Н.Ю. Алексеева - Русская Ода (1006455), страница 49
Текст из файла (страница 49)
Содержание оды определяется кружением тем и мотивов (представлений) вокруг терминов, тесным их соприкосновением, перерастанием одних в другие, ускользанием и вновь возвращением. Один круг представлений вписывается в другой, затем в него третий и т. д.' В этом отношении строение оды может быть уподоблено конструкции матрешки: одна «идея» (представление), внутри нее другая, внутри другой третья и так до центрального элемента — «термина».' Однако открытость представлений и способность их накладываться одно на другое говорят не о закрытой внутри себя конструкции матрешки, а о круговой открытой конструкции.
«Круги», исходящие из своего центра — «термина»-ценности, накладываются друг на друга, и одни и те же младшие представления могут одновременно служить выражением двух или нескольких «терминов»-представлений. Поэтому точно отметить переход от одного «термина» к следующему трудно, и тем труднее, что сами «термины» никогда не исчерпываются, а соприсутствуют на протяжении всей оды. Неизменное присутствие на протяжении оды «терминов»-представлений создает впечатление неподвижности оды, отсутствия в ней развития не только событий, но и мыслей. И впечатление это, думается, не обманчиво; ода действительно не знает развития мысли.
«Статическое описание», при котором тема не «развивается, а лишь развертывается», отмечает как характерную особенность композиции «античного стихотворения», в частности гимнов Горация, М. Л. Гаспаров.' В классицистической высокой оде «статичность» есть следствие кругового принципа ее построения, движения по «кругам».
В оде воспроизводится один из феноменов бытия, восхищавший человека барокко, — подвижная неподвижность. Постоянное движение представлений 1 Ломоносов М. В. Краткое руководство к красноречию. С. 110, 111. з Ср. описание принципов вольфианской философии «остроумного журналиста» 1740 г«приведенное А. А. Морозовым (Морозов А.А. М. В. Ломоносов. Путь к зрелости. 1711 — 1741. Мл Л«1962. С. 258), в котором вольфианское стремление «свести все к начальным основаниям разума» уподобляется игре в «запечатанные коробочки». з Гаспаров М.
Л. Тоника и композиция гимнов Горация // Поэтика древнеримской литературы. М«1989. С. 110. 202 Часть 1П. 1Гаассицистиисская ода внутри каждого «круга» и внутри всего текста оды, перемещение в нем «кругов» (с их центрами — «терминами»-ценностями) создает впечатление неподвижности. «Неподвижное» движение оды подобно вращению спутников вокруг планет, в свою очередь также вращающихся и перемещающихся по своим орбитам. В кружении содержания оды вокруг «терминов», в их ускользании и возвращении, в скольжении тем и мотивов (представлений) вокруг них, в тесном их соприкосновении, в перерастании одних в другие заключено строение оды.
Этот механизм оды с постоянным вращением младших представлений по заданным осям «терминов», а внутри младших представлений устойчивых мотивов и формул обеспечивает замкнутость оды в себе, удивительную округлость ее формы. Мастерство одописания, вероятно, и заключалось не в оригинальности «терминов» и представлений, они не могли быть оригинальными, поскольку несли в себе поверенные опытом ценности, а во взаимном выстраивании их: в разворачивании и сворачивании, в перемещении «терминов» и сопутствующих им представлений (младших «идей»), в этой несколько головокружительной эквилибристике.
Стиховая и строфическая организация оды доводит круговой принцип до возможной строгости и концентрации. Словесный «период», который определил Ломоносов в «Руководстве к красноречию», совпадает в оде со строфой, подчеркивающей замкнутость в себе «периода», «Терминами» задается определенная и непременная система координат од, внутри которой большая или меньшая повторяемость неизбежна. Отсюда проистекает утомительное, как может показаться, однообразие од, но отсюда же — их законченность, округлость. Оды отражают целостное мировоззрение, которое можно восстановить по отдельной оде, тогда как мировоззрение позднейшего поэта отдельное, пусть даже программное, стихотворение не раскрывает и все его стихи предстают как детали, фрагменты, осторожное собирание которых лишь в той или иной мере помогает уяснению его взглядов на мир.
Казалось бы, что готовые представления должны были бы превратить все оды в неразличимый друг от друга текст. А все оды разные как в творчестве разных поэтов, так и внутри творчества одного поэта. Это объясняется не только разностью поэтической искусности авторов (включая сюда их понима- Глава 1. Горжесжвенные оды Ломоносова 203 ние стиля, владение словом, стихом), ведь искусство отдельно взятого автора, как правило, не претерпевает особенных изменений, но и способностью духа поэта к восторжению.
