Диссертация (Особенности передачи имён собственных при переводе русских художественных текстов на южнославянские и западнославянские языки), страница 10

Сумма употреблений коннотативного имени вхудожественных текстах определяет особую значимость и сложность еголингвокультурного значения. Имя собственное в художественной литературе,вписанное в образную (и, как уже было сказано, в аксиологическую) структурутекста, в значительной степени превосходит имя нарицательное степенью вотношении своей коннотативной насыщенности.Тем самым включённость в национальную языковую картину мираопределяетвозникновениеифункционированиевязыкенационально-специфической лексики, к которой относятся и имена собственные.

Национальнокультурная специфика антропонимов актуализируется через коннотативныйпотенциал, накопленный в процессе их функционирования в рамках определеннойлингвокультурной общности [Зубкова 2012: 78].Болеетого,именасобственныеспособнымаркироватьсамусферунационально-культурной и принадлежности их носителя. Онимы, в частностиантропонимы, в отношении национально-культурной принадлежности могутиметь репрезентативный, близкий к нарицательному смысл.

Например, Бартек,Матек, Кахна, Марина (Bartkowie, Maćkowie, Kachny, Maryny) – имена «типично52мазовецкие», о чём свидетельствует А. Мицкевич в поэме «Пан Тадеуш»[Makarski 2003: 118]; Иван – это символическое имя русского, и более того,«какой-нибудь Иван Иванович» – в русской традиции обозначение любого,«среднего» человека (ср. в «Пословицах русского народа»: Всякий черт ИванИванович [Даль 1957: 705]).

Однако в переводе транскрибированная форма IwanIwanowicz, к тому же содержащая отчество, напротив, становится экзотическойдлязападнославянскогочитателя.Приэтомформарусскогоотчества,этимологически эквивалентная форме сербской, белорусской и польской фамилии,в современном употреблении является по отношению к ним омонимичной, из-зачего переводчик прибегает к их намеренному разграничению. Кроме того, вдругих языковых традициях может существовать иной стереотип именованиярусского: так, у болгар коннотативным значением ‘русский’ обладает имя Алёша.Эта особенность, связанная с национально-культурной маркированностью имёнсобственных, оценивается исследователем как «одна из наименее эксплицитных ипотому не воспринимаемых как переводческая проблема» [Гринштейн 2002: 90] –даже в сравнении с полностью перешедшими в разряд нарицательных именаминаподобие фриц или ганс.

Однако именно эта особенность семантическогонаполнения nomina propria – национальная репрезентативность, связанная систорической памятью («ретроспективной интертекстуальностью» [Кашкин 2010:227]), – напрямую связана с трудностями их представления в переводе.§ 4. Имя собственное в переводе и явление прецедентностиПеревод, направленный прежде всего на понимание текста, призванучитывать культурный фон, стоящий за текстом, с одной стороны, и сложившийсяв сознании предполагаемого читателя, с другой.

Между тем И.В. Гюббенетразличает фоновое знание и вертикальный контекст: последний, по её мнению, в53отличие от фонового знания, является принадлежностью единицы текста и невсегда доступен (как правило, по большей части недоступен) в равной степениавтору и читателю текста [Гюббенет 1991: 7]. Поэтому особый интерес иотдельную сложность представляет перевод художественных текстов, которыеявляются прецедентными для культуры языка оригинала. Явление прецедентностинеоднократно получало объяснение с позиций лингвопрагматики [Красных 2002;Караулов 2004; Маслова 2004; Косиченко 2006; Голубева 2007; Флейшер 2014 идр.] Оптимальное объяснение феномена прецедентности предлагает Д.Б. Гудков:прецедентный текст определяется им как «законченный и самодостаточныйпродукт речемыслительной деятельности», который «хорошо знаком любомусреднему члену лингвокультурного сообщества»; «обращение к нему многократновозобновляется в процессе коммуникации через связанные с этим текстомвысказывания и символы» [Гудков 2003: 106].

В силу неизбежного различияуровня прецедентности того или иного текста для представителей разных народовполностью адаптировать восприятие такого текста или отсылок к немупредставляется не только невозможным, но и нецелесообразным.Феномен прецедентности проявляется не только на уровне текста, но и науровне конкретного собственного имени. К прецедентным для той или инойкультурыименамотносятимена,связанныесширокоизвестными(прецедентными) для носителей соответствующей культуры текстами илиситуациями [Красных 2002: 48; Гудков 2003: 108; Маслова 2004: 53], в том числеимена-эталоны – обычно тоже национально детерминированные.

Прецедентныеантропонимы составляют то, чтоназывается«персоносферой культуры»[Яковенко 2013: 12].Прецедентное имя может быть употреблено в художественном тексте как вденотативной,такивконнотативнойфункции(экстенсиональноилиинтенсионально), то есть для именования или для характеризации того или иного54объекта. Эффект экспрессивности, связанный с характеристикой и оценкой,выступает основным фактором употребления прецедентных имён в тексте[Бирюкова2012:135]–преимущественновпублицистическомилихудожественном, где существенна аксиологическая составляющая имени.Всемантикеонимов(вчастностиантропонимов)контекстимеетопределяющее значение: так, фамилии в системе реальных антропонимов неявляютсямотивированнымиивыступаютлишькаксоциальныезнаки.Мотивированность им придаётся контекстом произведения [Прокудина 1985: 145],причём для реальных и вымышленных автором имён роль контекста проявляется вразличнойстепени:особенноважнаонадлявымышленныхавторомантропонимов.Ппри употреблении в тексте прецедентного имени коннотативный элементзначения выходит на первый план; экспрессивный эффект порождается именно засчёт актуализации его коннотативных компонентов [Гудков 2003: 156].

