персонажей: «Встал Сиф, Сим, Хам, Нин, Кир, Рем, Ян». Совпадение образов «Дифирамва Пегасу» Сумарокова с будущими образами од Петрова ставит перед нами непростой вопрос, каким образом это могло произойти. Зачем Петров как нарочно упомянул реку крови в мирной оде «На уложение» 1767 года и, что удивительнее, тигра? Кто лютостью, как тигр, пылая, Стремится в бурных мыслей путь, Ногами трупы попирая, Спешит лавр лестный досягнуть, На части рвет подобных члены, Лиет реку кровавой пены, Своим, чужим — ужасен бнч, Готов родивших обесчадить, Всех от среды живых изгладить, Лишь Александра бы достичь.
Хотя пред счастливым солдатом Пасть должен слабый иль бежать, Трудняй во свете быть Сократом И молча смертных одолжать...' ~ [Петров В. П.1 Ода всепресветлейшей, державпейшей, великой государыне императрипе Екатерине Алексеевне <...> во изъявление чувствительпейшия сынов российских радости и искреннейшего благодарения, возбужденного <...> всевожделенпым манифестом <...> о избрании депутатов к сочинению проекта нового уложения...
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
