Н.Ю. Алексеева - Русская Ода (1006455), страница 46
Текст из файла (страница 46)
Так, пиндарическая ода стала одой панегирической, а одновременно самой высокой одой стала ода похвальная. «Хвала — это речь, ~ Лояьмая Ю. М. Художественная структура «Евгения Онегина» // Труды по русской и славянской филологии. ! Х. Тарту, 1966. С.
7-8. (Уч. зал. ТГУ. Вып. 184). 189 Глава й Торжесгавенньи оды Ломоносова провозглашающая величие добродетели»,' эти слова Аристотеля, цитировавшиеся во многих руководствах, могут служить своего рода девизом панегирической эпохи. Пиндар даже служил орбитром в области похвальной поэзии. Объясняя, как нужно хвалить героев, Готшед обязательно отмечает: «так делал Пиндар», «об этом Пиндар никогда не говорил», и заключает: «того, кто хвалит так, я могу назвать пиндарическим поэтом».' Панегирическая ода (как и всякий панегирик) изображает предмет не таким, каким он видится несовершенному глазу, а исходя из высшего о нем знания. Высшее же знание — это результат постижения эйдоса предмета, идеальной его сущности. Согласно учению Платона, поэт должен испытать состояние энтузиазма как раз для того, чтобы постигнуть эйдос предмета.
Неоплатонизм, оказавший мощное влияние на поэтов и теоретиков поэзии, о чем говорилось уже в связи с Ронсаром, определил способ и характер изображения действительности в европейской поэзии Нового времени. Если в любовной поэзии он претворился в идеальные портреты красавиц и в описание идеальной, неземной, истинной и вечной любви, то в панегирической оде — в не менее идеальное изображение государства, войн, царей, королей и воинов. Принцип виденья действительности в сонете петраркистов и в панегирической оде один и тот же.
В пиндарической оде восхваляемый предмет должен быть увиден в состоянии птгог роег!сиз. Постигнув в состоянии 1игог роет!спя идеальную сущность предмета, поэт видит реальный предмет уже через призму его идеальной сущности и изображает те его черты, которые этой сущности соответствуют. Действительность, следовательно, важна и дорога одописцу,' но она предстает не в вещном виде, а поверенной знанием ее идеальной сущности. Знание идеальной сущности предмета очищает его от временного, наносного, хаотического и урод- ~ Арисгногнель.
Риторика. 1367 Ъ/ Пер. Н. Платоновой. СПб., 1894. С. 47. я Соггясйед 6 СЬг. ЧегяпсЬ е!пег сг!НясЬеп П!сЬгЬппят 1йг д!е ПепгясЬеп. Апдегег Ьеяопдегег ТЬе!1. 3 Апй. 1.е!рх!6, 1742. 3. 426. з «Ма!е дегнеп Не!деп гйсЬг а1я егпе Сеьпгс де!пег Е!п16!дппйяйга11, яопдегп !оЬе ппг дая ап !Ьпг, деяяеп ЪЧаЬгЬе!Ь дпгсЬ апйепясЬе!в!ьсЬе РгоЬеп Ьетте!яеп гногдеп !сапа» !Изображай своего герои не как порождение своего воображения, но хвали в нем только то, что может быть доказано очевидным опытом1, — учил Готглед (Там же). 190 Часть!!Е Классицистическая ода ливого, что в известной степени не может не лишать его индивидуальных черт. В панегирической оде предмет, таким образом, предстает не в своей реальности, а преображенным, идеально увиденным. Исступление, энтузиазм, восторг организуют пиндарическую оду, являясь ее внутренней формой. Все, что в оде происходит, находит свое объяснение в том особенном состоянии, в котором она создается.
Им все оправдано и через него все приобретает смысл. Внутренняя форма определяет и содержание, и форму внешнюю. Своего рода проводником между ними выступает описание одического восторга. Описание состояния восторга, вхождения в это состояние или указание на него сопровождает всякую пиндарическую оду. Можно было бы считать, исходя из современного понимания поэзии, что восторжение поэта — тема или мотив од.' Более точным кажется не относить описание восторга к темам оды.
Если всякая тема принадлежит содержанию произведения, описание восторга к содержанию оды отношения не имеет. Описание восторга есть условие осуществления оды, а сам восторг, как говорилось в поэтиках, «источник» лирической поэзии, тоже своего рода условие.' Так,и обращение к Музе в начале эпопеи не принадлежит к темам или мотивам эпопеи, сколько бы пространным оно ни было, а есть настроение духа поэта (и читателя), открыто заявленная установка на род повествования, творческое моление. Не имея отношения к сю- ~ Так считали Г. А.
Гуковский: «Эмоциональная основа всей системы Ломоносова, — осмысляется им, как тема каждого его произведения в целом; зто — лирический подъем, восторг, являющийся единственной темой его поэзии...» (Гуковский Г. А. Русская поэзия ХЪ'П! века // Гуковский Г. А. Ранние работы по истории русской поэзии ХЪ'П! века / Под обшей ред. В. М. Живова. М., 2001. С. 47), Л. В. Пумпянский: «Для оды <...> невозможна была никакая другая тема, кроме мысли...» (Пумпянский Л.В. К истории русского классицизма (поэтика Ломоносова) // Контекст-82: Литературно-теоретические исследования.
