Диссертация (Философская публицистика современной России генезис и потенциал познания), страница 8

«Если,например, философа беспокоит вопрос: “А чем сны в состоянии невесомости8990Приложение. С. 216.Там же. С. 213.32отличаются от снов в обычной кровати, с хорошим отоплением”, он чрезвычайно взволнован этой мыслью, и, в конце концов, не выдерживает и пишеттекст, полагая, что они отличаются тем-то, и тем-то, это будет полноценнаяфилософская эссеистика. Но она публицистикой не будет, потому что онанепосредственно не касается ни одного медийного вопроса»91, – подчеркнулфилософ.Слово «эссеистика» присутствовало еще в трех интервью. Так, по мнению Г.

Л. Тульчинского, философская публицистика и философская эссеистика есть приблизительно одно и то же. Н. Л. Елисеев заявил, что выводитьсловосочетание «философская эссеистика» в отдельное понятие – значит«нарушать принцип бритвы Оккама, умножать сущности»92. Хотя существование философской публицистики интервьюируемый не отрицал: «Все жеГефтер не публицист или не просто публицист. И Розанов /…/ не просто философ. Здесь мы прилагательное разрешим»93.

К. Г. Фрумкин в процессе беседы изменил свое мнение. Отталкиваясь от полной синонимизации указанных вербально концептов, он впоследствии развел их следующим образом:«Публицистика больше связана с политической пропагандой. Эссеистика более лирична. Эссеистика идет к литературным журналам, а публицистика – кежедневной прессе, именно к газетам»94. Себя Фрумкин в результате отнес,скорее, к эссеистам, чем к публицистам: «потому что я мало пишу о текущихделах, все мои философские публикации – журнальные и довольно большиепо объему»95.С точки зрения Г.

Л. Тульчинского, философская публицистика – одиниз «способов философствования»96. Другие способы, которые выделил ученый, – систематическая философия (ярчайшие представители – Г. Гегель,Там же. С. 216.Там же. С. 256.93Там же. С. 257.94Там же. С. 242.95Там же.96Там же. С. 223.919233И. Фихте); философствование в виде афоризмов (М. Монтень, Б. Паскаль; распространено в буддистских философских практиках); басенная форма философствования; романный способ, создающий развернутый литературныйтекст (Л. Н. Толстой, Ф. М.

Достоевский).«Философствовать могут и сами философы, и журналисты, и писатели,и вообще более или менее задумчивые люди. Они ставят перед собой вопросыо каких-то важных, если не сказать предельных, проблемах человеческого существования: жизни и смерти, отношении к самому себе, к обществу, любви,дружбе, заботе, надежде. Философствуют все, даже сантехники.

Но положитьна бумагу, выразить свои мысли может не каждый. То есть нужна некая культура письма и, может быть, мысли»97, – отметил Тульчинский.Философская публицистика, по мнению Тульчинского, – «контекст философской культуры», «общественно-политический бульон, из которого чтото выпадает в осадок (в качестве идей. – Прим авт.)». Этот способ философствования «демонстративно публичен», «это месседж, адресованный широкому кругу людей»98.К. Г. Фрумкин воспринимает философскую публицистику как двухосновное явление.

Она, с одной стороны, включает в себя «философски экипированную политическую публицистику»99. С другой – «философствование, ноболее облегченным литературным способом», «не обременяющее себя библиографическим аппаратом»100. По его мнению, общественная потребность вфилософской публицистике никогда не была сильной. Подобные тексты возникали по инициативе людей с оригинальной биографией – таких, как «Бердяев, который нигде никогда не работал; Розанов, который был в душе философом, но кормился журналистикой»101.

Это было предложение, «возникаю-Там же.Там же. С. 223, 227.99Там же. С. 243.100Там же.101Там же. С. 244.979834щее без спроса», «существующее милостью редакторов, больше чем читателей»102.«Философская публицистика есть специально приготовленное блюдо,довольно искусственное. Оно незаконное, потому что пресса не предназначенадля публикации философии, – заявил Фрумкин. – Пресса должна быть популярной, философия не может быть слишком популярной, пресса должна бытьмассовой, философия не может быть массовой»103. Неестественный и необычный синтез между мирами периодической печати и философии поддерживается благодаря одной из особенностей современной культуры: «Наша культура такова, что в ней все смешивается со всем.

