Фукуяма конец истории (966859), страница 47

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 47)

адекватная основа для понимания происходящих в мире процессов и обеспечивал

интеллектуальную поддержку послевоенному созданию НАТО и других военных

союзов с Западной Европой и Японией,

Реализм -- вполне подходящая точка зрения на международную политику для

пессимистического века, и он вполне естественно вырос из биографий основных

его проводников. Например, Генри Киссинджер лично испытал, как

цивилизованная жизнь превратилась в брутальную схватку за власть, когда ему

пришлось в детстве бежать из нацистской Германии. В своей дипломной работе

по Канту, написанной в студенческие годы в Гарварде, он критиковал точку

зрения Канта на исторический прогресс и предлагал иную, временами

приближавшуюся к некоему нигилизму: что нет ни Бога, ни секулярного

механизма, подобного Универсальной Истории Гегеля, который мог бы придать

смысл потоку событий. История есть хаотическая и непрерывная

последовательность схваток между нациями, в которой у либерализма нет особо

привилегированного положения.³⁸⁴

Но вклад раннего реализма в американскую внешнюю политику не должен

заставить нас закрыть глаза на серьезные его дефекты как основы взгляда на

международные отношения -- и как описания реальности, и как указаний для

формирования политики. Потому что реализм стал чем-то вроде фетиша среди

"искушенных" в международной политике, которые часто воспринимают допущения

реализма некритически, не видя аспектов, в которых эти допущения уже не

соответствуют современному миру. Устойчивость этой теоретической основы,

пережившей назначенное ей время, привела к некоторым довольно странным

предложениям о том, как надо мыслить и действовать в мире после "холодной"

войны. Например, предлагали, чтобы Запад постарался сохранить Варшавский

договор, поскольку биполярное разделение Европы как раз и обеспечило тот

мир, который царил, на континенте с 1945 года,³⁸⁵ и утверждали,

что конец раздела Европы положит начало большей нестабильности и

напряженности, чем это было в период "холодной" войны, а средством против

этого может послужить намеренное распространение ядерного оружия на

Германию.³⁸⁶

Оба эти предложения вызывают мысль о враче, который, проведя ракового

больного через долгий и мучительный процесс, химиотерапии, добился ремиссии,

а теперь отчаянно пытается убедить пациента продолжать химиотерапию, потому

что в прошлом она была успешной. Продолжая лечите болезнь, которой больше

нет, реалисты предлагают дорогую и опасную терапию здоровым пациентам. А

чтобы понять, почему пациент в сущности здоров, надо снова рассмотреть

предположение реалистов о причине болезни-- то есть о войне между нациями.

24. СИЛА БЕССИЛЬНЫХ

Реализм -- это теория, утверждающая, что напряженность, агрессия и

война -- перманентные возможности в международной системе государств, и что

это состояние -- состояние человеческое, то есть такое, которое не может

быть изменено возникновением конкретных форм и видов человеческих обществ,

поскольку коренится в неизменной природе человека. В поддержку такого мнения

реалисты указывают на преобладание войн в истории человечества, от первых

кровавых битв, описанных в Библии, и до мировых войн двадцатого века.

Все это звучит интуитивно правдоподобно, но; реализм покоится на двух

шатких фундаментах: непозволительном редукционизме относительно мотивов и

поведения человеческих обществ и отказе учитывать вопросы Истории.

В своей чистейшей форме реализм пытается изгнать все соображения

внутренней политики и вывести вероятность войны только из структуры

международной системы. Согласно одному реалисту, "конфликт между

государствами -- дело обычное, поскольку международная система создает

мощные стимулы для агрессии... Государства стараются выжить в этой анархии,

максимально усиливая свою мощь по отношению к другим

государствам..."³⁸⁷ Но эта чистая форма реализма скрыто

возвращает в высшей степени редукционистские допущения относительно природы

человеческих обществ, составляющих международную систему, ошибочно

приписывая эти допущения "системе", а не единицам, ее образующим. Например,

совершенно нет причины предполагать, что любое государство в анархическом

международном порядке должно ощущать угрозу со стороны другого государства,

если нет причины думать, что человеческие сообщества сами по себе

агрессивны. Международный порядок, описываемый реалистами, очень напоминает

естественное состояние Гоббса, где человек находится в состоянии войны всех

против всех. Но гоббсовское состояние войны возникает не из простой жажды

самосохранения, а потому что самосохранение сосуществует с тщеславием или

жаждой признания. Если бы не было людей, которые желают навязать другим свои

взгляды, в частности, людей, пропитанных духом религиозного фанатизма, сам

Гоббс бы сказал, что первобытное состояние войны вообще никогда бы не

возникло. Одного самосохранения мало, чтобы объяснить войну всех против

всех.

Мирное естественное состояние -- именно это постулировал Руссо. Он

отрицает, что тщеславие или amour-propre для человека естественно, и

утверждает, что естественный человек, жертва страха и одиночества, по сути

своей мирен, так как его немногие эгоистические потребности легко

удовлетворяются. Страх и незащищенность ведут к постоянному стремлению не ко

все большей власти, а к изоляции и покою: естественное состояние населено

травоядными личностями, которые вполне готовы жить и давать жить другим,

лишь бы ощущать собственное существование без зависимости от других людей.