М., 1983. С. 312). На таком пса»имании основано и исследование Е. А. Погосян (Погосян Е. Восторг русской оды 1730 — 1762 гг. П иветта г1опез р11 11о!ой!ае з!ач!сае П и !те гигаб э Таггнепяз. Та рту, 1997. См. особенно: с. 19, 21, 60, 70, 92).
з На ином материале к схожему выводу об условии риторической речи пришел А. В. Михайлов: «Теперь читателю и исследователю очень часто кажется условностью, условной рамкой или орнаментом в литературе прошлого то, что на самом деле выступает как условие ее осуществления... и далее» (МикайловА. В. Роман и стиль// Михайлов А. В.
Языки культурьь М., 1997. С. 425). Глава Ь Горэкественные оды Ломоносова 191 жету эпопеи, оно могло бы отсутствовать, но тогда все сказанное в самой эпопее имело бы иной смысл. Без обязательного вступления в эпопею читатель не только бы не знал, какого рода повествование перед ним, но и не присоединил бы своего усилия к молению Музы и уже не с тем духом читал бы эпопею. А поэт не с тем духом ее бы писал. Так и в оде, читателю важно не только понять, почему поэт вдруг оказывается на небесах и чем оправданы видения поэта и изречения им истин, но хотя бы несколько пережить то усилие, страх, удивление, которые поэт испытывает при восторжении своего духа, или восхищении.
Благодаря этому читатель и сам хотя бы несколько восторгается. Восторг, или восхищение, есть умственное созерцание предмета, рассмотрение его умными очами. Он не выражает качества переживания, может быть «радостный восторг», может же быть восторг ужаса. Ближайшее состояние к восторгу— удивление. О «великом энтузиазме удивления» говорит Тредиаковский в связи со своим восприятием оды Феофана Петру П.' Готшед, избегая из осторожного отношения к крайностям теории оды Буало употреблять слова «энтузиазм» и «восхишение» (Епгхйс]сопя), предпочитает определять состояние лирического поэта через «удивление» (Ветчппг]егпщ).
Ломоносов, описывая фигуру восхищения, говорит: «...восхишение есть, когда сочинитель представляет себя как изумленна в мечтании от весьма великого, нечаянного или страшного и чрезвычайного дела».' «Изумление» и «удивление» вЂ” постоянное состояние действующих лиц од Ломоносова, его испытывает не только поэт, но и нимфа («Там видя Нимфа изумленна...»),' Нева («Сомненнал Нева рекла...»),' Нептун («И с трепетом Нептун чудился...»),' народ («Безгласны красоте чудимся...»),в Европа («Европа, ныне восхищенна, Внимая смотрит на восток, И ожидает изумленна...»)г и весь свет («...весь ~ Тредиаковский В. К. Рассуждение о оде вообще// [Тредиаковский В.] Ода торжественная о адаче города Гданска.
СПб., 1734. С. [26]. г Ломоносов М. В. Краткое руководство к красноречию // Ломоносов М. В. Полн. собр. соч. Мс Л., 1952. Т. 7. Труды по филологии. 1739— 1758 гг. С. 284 — 285. а Ломоносов М. В. Полн. собр. соч. Т.8. С. 395. е Там же. С.200. е Там же. е Там же. С,220. 7 Там же. С. 757. 192 Часять Ш. Класаауастичепсая ода пространный свет Наполненный, страшась, чудитпся...»).' Удивление (изумление) — одна из главных категорий эстетики неоплатонизма, о которой писали и древние, и новые авторы, опираясь на слова Аристотеля о том, что удивление породило поэзию,' и на утверждение Платона о происхождении философии из изумления.' С «изумлением», которое в ХЧ1П веке было значительно ближе по своему значению к «безумию», чем сегодня, связана другая категория «восхищения» — «мечтанье».
«Мечтанье»вЂ” это та «бодрая дремота», в которой открываются поэту самого разного рода картины и видения. В этом состоянии поэт видит «умными очами», «мысленным взором» недоступное простому глазу. Восторгаясь духом в наднебесье, он парит и смотрит на все с идеальной высоты. Свое определение восхищения Ломоносов иллюстрирует стихами Овидия, в которых передано надмирное ощущение: Я дело стану петь, не сведомое прежним! Ходить превыше звезд влечет меня охота И облаком нестись, презрев земную низкость.4 Мысленному взору поэта открывается весь мир в его настоящем, прошлом и будущем, во всей его огромности и безбрежности.
Это определяет пространство изображенного в оде мира: моря, горы, полюса, части света, огромная Россия — все доступно взору поэта и дано в едином фокусе его мысленного зрения. Пространство в оде изображается с идеальной высоты, образуя одическую горизонталь. Одическую вертикаль образует время. Герои классической древности, русские князья и цари, библейские цари и герои видятся поэту одновременно, к ним он по-разному апеллирует, и получается, что и они, подобно разным частям света, одновременно присутствуют в оде, презрев время, пространство и разность культур.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