Онимы, неотносящиеся к прецедентным в строгом понимании этого термина, оказываютсяспособны передавать разнообразные дополнительные имплицитные смыслы засчёт контекста. По этой причине категория прецедентности имени собственногозаслуживает отдельного рассмотрения в тех случаях, когда имя функционирует вхудожественном тексте, который по определению насыщен имплицитнымисмыслами и способен актуализировать потенциальные значения ономастическихединиц.Исследователи говорят об аналогии между передачей в переводе имёнсобственныхислов,обозначающихнационально-специфическиереалии[Прошина, Шевелева 2001: 72; Катермина 2009: 3; Рябова 2009; Алексеева 2010].Тем более ярко бывает выражен национально-специфический компонент вконнотативном наполнении онима, который будет отличаться характернымиформантами, а в плане содержания нести определённые ассоциации.

В связи с55этим представляется обоснованным употребление термина «ономастическаяреалия». С. Флорин, С. Влахов подразумевают под реалией само слово, а необъект (референт), названный им: «термин «реалия» в значении «реалия-слово»достаточно укрепился в переводоведении <...>, чтобы не уточнять его при каждомупотреблении» [Флорин, Влахов 1980: 7-8]. Таким образом, имена собственныесами по себе трактуются как реалии и включаются исследователями в общиеклассификации реалий.Аналогично могут быть интерпретированы смысловые производные такихонимов – nomina propria в функции апеллятивов, которые также осмысляются какодна из групп безэквивалентной лексики того или иного языка [KorzenickaBerczyńska 2004: 46].

Д.С. Мгеладзе определяет антропонимы, используемые (илексикализованные) в переносном значении, как антропономы: «в каждом языкеможно отметить какое-то количество антропономов, <…> бытующих только вданном языке или в одном из диалектов данного языка» [Мгеладзе 1970: 158].Лексикализация собственных имён в функции апеллятива – явление,распространённое в славянских языках (как в литературных, так и в народномязыке), что находит соответствующее отражение в общей славянской языковойкартине мира.

Трансформируясь в апеллятивы, отонимные образования могутобладать разной степенью прецедентности, узнаваемости, различаются поинтенсивности и направлению ассоциативного семантического наполнения вблизкородственных языках. Так, производные от деминутивов одного и того жекрестильного имени Barbara польск. basia ‘белка’ [SJP] (возможно, изономатопеи), словацк. barbora ‘контрабас’, ‘божья коровка’ [Habovštiak 1980:282]; для сравнения, в русском языке этимологический аналог Варвара являетсяэтнокультурно насыщенным, не переходя в апеллятив. Имена собственные в ролиапеллятивов сохраняют свойственную им оценочную коннотацию; более того,оценочное значение в них зачастую актуализируется.56Наряду с распространённым пониманием культурно-специфической реалиикакединицыбезэквивалентнойлексикисуществуетпредставлениеобассоциативных реалиях. Не всякая реалия соответствует ассоциативной лакуне,поскольку последняя предполагает экспрессивное наполнение безэквивалентноголексического компонента [Иванов 2006: 134].

Таким образом, ономастическиереалии, предполагающие за собой раскрытие определённого ассоциативного фона,могут быть рассмотрены как ассоциативно безэквивалентные единицы лексики.В основе дополнительных действий переводчика при представлениибезэквивалентных единиц текста лежит лексико-семантическая трансформация,допускающая, впрочем, сохранение семантической структуры при измененииплана выражения. К разновидностям такой трансформации могут быть отнесеныродо-видовая замена, выражающаяся в конкретизации или генерализациипонятий, и описательный перевод, необходимый в отсутствие однозначносоответствующейреалиивкультурепринимающегоязыка.Лексико-семантические видоизменения текста требуют интерпретации оригинала, котораязачастуюпротивопоставляетсяпереводукактаковому.И.И. Ревзин,В.Ю.

Розенцвейг определяют интерпретацию как трактовку текста с «обращениемк действительности» [Ревзин 1964: 59]. Тем самым, в задачи переводчика входитпрежде всего аналитическое прочтение произведения, которое, по И. Левому, исоставляет суть интерпретации [Левый 1974: 54].Переводческую конкретизацию, заключающуюся в прояснении значенияпереводимой лексической единицы, следует отличать от конкретизации какчастногослучаяродо-видовойзамены.Вслучаяхмногозначностиилиаллюзивности имени собственного конкретизации предшествует интерпретация,которая выступает как обязательный этап в процессе перевода и связана саналитическим прочтением текста подлинника, тщательным осмыслением онима,вплоть до восстановления протонима или изначально точного написания онима57(именно поэтому в словацком переводе романа «Белая гвардия» И.

ИзаковичаЛовская улица названа Ľvovská: вариант Ловская представляет собой результатопечатки во французком издании романа в 1927 г. [Лесскис 1999: 107]. Ср.: вчешском переводе А. Моравковой улица Мало-Провальная представлена как MaláJáma, что не является формально близким к названию реально существующейулицы Мало-Подвальной настолько, насколько это могло было замышленоавтором). По этой причине переводческая конкретизация, прежде всего припереводекультурнозначимыхлитературныхпроизведенийсособеннонасыщенной образной системой, представляется неизбежной.