Т.А. Иванова. Избранные труды, страница 8

Безусловно, те серьезные противоречия, которые обнаруживаются при решении этих вопросов у разных авторов, объективно объясняются прежде всего самим материалом, имеющимся в нашем распоряжении и допускаюШим взаимоисключающие интерпретации. Прежде всего обратимся к историческим свидетельствам о наличии письменности у славян, к свидетельствам, часто носящим легендарный харакгер н поэтому в недостаточной степени достоверным. Заметим, что все известные свидетельства иностранцев о письменности у славян вообще (и у восточных славян — в частности) идут от времени п о с л е деятельности Кирилла и Мефодия.

Так, все свидетельства арабских историков и географов о наличии письменности у восточных славян относятся к Х в. Собственно славянские свидетельства о письменности у славян содержатся прежде всего в Житиях Кирилла и Мефодия, составленных, по всей видимости, их учеником Климентом Охридским; затем в Сказании о письменах Храбра, сочинении, не только посвященном специально славянскому письму, но и полемически противопоставляющем его греческой письменности; наконец, в так называемой Солунской легенде и Успении Кирилла.

Во всех этих источниках имеются указания на сушествование письменности у славян до великоморавской миссии солунских братьев. Так, в Успении Кирилла сообшается, что до поездки в Моравию, где Кирилл перевел греческие книги на славянский язык, он точно так же ранее в Брегальнице, действуя среди местного населения, написал для них книги «славянским языком». О том же факге (крешении болгар на реке Брегальнице и создании для них азбуки, состоящей из 32 букв) сообшается в Солунской легенде. Но это деяние в данном памятнике приписывается уже не Кириллу Солунскому, брату Мефодия, а Кириллу Каппадокийскому Эти противоречивые сведения, естественно, вызывалн столь же противоречивые объяснения.

Так, Й. Иванов приписал Кириллу из Каппа- 28 докии изобретение глаголицы, что, с его точки зрения, должно было объяснить наличие восточных элементов в этом славянском алфавите. А Ем. Георгиев считает, что Кирилл Каппадокийский участвовал в составлении кириллицы: придя с Востока, он мог дополнить греческий алфавит семитскими по происхождению знаками (Ш, Ч, Ц).

Кажется, что правильное объяснение этим легендарным данным дал Цв. Тодоров. Он считал, что и в том и в другом произведении отражено смешение исторических фактов, связанных с миссионерской деятельностью как Кирилла Каппадокийского, так и Кирилла Солунского и обусловленное тем, что они были тезками.

Такое случайное приписывание деяний одного исторического лица другому — явление, достаточно распространенное в средневековой литературе. Таким образом, по Цв. Тодорову, в Солунскую легенду проникло сообщение об «изобретении» Кириллом из Каппадокии славянской азбуки, а в Успение Кирилла— сведения о его миссионерской «деятельности» в Брегальнице. Следующим источником, содержащим сведения о письменности у славян, является Житие Кирилла. Здесь в главе, посвященной моравской миссии солунских братьев, приводится ответ Константина Философа императору Михаилу 111 на его предложение возглавить моравскую миссию.

Г1. А. Лавров так (с моей точки зрения, удачно) передал смысл ответа Константина: «Вы хотите иметь священные книги иа вашем языке? Но как мог бы я вам их дать, раз вы не имеете своих письмен? Вы просите вещь совершенно невозможную и абсурдную, как писать на воде. Или вы хотите, чтобы я изобрел что-нибудь новое и рискнул бы таким образом быть принятым за опасного новатора». Таким образом, это очень важное место Жития Кирилла, предшествующее сообщению об изобретении им славянского алфавита, недвусмысленно свидетельствует о том, что как Михаилу 111, так и самому Константину Философу перед его поездкой в Моравию какое-либо славянское письмо было неизвестно.

Это, безусловно, находится в противоречии с У111 главой того же Жития, где сообщается об обретении Константином на Корсуни Евангелия и Псалтыри, написаиных «русскими» буквами. Конечно, это противоречие возникает лишь при условии, если под «русскими» буквами понимать восточнославянское письмо, отождествляя его при этом либо с глаголицей (Григорович, Черных), либо с кириллицей (Георгиев, Истрин). Последнее мнение мне представляется абсолютно невероятным: возможно ли, чтобы Константин свое собственное (греческое, ибо в основе кириллицы лежит греческий алфавит) письмо назвал «русским»?! Могла ли у него возникнуть необходимость при усвоении этого письма различать, как это сказано в Житии, гласные и согласные, сопоставляя их со своим языком, если в своем звуковом значении буквы кириллицы и греческого алфавита совпадали? Что касается мнения о том, что под «русским» письмом следует понимать глаголицу, то и оно не представляется убедительным.

