Н.Ю. Алексеева - Русская Ода (1006455), страница 50
Текст из файла (страница 50)
Павла Петровича» (1754) (Там же. С.34 — 44). з См. с, 262 настоящей книги. «Сведения о ней содержатся в рапорте Ломоносова от 12 января 1753 г. (Ломоносов М. В. Полн. собр. соч. Мс Л., 1955. Т. 9. Служебные документы. 1742 — 1765. С. 633), з (Поповский Николай'1 Ода на всерадостный день восшествия на престол... СПб., [1754]. 205 Глава 2. Одьг разные. 1735-й — 1770-е годы ки». Не объясняется ли хлынувший с воцарением императора Петра Федоровича поток од окончанием власти на русском Парнасе Шувалова, а вместе с ним Ломоносова7 Последовательная история русской торжественной оды начинается только с конца 1761 года. Чуть ранее начинается история неторжественных русских од, или «од разных». Глава 2 ОДЫ РАЗНЫЕ.
1735-й — 1770-е ГОДЫ Определение «оды разные», представляя собой кальку с французского языка «ог1ез 111лгегзез», принадлежит Н. И. Новикову. Так он обозначил раздел од в «Полном собрании всех сочинений» Сумарокова, где он помещен после «Торжественных од». Определение Новикова не стало термином, хотя некоторые авторы его и повторяли при рубрикации своих изданий. В целом же поэты, а потом авторы поэтик и критики стремились к большей дифференциации од, чем предлагал Новиков.
Определение Новикова кажется удачным в ретроспекции, поскольку вмещает в себя без долгого и не всегда оправданного дробления все оды, не принадлежащие к основным в эпоху классицизма видам од: торжественным и духовным. Мы будем его употреблять как термин. В нашем употреблении слово разный не только подразумевает разную тематику и форму «од разных», но и их отличие от од торжественных и духовных, со свойственной им устойчивостью и тематики, и формы.
Первые образцы разных од были предложены Тредиаковским уже в «Новом и кратком способелс «Похвала цвету розе» и «Ода, вымышленная в славу правде». Но ни они, ни их новые варианты, вошедшие в «Сочинения и переводы» Тредиаковского, никакого впечатления, по-видимому, не произвели, оставаясь до поры странными отступлениями от осваиваемой русской поэзией пиндарической оды.
Присущую Тредиаковскому широту в понимании оды обнаруживает ведущаяся им в конце 1740 — начале 1750-х годов работа по созданию антикизированных строф: горацианской (или алкеевой) и сапфической. Спустя почти 20 лет после отказа от горацианской Часть Вй Классицистическая ода 206 оды Тредиаковский пытается вернуть ее русской лирике, приспособив ее звучание к новой силлабо-тонической системе стихосложения.
К этому его, по-видимому, подтолкнула работа нзд переводом новолатинского романа И. Барклая «Аргенида», в котором среди десятков включенных в него стихов находятся и три оды.' В «Предуведомлении от трудившегося в переводе» Тредиаковский подробно излагает теорию русской силлабо-тонической «так называемой в училищах гора!(ианскття строфы», настаивая на необходимости в ней дактилической рифмы и сочетания ямбов с пиррихнями.
В заключение ' Одна из них «составлена тетраметром иамбическим: у нея к первой и последней строфе находится приложен триметр анапеста-иамбический» (]Тредиаковский В. К.] Предуведомление от трудившегося в переводе // Барклай И. Аргенида.
СПб., 1751. Т. 1. С. ЕХ!У): Часть лучша твоего отца! О ты! Минерва, не познала Млека при ласке от сосна, Свет мужественный наш облистала! Сама при службе здесь предстала! Но лик Сицилийский весь, Ты деве воспещи сей днесь, И пой от велика до мала. (Там же. С. 197). Форма другой оды составляла предмет гордости поэта: «Употребление сне ]пятистопного хорея в 5-м и 6-м стихах.
— Н. А.] может быть и полю- бится немнимым и нетшеславным знатокам, также и ведающим силу в про- содиях наших, да и покажется либо им оно как приятно, так и не без осно- вания» (] 7Реди а ко вский В. К ] Предуведомление от трудившегося в переводе. С. ! ХХП!), ее 9-я строфа приведена в «Способе к сложению российских стихов» в качестве примера «Строфы десятистишной, с трисложною дак- тилическою рифмою в средине» (Тредиаковский В. К. Способ к сложению российских стихов // Тредиаковский В. Сочинения и переводы как стиха- ми, так и прозою. СПб., 1752. Т. 1.
С. 13! ). Но, конечно, таких од никто из мнимых и «немнимых знатоков» не писал, вот ее первая строфа: Снесшийся с кругов небесных На презнаменитый брак, Где в пресветлостях чудесных От венин гоня весь мрак, Лучезарною порфирою Феб явил присутство с лирою. О! вас боги, можем зреть Мы и всех уже пред нами С горнейших престолов сами Вы потшались к нам приспеть.
(Барклай И. Аргенида. СПб., 1751. Т. 2. С. 876). 207 Глава 2. Оды разные. 1735-й — 1770-в годы он приводит «целую Горациеву оду 19-я, П кн. — О. 7Ц, составленную сим родом строф и стихов и переведенную по нашему оными жм Не всегда дожди льют наводнение, Ни в морях от бурь завсе волнение, С полгода лед в странах армянских, Ветр престает на горах Гарганских.' Влияние школьного звучания горацианских строф было столь сильным, что, хотя Тредиаковский и требовал в русской горацианской строфе трудного сочетания пиррихиев, ямбов и хореев, его строфа осталась силлабической — два первых стиха 11-сложные, третий 9-сложный, заключительный — 10- сложный. Силлабический принцип оды Тредиаковского доказывается не только простым подсчетом слогов в стихах, но и незначимостью «противосильно» поставленного во второй строке ударения — стихи свободно звучат при любой ударности.