И два любых сегмента обязательно имеют буферную зону, где происходит плодотворение. Даже если дляэтого нет никаких оснований»104, – отметил Фрумкин.К. А. Крылов связал философскую публицистику с творчеством «публичных интеллектуалов». Деятельность ее авторов – Н. Чомски, Б. Анри-Леви,Ж. -П. Сартра, В. В. Розанова, В. Г. Белинского, Л. Н. Толстого – также можноописать с помощью термина «социогуманитарный мыслитель» или русскоговыражения «властитель дум». Публичные интеллектуалы, в представленииКрылова, работают с «общественным мнением»105.

«Философия здесь превращается в инструмент политической ангажированности, – подчеркнул Крылов.– Она становится вторичной. Ты пытаешься продвинуть определенное отношение к вещам: не научить, не прийти к истине, хотя ты и можешь считатьсвою точку зрения правильной.

Но к ней не применимо понятие истины, потому что это слито с понятием должного. Используется аппарат философии,но здесь она является /…/ служанкой политических взглядов»106.Н. Л. Елисеев предпочел перечислить несколько ключевых особенностей философской публицистики. Первой чертой он назвал «популярщину» –Там же. С. 247.Там же.

С. 244.104Там же. С. 247.105Там же. С. 232.106Там же. С. 235.10210335«философ пытается объяснить довольно сложные вещи довольно простымязыком на простых житейских примерах»107. Второй чертой стала «обращенность к современности, к неким современным проблемам, прежде людям неизвестным»108.

В качестве третьего свойства были упомянуты «действенность,агитационность, злободневность, мелкость повода, полемичность и актуальность»: «Прочтя ее (философскую публицистику – прим. авт.), ты должен подумать, но, подумав, обязательно что-то сделать, как-то поступить, принятьчью-то сторону»109, отметил литературный критик.

Четвертым свойством философской публицистики для респондента стал жанр – «философская публицистика – то, что печатает философ не в специальных журналах и не в монографиях, а в периодических изданиях»110.В результате Н. Л. Елисеев пришел к следующему выводу: философскаяпублицистика представляет собой мост между вечностью и современностью,она является «попыткой взглянуть на быстро меняющиеся явления современности с точки зрения вечности»111. По мнению литературного критика, потребность и возможность для написания таких текстов появились благодаря христианству и демократии. В обоих случаях обычные люди получили право надиалог с бесконечным, предельным. «Каждый может рассуждать не только оценах на урожай или нефть, но и о цене жизни и смерти, о добре и зле, обустройстве Вселенной»112, – отметил Елисеев.Наиболее размытым оказалось представление о философской публицистике В.

И. Рокотова. В его понимании, подобные тексты – это «слово философа, откровение»113. В таком качестве, к примеру, можно рассматривать«Миф о Сизифе» Ж.-П. Сартра, предположил драматург. В современной российской действительности В. И. Рокотов, по его признанию, философскойТам же. С. 253.Там же.109Там же. С. 254.110Там же. С.

253.111Там же.112Там же. С. 258.113Там же. С. 261.10710836публицистики не встречал. «Мне встречалась гражданская публицистика. Аеще шизофрения и пропаганда, облеченные в похожую форму»114, – отметилавтор «Литературной газеты». Свои тексты Рокотов также отнес к гражданской публицистике и описал их следующим образом: «Моя публицистика носит восходящий характер.

Она адресуется к сложности. Но доберется она доступени, где ее назовут философской, или нет... – кто знает? /…/ Философскаяпублицистика – это светлое будущее публицистики, которая пока пребываетво мраке»115.Как философскую, так и гражданскую публицистику Рокотов связывалс насущной потребностью общества в самопознании, самопреображении, самоизлечении от кризисов. К примеру, свое обращение к печатному словуВ. И. Рокотов объяснял шоком от перестройки: «Моя публицистика – результат пережитой трагедии.

Обрушилась огромная страна. Под обломками погибли миллионы людей»116. В результате возникла и индивидуальная, и общенародная необходимость минимизировать последствия катастрофы, настроитьмысли соотечественников на более созидательный лад, привести «коллективный разум в движение», сделать социальную структуру «менее уязвимой». Иэто побудило автора писать. «Общество можно уничтожить, но его можно ивоссоздать»117, – заявил респондент.Подведем предварительные итоги. Мы обнаружили, что среди собеседников есть разночтения, связанные с применением терминов «философскаяпублицистика» и «философская эссеистика».