Не считая возможным видеть в сообщении о «русских» Евангелии и Псалтыри позднейшую интерполяцию, так как оно содержится во всех списках 29 Жития Кирилла, я по-прежнему придерживаюсь точки зрения тех ученых, которые видят в слове «русские» («рушкие», «роские») искаженное «сурьскы» (ьь) — «сирийские» 1письмена]'. Главным и, безусловно, достоверным источником наших сведений о существовании письменности у славян в докирилло-мефодиевский период является Сказание о письменах Храбра. В этом произведении, с одной стороны, совершенно определенно утверждается, в полном согласии с Житием Кирилла, что до изобретения им славянской азбуки славяне «книг», т.

е. собственно славянской письменности, не имели, с другой — названы два периода в развитии письменности у славян в докирилло-мефодиевское время; это, во-первых, языческий период «черт и резон», употреблявшихся славянами для счета и при совершении (языческих) обрядов, и, во-вторых, период христианизации славян, когда они стали употреблять для своих нужд греческое или латинское письмо, но «без устроения».

И хотя до нас не дошли ни славянские «черты и резы», ни греческое или латинское письмо «без устроения» докирилло-мефодиевского времени, тем не менее сообщение Храбра о наличии в славянской культурной истории этих двух периодов не противоречит научному представлению о развитии письма у разных народов мира от примитивного к «устроенному». Более того, оно подтверждается фактами значительно более позднего времени. Таким образом, не приходится сомневаться в том, что до миссионерской деятельности солунских братьев и даже позже славяне могли пользоваться «неустроенным» (неприспособленным) греческим или латинским алфавитом и что славянизация их, т.

е. приспособление («устроение») для нужд славянской речи, могла происходить постепенно. Об этом с убедительностью свидетельствуют граффити на стенах Круглой церкви в Преславе, опубликованные Ив. Гошевым: например, в прилагательном «божия» буквы Б и Ж (отсутствующие в греческой азбуке!) — глаголические. Очевидно, греческий алфавит, подвергаясь славянизации, мог на начальной стадии включать глаголические знаки, лишь позднее стилизованные под греческий унциал.

Храбр, назвав Константина Философа создателем первого собственно славянского алфавита, в своем Сказании, однако, ни разу не обмолвился о том, что у славян было две азбуки, и нигде не сказал, какую именно азбуку изобрел Константин-Кирилл Солунский. Это обстоятельство также породило дискуссию; но, как мне представляется, есть больше оснований считать, что Храбр имел в виду глаголицу, что может быть аргументировано целым рядом высказываний этого средневекового автора. К наиболее убедительным аргументам могут быть отнесены следующие.

1. Сочинение Храбра представляет собой апологию славянской письменности и полемически направлено против греческого письма, со- ' Сме «1ванпва Т. А. Еще раз о «русских письменах» 0 Советское славяноведение. 1969. № 4 (см. также наст. изд.). 30 зданного язычниками и в течение длительного времени подвергавшегося реформированию. Но ведь и кириллица является тем же греческим письмом, хотя и «устроенным» для нужд славянской речи, т е. в ней собственно продолжаются те реформы греческого алфавита, о которых Храбр пишет осуждающе, противопоставляя славянскому письму, созданному Константином как вполне совершенное.

2. Другим доказательством того, что Храбр имел в виду глаголицу, могут служить два из приведенных им десяти слов, которые включали собственно славянские звуки, и, следовательно, при использовании греческого письма «без устроения» написать их греческими буквами «добре» было невозможно. Такими словами являются 3'вло и адь. Как известно, в кириллице особого знака для передачи звонкой свистящей аффрикаты не было. В тех памятниках кирилловского письма, в которых отражено употребление этого звука, используется модифицированная буква З, в основе которой лежит греческая буква. Знаки же и и з в древнейших кириллических памятниках употреблялись только в цифровом значении. В глаголице для аффрикаты существовала особая буква, отличная от буквы ч.

Таким образом, Храбр, назвав 3'йао, имел в виду глаголический алфавит, содержавший в своем составе различие между знаками аффрикаты и щелевого согласного. К такому же выводу можно прийти и в отношении слова ядь. Следовательно, рассуждая о создании Константином Философом славянского алфавита, Храбр имел в виду глаголицу и сам пользовался именно ею. 3.

Наличие в глаголице определенных структурных признаков также подтверждает, что она действительно может быть признана плодом индивидуального изобретательства, созданием одного лица — Константина Философа: а) в глаголице имеется знаковая мотивированность, т. е. связь между буквой и звуком, не харакзерная для исторически сложившегося письма; б) в глаголице наблюдается знаковая вариативность и симметричность ряда букв, что обычно свойственно алфавитам, появившимся в результате индивидуального изобретательства; в) в глаголице отразилась несомненная ее связь с восточными (арамейскими) алфавитами, что хорошо объясняется знакомством Константина Философа с такими алфавитами; г) наличие в глаголице символов христианской религии говорит не только о том, что этот алфавит — плод индивидуального изобретательства, но и о том, что он был создан специально в миссионерских целях. Кроме того, области распространения глаголицы (западнославянские земли, Хорватия и Македония, где старшими учениками Кирилла и Мефодия была создана Охридская книжная школа) также косвенно свидетельствуют в пользу того положения, что создателем глаголицы был Константин-Кирилл Солунский.