Н.Ю. Алексеева - Русская Ода (1006455), страница 67
Текст из файла (страница 67)
Едва ли влияние школы в прямом смысле этого слова простиралось дальше. Школьная поэзия в ее настоящем смысле в эту эпоху уже освобождалась от славянизмов и латинизмов, стремясь стать более «чистой», менее «школьной», чем появившиеся в 1766 году произведения. Литераторы принципиально иной культурной ориентации, не знавшие ни латыни, ни славянского языка и составлявшие в 1760-е годы общественное мнение, должны были не без ужаса взирать, как давно забытый, а для молодых и невиданный стиль вдруг получил своих адептов в лице старого и заслуженного поэта и в лице поэта нового и молодого.
Стиль, уже преодоленный, и казалось, что преодоленный навек, вдруг всплывал вновь, да еще с новой силой. Названными элементами стиля сходство Петрова с Тредиаковским и ограничивается. В целом их стиль принципиально различен, и было бы неправомерно даже их сопоставлять, если бы сопоставление не служило пониманию восприятия поэзии Петрова. Стиль «Тилемахиды» можно назвать законченным состоявшегося 11 июля 1766 г., в котором, вопреки первой игре (16 июня 1766 г.), победителями были признаны Орловы.
О втором каруселе известия дошли до Москвы 1 августа (Прибавления к «Московским ведомостям». 1766. 1 августа. № 81), что позволяет датировать оду не ранее, чем августом 1766 г. ~ На негообратил вниманиеЛ. В. Пумпянский, видевший сходствоэпопеи и оды в их «латино-школярном» стиле (Пумпянский Л. В. Тредиаковский // История русской литературы. М«Л., 19«1. Т. Ш.
Ч. 1. С. 235). т Независимость Петрова от Тредиаковского предполагал и Пумпянский: «...совпадение Петрова с Тредиаковским невольное и тем более интересное: наследие схоластической поэзии оказало и здесь подобное же влияние» (Там же). 284 Часть !!!. Классицистическая ода и новым стилем, с установкой на архаичность, призванной имитировать античный эпос, стиль Петрова не был ни таким целостным, ни совершенно оригинальным, ни полностью эстетически оправданным.' Использование им редких славянизмов далеко не всегда продиктовано специальным заданием, но часто обнаруживает плохое чувство стиля.
Как и авторы школьных од, Петров нередко вводит редкие слова и допускает устаревшие формы, потому что не слышит диковинности их звучания и потому что его словарь принципиально богаче словаря современной ему русской поэзии. Так, он использует уже ушедшие из современного ему литературного языка славянизмы: выник (в значении вытек), приникни на (в значении— взгляни), протяглася (протянулась), низзри (посмотри вниз), ков (коварство), зельность (сила; «С подобной зельностью терзает Агарян раздраженный росс» — «На взятие Яс», 1769), ухают (пахнут), бодет (понукает), праться (бороться), спутьшествуют, «вменяти за плеву» (за ничто), абие, еже, на ню (на нее), втай (тайно), корысть (дань, мзда), содейственник (помощник), подвижник (герой; «Подвижник, живота небрегший своего» вЂ” герой, не берегущий свою жизнь), сице.
Также встречаются у него сложные слова: благозрачна, благоутробна, благосерден, многоочита, коликократно. Важную роль в одах Петрова играют устаревшие формы слов: воззревый, даровавый, бывый, одеясь (одевшись), «вземшу бег» (побежав), врази, зовомьсй (называемый), содрогся (содрогнулся), досягла (досягнула, достигла), чести (читать), изумеваясь (изумляясь), безмездный(безвозмездный), туне (втуне), вижду (вижу), вознови (возобнови), отсутственна (отсутствующего), дни лукави, квириты мудри, раби злочинны, хощет, прелагаяй (совершающий, претворяющий), прострется (от простираться), усрящешь (встретишь), исследна (может быть исследована), споспегии (споспешествуй), стрелица (ж.
р. к «стрелок»), пешец (пехотинец), бедра (бедро), «досгоинство приступно» (доступно), «кровию купуемых (купленных] трофеев», мечт («Да будет слог без мечт прилога»), следства (следствия), исаз/пуют (искупают), «беспомбчна»,' «буди ангел (ангелов] тише», «по- ~ Противоположным образом оценивал их Пумпянский: «Петров — мастер стиля, определение, явно не подходящее к Тредиаковскому» (Там же).