Или, говоря другим языком, мир рабов, стремящихся к сохранению собственного

естественного существования, был бы свободен от конфликтов, потому что лишь

господ влечет в кровавую битву. Вполне возможно представить себе

анархические системы государств вполне мирные, в которых вопросы

биполярности и многополярности абсолютно несущественны, если постулировать,

что человеческие сообщества ведут себя подобно человеку в естественном

состоянии Руссо или рабу Гегеля, то есть если их единственный интерес

заключается в самосохранении. Реалистское утверждение, что государства

воспринимают друг друга как угрозу и поэтому вооружаются, берется не столько

из исследования системы, сколько из скрытого предположения, что человеческие

сообщества в своем международном поведении напоминают гегелевского

господина, ищущего признания, или тщеславного первого человека Гоббса, а не

робкую личность Руссо.

Факт, что мир в исторических системах государств был столь трудно

достижим, отражает другой факт: некоторые государства ищут не только

самосохранения. Как гигантские тимотические личности, они ищут признания

собственной ценности или достоинства на династической, религиозной,

националистической или идеологической почве, и при этом заставляют другие

государства сражаться или покоряться. Поэтому исходной почвой войны между

государствами является не самосохранение, а тимос. Как человеческая история

началась с кровавой битвы всего лишь за престиж, так международный конфликт

начинается с борьбы за признание между государствами, которая есть

изначальный источник империализма. Поэтому реалист: ничего не может вывести

из голых фактов распределения сил в системе государств. Такая информация

приобретает смысл, только если сделать определенные допущения о природе

обществ, составляющих систему, а именно: что по крайней мере некоторые из

них стремятся не только к самосохранению, но и к признанию.

Раннее поколение реалистов, таких как Моргентау, Кеннан, Нибур и

Киссинджер, допускали в свой анализ некоторые соображения о внутреннем

характере государств и потому могли лучше объяснить причины конфликтов, чем

"структурные" реалисты более поздней академической школы.³⁸⁸

Первые хотя бы признавали, что движущей конфликта должно быть человеческое

желание господства, а не механическое взаимодействие в системе бильярдных

шаров. И тем не менее реалисты всех мастей тяготели к весьма

редукционистским объяснениям поведения государств, когда говорили о

внутренней политике.

Трудно, например, понять, как реалист, подобный Моргентау, может

эмпирически доказать, что борьба за власть является, как он утверждает,

"универсальной в пространстве и времени", поскольку есть бесчисленные

примеры того, как и общества, и личности действовали по иным мотивам, нежели

желание укрепить свою относительную власть и силу. Греческие полковники,

уступившие власть гражданским в 1974 году, или аргентинская хунта, ушедшая в

1983 году от власти навстречу возможному судебному преследованию, -- оба эти

случая трудно описать как "борьбу за укрепление своей власти".

Великобритания в последней четверти девятнадцатого века приличную часть

своих национальных сил посвятила приобретению новых колоний, в частности в

Африке, а после Второй мировой войны почти столько же сил затратила на

ликвидацию своей империи. Турция до Первой мировой войны мечтала о

пан-тюркской или пан-туранской империи от Адриатики до Центральной Азии, но

впоследствии под руководством Ататюрка отказалась от этих империалистических

целей и отступила в границы компактного национального государства в

Анатолии. И неужели страны, стремящиеся к уменьшению, можно считать такими

же примерами борьбы за усиление, как и те страны, что стремятся к расширению

путем завоевания и военного строительства?

Моргентау возразил бы, что эти примеры действительно иллюстрируют

борьбу за власть, потому что есть разные формы власти и силы и разные пути к

ним. Некоторые государства стараются сохранить имеющуюся у них мощь путем

политики статус кво, другие -- путем политики империализма, а третьи

стараются продемонстрировать свою мощь путем политики престижа.

Деколонизирующаяся Великобритания или кемалистская Турция равно стремятся к

максимальному увеличению своей мощи, потому что вынуждены консолидироваться.

Уменьшаясь, они гарантировали себе мощь на долгосрочную

перспективу.³⁸⁹ Государство не обязано стремиться к увеличению

мощи традиционными способами военной и территориальной экспансии: того же

можно достигнуть путем экономического роста или возглавив борьбу за свободу

и демократию.

Но при дальнейшем рассуждении становится очевидно, что определение

"мощи" или "власти" столь широко, что охватывает и цели государств,

старающихся уменьшиться, и цели государств, использующих насилие и агрессию

для расширения территории, а потому теряет свое описательное или

аналитическое значение. Такое определение не помогает нам понять, почему

страны начинают войны. Ибо ясно, что некоторые проявления "борьбы за

власть", столь широко определенной, не только не угрожают другим, но явно

имеют положительное значение. Например, если мы будем трактовать поиск

экспортных рынков Южной Кореей и Японией как проявления борьбы за усиление,

то такая борьба может вестись обеими странами к взаимной выгоде и выгоде

всего региона в целом, потому что регион получит доступ к постоянно

дешевеющим продуктам.

Очевиден факт, что все государства должны стремиться к мощи для

достижения своих национальных целей, давке если эти цели не выходят за рамки

простого выживания. Поиск усиления в этом смысле, конечно же, универсален,

но значение его тривиально. Совсем другое дело -- сказать, что все

государства стремятся максимально увеличить свою мощь, в частности военную.

И в каком же смысле будет полезно считать современные государства вроде

Канады, Испании, Голландии или Мексики такими, которые стремятся к

максимальной мощи? Каждое из них определенно стремится стать богаче, но это

богатство желанно ради внутреннего потребления, а не для укрепления своей

Характеристики

Список файлов реферата