Диссертация (Имплицитность как принцип текстообразования и анализа литературного текста (на материале испанских литературных памятников XII–XVII вв.)), страница 3

проявляется какприспособление языковых ресурсов для выражения усложняющегося содержания,причем не только эксплицитного, но и, прежде всего, имплицитного. В связи сэтим в разнообразных и порой противоположных по своей идеологиилитературных памятниках средневековья, Ренессанса и барокко обнаруживаетсяобщая тенденция к использованию стилистического потенциала языковогомеханизма компрессии. При этом стилистическая гибкость языка достигает такоговысокого уровня, что в литературе испанского барокко имплицитное содержание –если не в количественном, то в качественном отношении – превалирует надэксплицитным (ср.

творчество консептистов и культеранистов).8. Непрерывное развитие стилистических возможностей языковых структурявляется важнейшим фактором преемственности литературного процесса:заимствование жанровых форм из других национальных и наднациональныхлитератур авторами, пишущими на испанском языке, сочетается с использованиемстилистических ресурсов национального языка, выработанных традицией.Именно языку принадлежит решающая роль в создании новаторских жанровыхчерт и в формировании стилевой специфики текста, которая проявляется врешении его сюжета, композиции и образа. Таким образом, утверждениеВ. Ф. Шишмарева о том, что испанская литература до XV в.

является аренойвнешнего влияния, не находит подтверждения по меньшей мере в отношенииязыка.12ГЛАВА 1. ОСНОВЫ ЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ ТЕКСТА ИПРИНЦИП ИМПЛИЦИТНОСТИ1. Текст как модель речемыслительной деятельностиИзучениетекстапредставляетсобойодноизпопулярнейшихнасегодняшний день направлений в лингвистике, а также в ряде смежныхдисциплин, таких как литературоведение, герменевтика, философская эстетика,культурология.Важностьтекстовыхисследованийпризнаетсятакжевпсихолингвистике, лингвосинергетике и других отраслях, возникших на стыкенаук, не говоря уже о прикладных дисциплинах. Е.

Н. Левинтова насчитывает 20наук, занимающихся различными аспектами текста (см. [Левинтова 1992]).Достаточно самого поверхностного, беглого ознакомления с проблематикойновейшей специальной литературы, чтобы убедиться в том, что интерес квопросам текстовой семантики и текстовой структуры в последнее время заметновозрос. Вместе с тем в современной лингвистике все настойчивее звучит мысль оперспективности рассмотрения традиционных проблем грамматики в текстовомракурсе. И это вполне объяснимо, поскольку текст представляет собойуникальныйобъектлингвистическихисследований,описаниекоторогосоответствует моделированию речемыслительной деятельности (РМД) во всех ееаспектах, доступных методологии современного языкознания.Это положение вытекает из определения модели в лингвистике. Подмоделью в современном языкознании понимают «искусственно созданноелингвистом реальное или мысленное устройство, воспроизводящее, имитирующеесвоим поведением (обычно в упрощенном виде) поведение какого-либо другого(“настоящего”) устройства (оригинала) в лингвистических целях» [ЛЭС 1990:304].

Что же касается ее свойств, то «в идеале всякая модель должна бытьформальной (т. е. в ней должны быть в явном виде и однозначно заданы исходныеобъекты, связывающие их отношения и правила обращения с ними) и обладать13объяснительнойсилой(т. е.нетолькообъяснятьданныеилифактыэкспериментов, необъяснимые с точки зрения уже существующей теории, но ипредсказывать неизвестное раньше, хотя и принципиально возможное поведениеоригинала…). <…> Содержание термина “модель” в современной лингвистике взначительной мере охватывалось ранее (в особенности Ельмслевом) термином“теория”» [там же]. В определении данного феномена существенно то, что «вотличие от копий и имитаций модель не становится в ряд с оригиналом, апротивопоставлена ему как его материальная или идеальная схема, отображениенекоторых его сторон, его принципа, устройства и т.

п.» [Никитин 1996: 187]. Мыакцентируем это свойство модели, поскольку оно, на наш взгляд, удачно отражаетспецифику текста (речь идет об идеальном тексте, лежащем в основе всехконкретных текстов на данном языке) как очень важного, но тем не менеечастного аспекта общей теории языка. Подтверждением тому являются спорыотносительно правомерности признания знакового статуса текста (см. [Дымарский2001: 26-36]). Действительно, между структурой базовых языковых знаков, знаковв традиционном понимании, т.