з Этот эпитет вошел в русскую поэзию, возможно, благодаря Петрову, срс «Куда прибегну беспомочна; К кому глас жалости пу!цу?» (Петро«В. П. На взятие Варшавы // Петров В. Сочинения: В 3 т. СПб., 1811. Т. 2. С. 164; Глава 5. Торъввстввиныв одм Петрова 285 манан главою», «Надмен (надменен~ оградой крепких лат», смотряепгь, «Исполнь [исполненный~ сияний неприступных», «Во нестерпиму пад '(пав~ тоску, О тщетной хитрости воздохнеть. К признакам семинарского стиля можно отнести употребление славянизмов при описании средних и даже низких предметов: «И буйный скот, не зная кона (оков~, Орудие греха чужого, Привыкший по полям ристать», а также употребление латинизмов и грецизмов в сочетании со славянизмами: «Ее другие характиры Личат (отличают~ от смертных на земли» («На мир», 1774).
К этому следует добавить постоянные инверсии и использование сложных прилагательных. Среди них были уже давно вошедшие в русскую поэзию, но еще не утратившие свою стилистическую окраску, такие как «светозарный», но были и новые, составленные Петровым по их образцу и по примеру подобных опытов Тредиаковского: «пламенновиден», «стреломещен», «громоносители», «россияне градоборные», «зверонравные», «Нева живототочна», «златочешуйный» («Полны златочешуйных рыỠ— «Задунайскому», 1774).
Державин употребил эпитет «среброчешуйный» («Среброчешуйну океану» — «Меркурию», 1793). Однако в поэзии Державина сложные эпитеты, в том числе и приведенный пример, потеряли связь со школьной поэзией и, что не менеее важно, перестали с нею ассоциироваться. Элементы школьного стиля лишь одна из составляющих того сложного стилевого сплава, который образует стиль Петрова. В богатстве стилевых возможностей, которое он демонстрирует в своих одах, школьная составляющая, органично соединяясь с другими стилевыми пластами, как будто теряется. Специально не нацеленный на ее выявление глаз может ее не заметить. Этим и следует, по-видимому, обьяснять тот факт, что современники Петрова обостренно ее ощущали, а в восприятии последующих поколений она растворилась в пышном богатстве петровского стиля.
В противоположность основным стилевым тенденциям середины ХЧП1 века, состоящим в разграничении языковых средств, в выявлении внутри языка разных стилевых уровней, Петров в своих одах производит синтез всех известных ему образцов высокого стиля. Основу его далее в этой главе все ссылки приводятся в тексте по этому изданию)— «Человек стоит уныло Беспомошное дитя» (Ф. И. Тютчев.
«Пожары»)— «В ком беспомошная улыбка человека» (О. Э. Мандельштам. «1 января 1924»). 286 Часть )П. Классицистическая ода одического стиля составляют элементы одического стиля Ломоносова, из которого Петров заимствует как раз то, что оставляет за пределами своей оды Херасков: звучные слова и интонационное напряжение. Но также он черпает и из торжественных од Сумарокова. Приведенные выше примеры употребленных им славянизмов не входят в устойчивый одический словарь Петрова, основная их часть использовалась им однократно. Основу словаря Петрова составляют готовые словари Ломоносова и Сумарокова, к которым он добавляет сравнительно небольшое число слов.
Из их словарей он отбирает, как будто с помощью специальной программы, все редкие, книжные слова, употребленные ими хотя бы однажды. Так, слово кон (коварство, ц.-сл.), употребленное Ломоносовым лишь в торжественной оде «На тезоименитство Петра Федоровича» (1743; ст.76),' Петров использует уже в первых строфах следующей после «Карусели» оде «На сочинение уложения» (1767): «Что тако злость и ков трепещет...», повторив его в той же оде еще раз в 25-й строфе, а затем, часто его употребляя, делает его знаком своего одического стиля. Лишь однажды Ломоносов употребил слово заграбь, и оно было подхвачено Петровым («Нумидских львов в свой стан заграби» вЂ” «На взятие Хотина», 1769); однажды у Ломоносова встречается и эпитет молниевидный(ода «На восшествие» 1752 года, ст.
89), но и его не мог пропустить Петров: «Врагам страшна, молниевидна...» («На взятие Хотина»). Из ломоносовского словаря взято и земнородных. «О ты, который земнородных...» («На уложение», ст. 161), и свепглоспггк «Отверзлись светлостей небесных Бессмертным входные врата!» («На уложение», ст. 171 — 172). То же относится и к местоимениям. Только раз Ломоносов сказал: «Ниже преклонный мой недуг» (1761), и ниже вошло в оду Петрова: «Не уснет та, ниже воздремлет» («На уложение», ст.11); однажды он употребил сокращенную форму местоимения иной («На ину Трою вновь приступит» — «На взятие Хотина», 1739 †17), которое также встречаем у Петрова: «Познай: не ины, точно россы» («На взятие Хотина», 1769). Зато Ломоносов никогда не говорил тако, в употреблении этой формы местоимения Петров ориентируется уже на Сумароко- ~ До этого слово кое было трижды употреблено им в переводе «Венчанной надежды» (1742) Юнкера, один раэ в переложении 143-го псалма (1743), после — трижды в трагедии «Тамира и Селим» (1750) и двалсды в поэме «Петр Великий».