Она различна у разных поэтов и не постоянна у каждого отдельного поэта. Уже по описанию одического восторга можно составить представление об оде, уже из него становится понятной взятая им высота, а вместе с нею его способность к универсальному, одическому видению мира. С другой стороны, основанная на восторжении духа, ода как жанр должна была бы пребывать неизменной во времени, ведь умное созерцание времени не подвластно. Но ода менялась.
Изменения определялись сменой готовых представлений, которые времени подвластны. Таким образом, качество оды одновременно зависело от взятой ее автором высоты парения и от положенных в ее основу готовых представлений. Созданная Ломоносовым форма торжественной оды на долгое время утвердилась в русской поэзии. В своем общем виде она сохранялась на протяжении всей истории Императорской России. И еще в канун революции подносились оды ломоносовского типа. Однако о том, как быстро она завоевала признание среди поэтов, судить весьма трудно.
Казалось бы, что реформа Ломоносова лирики и стиха и создание прекрасных образцов од должны были побудить поэтов к подражанию и творчеству, и можно было бы ожидать в 1740-е годы бурного развития русской лирики. Но сложилось совсем иначе: вместо триумфа на русском Парнасе наступило оцепенение. Число од в 1740-е годы заметно падает в сравнении со стихотворными панегириками и одами второй половины 1730-х годов.
Как это ни парадоксально, но реформа Ломоносова привела к безмолвию. За все 1740-е годы кроме 10 ломоносовских од нам известны только три панегирические оды.' Первым, по-видимому, новый тип оды воспринял Су- ' 1) Ода Тредиаковского евсепресветлейшей державнейшей великой государыне Элисавете Петровне <...> в высочайший день ея коронования <...> в приветсвенной оде изображенное...ь (СПб., 1742); 2) ода Сумарокова 1743 г. (смс с. 236); 3) ода Голеневского 1745 г.
Странные стихи написал ко дню коронования 1742 года Кирияк Кондратович, назвав их «Одой на гордых, Богом смиряемых». Хотя он в сопроводительном письме и называет их водистическими стихамиь, очевидно, что отнесение их к одическому жанру — дань моде. Это единственное стихотворение этой эпохи, иазван- 204 Чаешь Нй Алпссицисжическая ода мароков, но и его первые пиндарические оды относятся только к 1743 году. Стало быть, даже ему понадобилось около двух лет, чтобы освоить новую версификацию и новый поэтический стиль. Следующим был И. К. Голеневский, написавший первую свою оду летом 1745 года, ' а затем в начале 1750-х годов еще три оды.' За ним следовал М. М.
Херасков, издавший оду в июне 1751 года.' Далее — Н. Н. Поповский, написавший свою первую оду на день коронования Елизаветы Петровны в апреле 1752 года' и вторую — в 1754 году.' Лишь со второй половины 1750-х годов можно говорить об освоении русской поэзией ломоносовской оды. Помимо трудности создания од нового типа малое число од может объясняться трудностью их издания. Периодических изданий в эти годы не было, издавать оду на свой счет в Академической типографии не все могли себе позволить. Кроме того, отдельное издание оды было оправдано лишь в случае ее поднесения императрице, осуществляемого, как правило, через мецената, а это вызывало новый ряд затруднений.
Возможно также, что императрица Елизавета Петровна с равнодушием относилась к подносным одам, ничем не выказывая своей в них заинтересованности и вполне, видимо, довольствуясь одами одного Ломоносова. Иные голоса: Сумарокова, Голеневского, Поповского, Хераскова — либо не были услышаны и потому замолкли, либо были заглушены Ломоносовым. Пользуясь у Шувалова непререкаемым авторитетом в вопросах поэзии, сам Ломоносов мог способствовать низведению на нет од других поэтов, считая их недостойными внимания «двора и публи- ное одой и не имеющее при этом строфического строения: «Полно ныне Аману хитрость сошивати, Полно ныне Сеяну коварства сплетати...» (Материалы для истории имп. Академии наук.
Т. Ч. С. 706 — 707). ' Голеневский Н. На день брачного сочетания их императорских высочеств благоверного государя и великого князя и благоверныя государыни великия княгнгн Екатерины Алексеевны // Голеневский И. Собрание сочинений с переводами. СПб.,!777. С. 45 — 49. т «На день тезоименитства» (1751) (Там же. С. 50 — 55) и «На день восшествия» (1751) (Там же. С. 56 — 62), «На день рождения в.кн.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