е. слов, и организацией их линейных комбинацийсуществует ряд различий. Достаточно сравнить денотат слова, легко определимыйввиду своей кодифицированной закрепленности за данным означающим, и весьмарасплывчатый, порой требующий усилий при выявлении текстовой денотат, неговоря уж о текстовом десигнате, в то время как в структуре лексическогозначения наблюдается стройный порядок связанных между собой сем. Что жекасается отношений между элементами системы, то вопрос о текстовой парадигмеявляется открытым: даже если возможно установить парадигматическиеотношения между текстами, то говорить об исчислимости объектов вряд ливозможно.Но текст обладает свойством, выгодно отличающим его от слова.

Своейструктурой текст отражает закономерности языкового и, вероятно, неязыкового,авербального мышления (см. [Кривоносов 1996: 562]) и вербализации мысли. Висследовании этих процессов текст выступает главным объектом, составляющим,14на наш взгляд, достойную альтернативу столь популярному в современнойотечественной когнитивистике понятию концепта. Ср.: «Концепт – дискретнаямногофакторнаяментальнаяединицасостохастической(вероятностной)структурой» [Никитин 2005в: 18]; именно концепты с их функциональнымимодификациями (или операциональными модусами) и концептуальными связямипризваны систематизировать мир, моделировать ментальные миры сознания,создавать семантическую типологию синтаксических структур [там же: 19-34].Однако концепт не является ни единицей структурной организации языка, ниединицей коммуникации, между тем как текст выполняет обе указанные функции,а потому являет собой модель, или теорию, языкового мышления и языковойкоммуникации.Моделирующий статус текста имеет два аспекта: субъектный и объектный.Субъектнаясторонаформированиятекстамоделируетречемыслительнуюдеятельность субъекта, иными словами, «языковое существование личности»(Б.

М. Гаспаров) в его полноте. Только в тексте, как в «готовом» продуктеречемыслительной деятельности, имеет место опредмечивание свойств субъекта(М. П. Брандес), т. е. их имплицирование, поддающееся распредмечиванию впроцессе анализа (интерпретации) текста. Объектный аспект текста-модели связанс отражением объективной реальности, т е.

с процессами семиотизации. Такимобразом, на сегодняшний день текст является единственным лингвистическимобъектом, позволяющим исследовать закономерности речемышления и языковоготворчества личности. Рассмотрим преломление этих аспектов в современныхлингвистических теориях.Начнем обзор с оригинальной концепции – лингвистики языковогосуществования Б. М.

Гаспарова, в которой получили развитие малопопулярные впрошлом веке идеи психологического направления в языкознании, знаменитоготрудами В. фон Гумбольдта, Х. Штейнталя, А. А. Потебни и др. (Попутноотметим, что прямая наследница этого научного направления, психолингвистика –наукапопреимуществуэкспериментальная,т. е.вбольшейстепени15психологическая, нежели лингвистическая отрасль. Благодаря же теоретическимположениям, высказываемым Б. М. Гаспаровым, достижения психолингвистикимогут быть поставлены на службу лингвистической теории.)По мнению автора концепции, наша «жизнь с языком» и «в языке», инымисловами,«языковоесуществованиеличностипредставляетсобойпродолжающийся на протяжении всей жизни процесс взаимодействия с языком»[Гаспаров 1996: 5].

И далее – «всякий акт употребления языка – будь то процессвысокой ценности или мимолетная реплика в разговоре – представляет собойчастицу непрерывно движущегося потока человеческого опыта. В этом своемкачестве он вбирает в себя и отражает в себе уникальное стечениеобстоятельств, при которых и для которых он был создан: коммуникативныенамерения автора, всегда множественные и противоречивые и никогда не ясные доконца ему самому; взаимоотношения автора и его непосредственных ипотенциальных, близких и отдаленных, известных ему и воображаемыхадресатов; всевозможные “обстоятельства” – крупные и мелкие, общезначимые иинтимные, определяюще важные или случайные, – так или иначе отпечатавшиесяв данном сообщении; общие идеологические черты и стилистический климатэпохи в целом, и той конкретной среды и конкретных личностей, которымсообщение прямо или косвенно адресовано, в частности; жанровые и стилевыечерты как самого сообщения, так и той коммуникативной ситуации, в которую оновключается; и наконец – множество ассоциаций с предыдущим опытом, так илииначе попавших в орбиту данного языкового действия: ассоциаций явных исмутных, близких или отдаленных, прозрачно очевидных и эзотерических,понятийных и образных, относящихся ко всему сообщению как целому илиотдельным его частям.» [Там же: 10] (Курсив наш.