Силлабический рисунок строф соблюден на протяжении всей оды.' Великолепное знание теории стиха позволило Тредиаковскому сделать то, что не удавалось его учителям: создать русскую алкееву строфу, до этого на русском языке неизвестную.' Первые силлабо-тонические образцы сапфических строф даны им в самом романе при переводе новолатинской оды ~ (Тредиаковский В. К.1 Предуведомление от трудившегося в переводе. С. 1ХХХ.
Вторую строфу этой оды («Кедры не всегда вихрем ломаются...») Н. Ф. Остолопов приводит в пример горацианской строфы: Остолопов Н. Ф. Словарь древней и новой поэзии: В 3 ч. СПб., 1821. Ч. 3. С. 222. т Между тем Сумароков читал оду тонически и смеялся над «противусильным ударением» во второй строфе: «В весну и дерево процветает», чем вызвал объяснение этого места Тредиаковского (тредиаковский В.
К. Ответ на письмо о сапфической и горацианской строфах // Пекарский П. История имп. Академии наук в Петербурге. Приложения к жизнеописанию Тредиаковского. СПб., 1873. Т. П. С. 255). Любопытный пример снллабического чтения силлабо-тонических строк приводит Н. И. Петров. Разбирая оду Ломоносова 17«5 г., Георгий Конисскнй видел «в каждой строфе два рода стихов, нз коих один в 9, другой — в 8 слогов.
Тот и другой без цезуры, и девятисложное двустишие повторяется трижды, а восьми- сложное — дважды, при взаимном смешении между собою упадающих таким образом, что каждая строфа состоит из 10 слогов» (Петров Н. О словесных науках и литературных занятиях в Киевской академии от начала до преобразования в !810 году // Труды Киевской духовной академии. 1866. № 7. С.
328). з См. с. 51 — 52 настоящей книги. Часть Ш. Классицистическая ода 208 Барклая. Отступление от правильной сапфической строфы в числе стихов (шесть вместо четырех) продиктовано оригиналом и оговорено переводчиком: «Есть у меня здесь в четвертой части Ода, которая сочинена сапфическим пентаметром, состоящим в пяти, а не в трех стихах, но не смотрит, как говорят по-латински, волк на число (1лрцз пшпегшп поп сцгат)ж' Ныне мы кого из богов почтим? Должно чей олтарь украсить цветами? Всех небесных лик да почтится нами, Галлы все ж спастись не могли одним, Чтоб плескать патою за победу главпу, Счастием славну.
Результаты работы по созданию русского антикизированного стиха, начатой во время перевода «Аргениды»,э были закреплены в написанном вскоре «Способе к сложению российских стихов», явившемся по существу не редакцией «Нового и краткого способа к сложению российских стихов», а новым и оригинальным трактатом по теории русского стиха. Один из его разделов посвящен «строфе сафической и горацианской». В изложении теории горацианской (алкеевой) строфы Тредиаковский повторяет сказанное в «Предуведомлении» к «Аргениде», сапфическая же строфа здесь впервые получает теоретическое обоснование.
Как и теория горацианской строфы она строится на строгом соответствии русской силлаботоники латинской метрике, но в отличие от горацианской строфы признанное Тредиаковским обязательным требование современного «сочетания рифм», то есть употребления не только женских рифм, но и мужских, спасло ее от силлабического звучания: 1-й и 3-й стихи приведенного Тредиаковским образца выбиваются из силлабического ритма: Совесть кто в себе непорочну весть, Нравов чистота завсегда в ком есть; 1 1Трвдиаковсяий В. К.1 Предуведомление от трудившегося в переводе. С.
1Х1Ч. з 1Трвдиаковсяий В. К.1 Ныне мы кого из богов почтим... // Барклай И. Аргенила. Т. 2. С. 467. Всего в оле шесть строф. з Кроме горзпиавской строфы при переводе стихотворений Барклая Тредиаковский разработал русский гекзаметр в пентаметр, имевшие лля русской поэтической культуры чрезвычайно важные последствия. 209 Глава 2. Оды разные. 1735-й — 1770-е годы Не боится тот охужден пропасти Бодр и в напасти.1 Своего рода ответом на предложенное Тредиаковским обновление русского стихосложения и лирики горацианской формой явился перевод Н. Н. Поповского пяти од Горация.' Выполненный весной 1752 года в период занятий начинающего поэта с Ломоносовым, он несет на себе явные следы понимания поэзии и стихосложения учителя. Строфы Горация, в частности алкеевы, передаются Поповским строфами из шести стихов четырехстопного ямба, то есть укороченной ломоносовской строфой, без заключительного катрена.
Работа Поповского вызвала возражение Тредиаковского, прозвучавшее в предисловии к подготовляемому им в это время (весна 1752 года) собранию своих «Сочинений и переводов как стихами, так и прозою». Недостаток перевода Поповского Тредиаковский, в частности, видит в несоблюдении числа стихов оригинала, в котором первые два стиха 3-й оды Горация П1 книги превращены в шестистишную строфу («чтоб переводу быть гексаметрами в двух стихах и содержать бы целый разум»).' Однако приведенный критиком образец перевода начала алкеевой строфы этой оды Горация выполнен уже шестистопным ямбом: Муж, праведно творяй суд купно милосердо, В похвальнейших стоит намерениях твердо...' Опыты горацианской и сапфической строф вызвали интерес только у одного поэта — Сумарокова.